Радомира Берсень - Не обижайте женщин. Часть 2

– Азгаро́т!

Темнота в центре вздрогнула и забурлила, удушливый запах забился в каждый угол, отчетливо отдавая горящей резиной и тухлыми яйцами. Что-то гулко вздохнуло, отчего заколебались нити огня над свечами и вздрогнули стены.

– Азгарот!

Пол подпрыгнул, подтолкнув ее снизу. Но Ромулла сидела прочно, скрестив ноги, ничто не могло ее сдвинуть с места. Она знала, что тот, кого она вызывает, пытается сместить свечи и затянуть ее внутрь круга, очерченного ими.

– А вот хрен, – тихо сказала она и с такой силой потянула кверху ладони, что у нее заболели плечи. – Азгарот!!!

– Я здесь, – неохотно ответил ей густой рыкающий бас, заполнивший всю комнату. – Чего ты хочешь?

Ромулла вгляделась: внутри круга, очерченного свечами, обрисовались контуры громадного существа с безобразной башкой, увенчанной двумя парами рогов. Она ухмыльнулась.

– А то ты не знаешь. – Ответила она, не проявляя никакого страха. – Сколько у меня еще времени?

Тот заворочался, отчего огненные нити стали выгибаться то в одну, то в другую сторону, будто прутья клетки. Затем засунул огромную лапищу себе за спину и вытащил оттуда весы с двумя подвесными чашами. Поставив их перед собой, звероподобный собеседник кивнул женщине:

– Смотри.

Ромулла, как завороженная, уставилась на весы: на каждой чаше была насыпана горка песка. Только с одной стороны его было больше, а с другой – меньше. Песок тонкой струйкой сыпался откуда-то прямо из воздуха, наполняя то одну, то другую чашу. Она потянулась, чтобы лучше разглядеть весы, но вовремя спохватилась, отпрянув назад. Нужно быть осторожной и не пересекать линию, обозначенную свечами. Демон усмехнулся. Разумеется, он не станет пододвигать весы ближе. С самой их первой встречи он жаждет забрать ее с собой. И ладно бы еще это было приглашение на работу, но становиться его кровавой куклой Ромулле вовсе не хотелось. Она вздохнула и прищурилась, затем с сомнением спросила:

– Разве он не прибавил себе еще? Вон он какой злой в последнее время. Бесится постоянно. Меня бьет. Наверняка ведь и на коллегах срывается. Сегодня набросился с кулаками на незнакомого человека.

Демон наклонился, Ромулла ощутила его зловонное дыхание и поморщилась. Его широкие приплюснутые ноздри втягивали аромат ее тела.

– Ты не успеешь, – вкрадчиво сказал он и высунул длинный раздвоенный язык. Просунул его между огнями свечей и нежно лизнул ее в шею. – Твоя душа – дороже.

– Нет, не так! – Возразила она, отодвинувшись назад. – Я не могу быть дороже! Что такого я сделала-то? Он – злой человек, мерзавец, распускающий руки. Чем я могу быть хуже его?

Азгарот поворочался в тесном пространстве, но пронзительно светящийся контур, равномерно заставленный свечами, сдерживал его.

– Мне тут тесно, – пожаловался он и хитро прищурился, – давай лучше уберем все это. И поговорим. Если ты дашь мне немного свободы – разве я не отвечу тебе взаимной уступкой?

– Ты? Нет, не ответишь. Ты демон. Ты вообще никогда и ничего доброго не делаешь и делать не можешь. – Жестко, уверенно сказала Ромулла и еще настойчивее повторила свой вопрос:

– Почему я? Почему не он? Ты знаешь как много зла творит этот человек?

Демон закинул голову назад, царапая рогами стену и гулко захохотал так, что все вокруг затряслось.

– В том-то и дело, дорогуша, что ничего особенного он не творит. Твой муж – трус. Он бьет тебя, это верно, ну еще немного срывается на окружающих – но немного. Потому что он трус. Но больше никаких злых дел он не делает. Вот, посмотри на весы, вот чего стоят его разминки с твоим телом в качестве груши. Да, он накинулся сегодня на какого-то несчастного – и даже разбил ему нос. Взгляни! – Он приподнял весы и ткнул ими в сторону Ромуллы. Струйка песка качнулась и продолжала наполнять правую, более тяжелую чашу. – Твои дела куда страшней. Сегодня он дважды бил тебя и один раз другого человека, что ж, вот те песчинки, которые за это упали на его чашу весов.

– Не слишком много. – Мрачно заметила Ромулла, скрестив руки на груди. Демон обрадованно закивал.

– Вот именно – не слишком. У тебя осталось всего семь дней. Если за это время твой муж сотворит что-то по-настоящему мерзкое, что-то непростительное, если чаша его грехов перевесит твою, тогда я заберу его. А тебя пока что не трону. Но лишь до тех пор, пока ты не проживешь до конца те годы, которые были положены ему. Так что рано или поздно мы все равно встретимся … дорогая. И первое, что я с тобой сотворю – это медленно сниму с тебя кожу. А потом знаешь куда я тебе засуну этот вот палец? – Он торжественно показал ей свой палец, размером с половину человеческой ноги. Палец увенчивал огромный кривой коготь с зазубринами.

– Хватит! – Резко выкрикнула Ромулла и вжалась в стену. Азгарот гримасничал и облизывался. Ему не терпелось забрать ее прямо сейчас, но защитные письмена и особые свечи, сделанные из человеческого жира и крови, пополам с осиновым пеплом, не пускали его. Он обнажил свои огромные желтые клыки и ссутулился, пытаясь проникнуть наружу, приблизиться к Ромулле. Она властно выставила перед собой ладонь, и он снова захохотал.

– Думаешь, у тебя есть власть надо мной? О, есть, но это лишь временно. Как только твой срок жизни закончится, я обрету власть над тобой.

– Ну уж нет, – хищно улыбнулась она. – Поверь, я заставлю этого говнюка сотворить что-нибудь такое, отчего содрогнется весь мир. Если уж этот псих до сих пор мне подчинялся – разве я его не заставлю?

Песочная струйка вдруг загустела, стала толще, и правая чаша стремительно пошла вниз.

– Прекрати это! – Взвизгнула Ромулла в ужасе. – Я ведь ничего не делаю!

– Но мне нравятся твои планы, – вкрадчиво прошептал демон и снова выпрямился, вперив свои отливающие темным огнем глаза в весы. – Посмотри, ты еще только подумала об этом – а твоя чаша стала наполняться. Твоя беда, дорогая, в том, что твой муж человек импульсивный. Он не продумывает свои гадости – как ты. Он просто поднимает руку и бьет. Или ругается. Это, безусловно, тоже грех. Но примерно в половину короче, чем тот, который имеет замысел. Понимаешь, о чем я? Ты проделываешь бо́льшую работу – ты гневаешься, ты желаешь, ты придумываешь, ты тщательно убиваешь в себе совесть и, наконец, ты совершаешь свой поступок. А он всего лишь совершает поступок. Поэтому ваши чаши никогда не сравняются. И уж тем более, его чаше ни за что не перевесить твою.

Он радостно ухмыльнулся и хотел было засунуть весы обратно себе за спину, но вдруг забеспокоился, приблизив их к глазам. Струйка песка вздрогнула и отклонилась, заставляя левую чашу медленно потянуться вниз. Ромулла слегка подалась вперед, чтобы лучше видеть происходящее.

– Так-так-тааак, – протянул Азгарот, поворачивая весы то так, то сяк, струйка песка неумолимо лилась на левую чашу. Ромулла радостно встрепенулась.