Павел Когоут - Палачка

Доктор Тахеци понял, что небо услышало его мольбы, и решил довести дело до логического конца.

— Идите, — торжественно произнес он, — и катайтесь! Неизбежно наступает минута, когда молодому человеку суждено самостоятельно вступить на лед жизни, а родителям не останется ничего другого, как с тревогой следить за ним. Я рад, что в такую минуту моя дочь найдет в вас опору, которая не даст ей поскользнуться. Я буду рад еще больше, если вы станете водить ее также в библиотеки, картинные галереи и музеи, чтобы она убедилась: мир многолик, и у человека всегда есть возможность нового, — продолжал доктор Тахеци значительно, — выбора. А больше всего я буду рад, если вы, талантливый сын простого человека, объясните ей, дочери интеллигента, в каком она долгу перед обществом. И потому двери нашего дома для вас всегда будут, — заключил он, увлекшись и машинально открывая дверь в прихожую, — открыты!

Пани Тахеци догадалась, что у него на уме, и решила, он еще больший глупец, чем она думала. Правда, когда дело касалось дочери, в нем словно включался какой-то радар, но русская буква «ерь» и прочие проблемы, над которыми он вечно бился, постоянно сбивали его с верного курса, как магнит отклоняет стрелку компаса. Она рассудила, что сейчас настал тот самый психологический момент, когда троянский конь мужа должен показать зубы.

— А я, милый пан Машин… — начала она и запнулась, — простите, как вас зовут?

— Рихард, — просипел Рихард.

— А я, милый Риша, — продолжала пани Тахеци, взяв его под руку и дружески проходя с ним мимо доктора Тахеци, который все еще держался за ручку двери, — присоединяюсь к благодарностям, пожеланиям и обещаниям мужа, который, как видите, немного утомлен, я приглашаю вас и от его имени завтра к нам на обед, после чего вы с Лизинкой пойдете кататься на коньках. А сейчас желаю вам спокойной ночи. Как и муж, я рада, что у Лизинки есть такой милый и порядочный, — прибавила она, открывая перед ним входную дверь и протягивая руку для поцелуя, — одноклассник.

— Пока, — сказал ничего не соображающий Рихард, поцеловал ей руку и вывалился из квартиры.

Пани Тахеци заперла за ним дверь, прошла мимо мужа обратно в комнату, многозначительно взглянула на дочь и стала убирать со стола.

— Секунду! — крикнул доктор Тахеци, кидаясь к входной двери. Подергав ручку, он понял, что дверь заперта, и снова ринулся в столовую.

— Где ключ? — крикнул он жене.

— Какой ключ? — спросила жена, осторожно складывая одна на другую глубокие, мелкие и десертные тарелки с узором в виде сердечек.

— Ключ от входной двери! — крикнул муж.

— А в замке его нет? спросила жена.

— Нет! — крикнул муж.

— Ты хорошо посмотрел? — спросила жена.

— Хорошо! — крикнул муж.

— Посмотри получше, — сказала жена и осторожно понесла дорогой сервиз на кухню.

— Его там нет! — закричал он, возвращаясь из прихожей.

— Кого? — спросила жена.

— Ключа! — крикнул муж.

— Он не мог выпасть из замка? — спросила она.

— Не мог! — крикнул муж.

— Включи свет и посмотри еще раз, — сказала жена и осторожно опустила дорогой сервиз в мойку.

— Он исчез! — крикнул он жене, возвращаясь снова.

— Кто исчез? — спросила жена.

— Ключ! — крикнул муж. — Ключ от двери! От двери в квартиру!

— Ах, ключ! — сказала жена, услышав, как за окном затормозила и вновь отъехала машина, — А на обеденном столе его случайно нет?

— С какой стати ему быть на обеденном столе? — крикнул муж.

Пани Люция вошла в комнату и молча показала на стол. На нем оставалась лишь статуэтка, которую туда поставил доктор Тахеци.

— Видишь! — крикнул он. — Тут ничего нет! Пани Люция подняла статуэтку. Под ней лежал ключ.

— Тот, кто хочет что-то найти, — сказала она ледяным тоном, — не должен искать задницей.

Пока он трясущимися руками отпирал дверь, прошло еще немало времени. Наконец он выбежал из дома, вокруг не было ни души. На тротуаре и на мостовой сверкал снег. Длинные ряды освещенных окон смягчали яркое сияние звезд. Издалека доносилась чудесная мелодия рождественской коляды. Доктор Тахеци вздрогнул от холода, чихнул и нырнул обратно в подъезд. Гнев придавал ему силы — и он прыгал через две ступеньки. "Одноклассник! — повторял он про себя. — Я вам покажу одноклассника!" Он знал, что его запала надолго не хватит, и потому хотел навести в семье порядок прямо сейчас, любой ценой, раз и навсегда.

Перед дверью своей квартиры он обнаружил, что оставил ключ в замке с другой стороны. Он позвонил. Никто не отозвался. Он проклинал тот день, когда поддался на уговоры и купил вместо нормального звонка эту идиотскую пищалку. Он постучал. Безрезультатно. Он стал колотить. Никто не открыл. Рассвирепев, он принялся барабанить в дверь обеими руками.

Почти одновременно открылись двери всех остальных квартир на лестничной площадке, и на пороге появились соседи с детьми. Они с изумлением смотрели, как доктор филологических наук, пыхтя, как паровоз, колотит в собственную дверь. Тут наконец открыла дверь и пани Тахеци.

— Неужели хотя бы в сочельник, — укоризненно сказала она, — ты не мог побыть с семьей? Ах, — воскликнула она, словно только сейчас заметила сходку на лестничной площадке, — добрый вечер. Муж просто решил немножко пройтись…

Доктор Тахеци оглянулся. Глаза детей горели живым интересом, в глазах мужчин сквозили удивление и зависть. Он хотел было засмеяться, чтобы разрядить ситуацию, но в этот момент чихнул, и оба звука слились в рев. Тогда он решил сделать хотя бы извиняющийся жест рукой, но еще раз чихнул, потерял равновесие и, пошатываясь, ввалился в прихожую.

— Извините, — со сдержанным достоинством сказала пани Тахеци соседям, медленно закрывая дверь. — Счастливого Рождества!

В глазах женщин светилось сочувствие.

Доктор Тахеци вновь очутился в угловой комнате. На первый взгляд здесь ничего не изменилось. На елке тихо потрескивали свечи. Под елкой живописно громоздились подарки. На столе мирно стояли тарелки в цветную полоску, а между ними — статуэтка. Сообразив наконец, что именно она изображает, доктор Тахеци обрел второе дыхание. Гнев, отвращение, бессилие — все смешалось в бурлящую массу, готовую взорваться.

— Так, — тихо произнес доктор Тахеци, но его ноздри уже начали раздуваться. — Довольно! Мясо вернуть, обед отменить, коньки запереть в шкаф, а девчонке и носа из дома, — продолжал он все громче, и на шее у него стали набухать жилы, — не высовывать! Если я в какой-то момент позволил себя уломать, разрешил учиться в этой гнусной школе, с которой я тоже еще разберусь, то уж ни секунды не потерплю, чтобы за ней увивался выкормыш, — ревел доктор Тахеци с налившимися кровью глазами, — палача!

Он схватил статуэтку и швырнул ее об пол с такой силой, что та отскочила, разбив два елочных шара, и приземлилась прямо в Вифлееме, раскидав Святое семейство, вола и осла. Сама статуэтка, как ни странно, не только осталась цела, но и стала выглядеть по-другому: теперь девушка заносила колесо над Иисусом, а ноги юноши торчали из-под яслей, как у автомеханика из-под машины.