Елизавета Сагирова - Лето придёт во сне. Приют

Я с наслаждением запустила пальцы в густые, блестящие локоны подруги. Мои собственные волосы, хоть и более длинные, были скучны, как пасмурный день. Такие же серые и невзрачные, абсолютно прямые, без малейшей игривой волны, они уныло свисали по плечам и спине. А заплетенные в косички выглядели, как два мышиных хвостика. Я вообще походила на мышь. Даже папа часто окликал меня: «Мышка!» Он говорил, – это потому, что я маленькая и шустрая, но подозреваю, внешность тоже имелась в виду, учитывая мои под стать волосам серые глаза и худое, заострённое личико. Вряд ли жизнь в коррекционном приюте прибавила мне очарования, так что рядом с Яринкой я смотрелась, как горстка пепла на фоне пламени.

Но, честно говоря, меня это не беспокоило. Я была ещё не в том возрасте, чтобы переживать из-за внешних данных. Скорее радовалась, что на меня меньше обращают внимания, и я (Мышка же!) могу незамеченной проскользнуть мимо учителей и воспитателей, в то время как Яринка неизменно цепляла их взгляды и вызывала придирки.

Пока я аккуратно разделяла на пробор роскошные пряди подруги, она нетерпеливо болтала ногами и косилась на наших соседок по дортуару, которые так же помогали друг другу с причёской. Это была наша давняя игра – кто быстрее закончит заплетаться. Мне она уже поднадоела, но Яринка ревностно следила за тем, чтобы я и она всегда выходили победительницами. И у нас это обычно получалось, но подозреваю, не потому, что мы преуспели в парикмахерском искусстве – просто у наших противниц волосы были не в пример длиннее наших – ниже пояса. Мои же доставали только до середины спины, Яринкины вообще едва прикрывали плечи. Объяснялось это просто – у нас в Маслятах длинные волосы не приветствовались, уход за ними отнимал слишком много времени, а время всегда требовалось на что-то более важное. И если взрослые девушки и женщины ещё старались как-то с этим справляться, то детям оно было и вовсе ни к чему. Поэтому я никогда не носила волосы ниже плеч, и только здесь, в приюте, они начали отрастать. А Яринка свои сама время от времени подрезала, хоть это и было запрещено.

Но наши соседки – совсем другое дело. Несмотря на то что с ними судьба обошлась не намного лучше, чем с нами, они не утратили веру в правильность всего, чему нас учили. Обе находились в приюте с пяти лет, с того самого возраста, в котором осиротевших детей распределяли из домов малютки по приютам и интернатам.

Одна из девочек – голубоглазая, светловолосая, с длинным звучным именем Анастасия, но сама такая маленькая, худенькая и вечно чем-то испуганная, что звали её все только ласкательно-уменьшительно Настусей. Родители Настуси не были ни расписаны, ни венчаны, состояли в блудном сожительстве, но умудрялись это скрывать, пока не появился ребёнок. Когда же преступление раскрылось, их осудили за прелюбодеяние и лишили родительских прав. Ни отца, ни матери Настуся больше никогда не видела, и впредь видеть не желала, она была преисполнена стыда за родительский грех, за своё незаконное происхождение, и старалась забыть всё, что было с этим связано.

Вторая девочка, Зина, походила на Настусю не больше, чем Яринка – на меня. Смуглая, черноволосая и чернобровая, с необычным кошачьим разрезом карих глаз, она тоже бросалась в глаза и тоже со временем грозила превратиться в красавицу. Но как раз необычная внешность и стала проклятием Зины. Мать зачала её от иноверца, одного из тех, что бежали с Востока после того, как туда сбросили ядерные бомбы. Её муж заподозрил неладное, когда увидел новорожденную Зину, разительно отличающуюся от других детей в роддоме. Была проведена экспертиза ДНК, которая и выявила его не причастие к появлению на свет смуглой и черноволосой девочки. После чего мама Зины отправилась в колонию, а сама Зина – в дом малютки. Она, как и Настуся, осуждала свою мать, не хотела иметь с ней ничего общего и не терпела никаких упоминаний об обстоятельствах, при которых появилась на свет.

Думаю, что и Зине, и Настусе повезло больше, чем нам с Яринкой. Они не помнили родителей и не знали другой жизни, кроме той, какой жили сейчас. Их с пелёнок учили тому, что правильно, а что нет, как они должны себя вести, какими стать в будущем. И потому их желания и стремления были скучны, предсказуемы и правильны, как воскресная служба. О чём вообще может мечтать православная девочка, к какой цели стремиться? Выйти замуж, чтобы родить не меньше трёх детей, тем самым исполнив свой долг перед людьми и Богом. Вот и всё. Стремиться к чему-то большему для нас было не только бесполезно, но и небезопасно.

Поэтому и Зина, и Настуся послушно мечтали о чём положено, не смотря на то что их мечтам вряд ли суждено было сбыться. У выпускниц коррекционного приюта почти нет шансов выйти замуж. Бесприданницы, сироты, с плохой наследственностью, с тянущимся за ними, как дурной запах, родительским позором… Кому они нужны, если полно чистых девушек из порядочных семей? Нет, нашим соседкам, как и нам, дорога после приюта была одна – в общежитие, на производство, до конца дней. У нас никогда не будет своего жилья – женщина на Руси может владеть имуществом, только став вдовой и унаследовав его от мужа. И если за осиротевшими мальчиками оставалось право наследования собственности их родителей, даже если те умерли или получили пожизненный срок, то девочки оставались ни с чем. И выход из этого «ничего» был только один – замуж. Полная безысходность.

Настуся и Зина спасались от этой безысходности мечтами о том, что они станут скромными, добродетельными и женственными, такими, что их просто не сможет не взять в жёны какой-нибудь хороший человек. Но мы с Яринкой смотрели на жизнь куда более цинично. И грезили об ином.

Я – как немного подрасту, убегу в тайгу и буду там искать деревню, наподобие Маслят, где живут свободные весёлые люди, где можно носить джинсы, лазить по деревьям и сколько угодно стрелять из рогаток. Кто знает – вдруг и мои родители тоже окажутся там?

Яринка мечтала убить отца. Дальше этого её планы не заходили. А может, заходили, но она предпочитала не рассказывать об этом даже мне.

Поэтому дружба с Зиной и Настусей у нас не заладилась. Нет, мы не ссорились, жили мирно, болтали по вечерам, обсуждали новости и даже помогали друг другу с домашним заданием, но никогда ни мне, ни Яринке не пришло бы в голову делиться с ними секретами или начать дурачиться, сцепившись на полу, как это делали мы вдвоём.

Яринка заплела вторую косичку, перетянула кончик резинкой, соскочила со стула и радостно крикнула:

– Мы опять первые!

Настуся лишь бледно улыбнулась, а Зина из-под чёрной завесы волос пренебрежительно фыркнула. Похоже, ей, как и мне, эта игра уже надоела.