Алекс Бранд - Жених и невеста. Отвергнутый дар

Риф приподнял руку и слегка встряхнул ею, осторожно пошевелил пальцами. Кровь начала засыхать, превращаясь в заскорузлую багровую корку. Юля присела на корточки и открыла портфель, снова появился пенал. Она усмехнулась уголками губ, погладила кончиками пальцев вечно плывущего куда-то аквалангиста с гарпунным ружьем наизготовку. Сегодня его ружье выстрелило. Юля очнулась от секундной заминки и тряхнула головой, надо спешить, в любой момент кто-нибудь может пройти здесь. Им не может вечно везти. Нет, всегда можно сделать вид, что они просто влюбленная парочка в поиске уголка для поцелуев. Но сначала – избавиться от бинта и умыться. Юля открыла крышку и достала небольшие, но острые ножницы. Риф протянул руку, она покачала головой.

– Я сама. Давай.

Она помнила, где порез от зеркала, и перевернула кисть юноши ладонью вверх, уверенно поддела вязко подавшуюся мешанину бинта. Раз, два, три – ножницы тихо лязгнули, упав на асфальт, она отогнула повязку в стороны, Риф с облегчением высвободил руку. Он только сейчас почувствовал, как ей было тесно и душно. Прохладный воздух освежил разгоряченную кожу, отдаваясь покалыванием в пальцах.

– Дай посмотрю.

Риф не мешал, молча наблюдая, как Юля взяла на себя роль хранительницы, жены. Новые, совсем недетские мысли. Останется ли она такой – или сломается, когда немного отойдет? Ей же всего пятнадцать, девчонка, школьница. Соучастница убийства. Выдержит ли? Если она захочет уйти – он не имеет права ее удерживать. Произошедшее или свяжет их крепче любых брачных уз… Или навсегда оттолкнет друг от друга. Как же они были наивны, решив, что все позади, всего-то час назад.

– Не кровит, все в порядке. Просто порез маленький. Болит?

Она осторожно нажала пальцем, вопросительно посмотрела.

– Нет, нормально. Всё, идем, умоемся.

Риф выглянул в тихий двор, обвел глазами пустые скамейки, бордюры возле входов в парадные – излюбленное место детворы. Никого. Взгляд обежал светящуюся мозаику окон, почти везде горит свет. Время к восьми, люди возвращаются домой. Но почему… Он повернулся к Юле, настороженно наблюдавшей за ним. Нет, и об этом после. Везение не может длиться вечно. Пора домой и им. Кран в углу двора под виноградом.

– Идем. Быстро все делаем, но не суетимся. Там окна светятся. Мы идем с… Со стадиона, как раз ваш судоремонтовский недалеко. Там сейчас полно народа, и мы могли быть. Если нас увидят, пусть и услышат. Поболтаем об этом, лица не светим, там тень, нормально. Поняла? Сможешь? Улыбнись.

Юля с готовностью кивнула, на ее еще бледном, чумазом от засохших слез лице появилась слабая улыбка. Риф нахмурился. Нет. Так не пойдет. Из одной крайности в другую. Это не игра в шпионов. Он вздохнул и придержал девушку, уже шагнувшую к выходу во двор. Он очень не хотел это говорить, но знал – нужно. Он должен. Сейчас? Да. Ему не понравилась ее улыбка, возможно, Юлька просто не до конца понимает, во что влезает. Ребенок… А он – уже нет. И он за нее в ответе. Она этого не заслужила.

– Юль, стой. Послушай, – он набрал воздух, – ты должна уйти, сейчас. Пока еще не поздно. Я провожу тебя домой, но…

Девушка застыла, улыбка медленно исчезла, губы сжались в ниточку. Глаза опасно сузились. Риф знал это выражение лица, но взгляд не опустил. Он должен.

– Это не игра. Понимаешь? Совсем не игра.

Ее взгляд вдруг потерял твердость, снова затуманился слезами, губы задрожали. Она как никогда стала похожа на обиженного ребенка. Но слова, которые она произнесла… Шепотом, слышным в тишине подъезда не хуже крика. Крика в лицо. Риф молча слушал, понимая – всё. Теперь – всё.

– Ты не смеешь, слышишь? Не смеешь так со мной. Не делай из меня дурочку, Сашенька, понял? Ты не отошлешь меня, я никуда не уйду. Нет, вы оба – козлы! Что тот, что ты. Благородные какие… Отсылатели! Засуньте оба свое благородство знаете куда? Все я понимаю. Понял, фриц несчастный?

– А если меня найдут? Ты – соучастница.

– Тра-ля-ля! Не найдут. А найдут если… Я везде пойду, все расскажу, всем! Помнишь, мы фильм смотрели, как его… Там мужик тоже урода убил, жену защищал.**

– И ему семь лет дали. Наш суд, самый гуманный суд в мире.

** Отсылка к фильму "Средь бела дня"

Юля взяла его за руку и сильно сжала, заглянула в глаза.

– Значит, я тебя дождусь. И кончено.

Риф вздрогнул, услышав эти слова. И кончено. Ничего не ответил. Еще несколько мгновений тишины, мир словно замер вместе с ними. Он чуть пожал плечами, усмехнулся, кивнул на уже совсем темный выход.

– Идем. Нет, стой.

Юля раздраженно обернулась.

– Ну сейчас что?

– Лицо дай вытру, нельзя так выходить. Кровь на щеке.

– Ой… Забыла. Я сама, щас.

Она попыталась оттереть засохшее красное пятно рукой, но оно держалось. Риф плюнул на свою ладонь и несколькими движениями наскоро вытер самые заметные места. Юля послушно дала все это проделать, юноша критически осмотрел результат, кивнул.

– С пивом потянет, пошли. Прямо к крану, болтаем о футболе.

Когда они вышли из подъезда, нахлынуло четкое ощущение перехода, словно они пересекли какую-то границу миров. Тишина сменилась звуками – из окон послышались голоса, где-то включили телевизор. Юля втянула носом воздух – появились запахи, пыльную затхлость подъездов сменили кухонные ароматы. Где-то готовят ужин, семья скоро сядет за стол. С улицы донесся шум машин, гудки. Там – жизнь, там – люди. Люди, которых они почему-то не видели и не встречали все эти загадочные почти полчаса – Риф снова взглянул на светящийся циферблат. Они ускорили шаг, почувствовав, что их непонятное везение, их странная невидимость – на исходе. Мир устал ждать, устал держать Время. Они быстро подошли к невысокой зеленой колонке, стараясь не смотреть на два окна прямо за ней – там кто-то есть, и сейчас этот или эти «кто-то» их увидят и услышат.

– Коль, а как ты так сумел их аж троих обвести?

Звонкий голос отдался эхом в углах двора, Риф вздрогнул от неожиданности, Юлька же продолжила. Она наклонилась к небольшому латунному крану, раз-два – с плеском полилась вода. Наконец-то. Но быстрее…

– Ну ты, Катька, и спросила, это ж пеньки каличные были, а в воротах – дыряк голимый.

– Я думала, задавят тебя, а ты – в десятку, класс!

– Мы пскопские – мы прорвемся! Давай, домой опаздываем, грязные, как тебя маме сдавать такую? И чего ты тоже полезла гонять, сидела бы в сторонке. Дай умоюсь, ты все?

Юля с удовольствием вымыла лицо, руки и даже плеснула на волосы, попытавшись их привести в порядок "немецким гребнем", то есть просто пятерней. Получилось только с грехом пополам пригладить. Она улыбнулась, отфыркиваясь. Шепнула.

– Иди сюда, дай мне руку. Да, эту.

Она осторожно подставила ее под струю льющейся воды, стала обмывать медленными ласкающими движениями. Вода на несколько мгновений стала багровой, и тут же – снова чистой, прозрачной, прохладной, весело мерцающей в домашнем свете окна. И его рука – снова белая, тоже чистая. Они оба смотрели на нее, на бурлящую воронку уходящей под землю воды. С ней навсегда ушла кровь подонка, а они – остались. Чистые и заново родившиеся. В окнах все еще никого, никто не вошел во двор. Еще есть немного времени, совсем немного, чтобы… Юля подняла с земли брошенный окровавленный бинт. Секунда – и красный комок исчез в стоке, отправившись в долгое путешествие к морю. Все. Они выпрямились и посмотрели друг на друга, словно в первый раз. В каком-то смысле так это и было. Они никогда больше не будут прежними. Риф протянул ей руку, в другой уже был портфель.