Алекс Бранд - Жених и невеста. Отвергнутый дар

Нина Николаевна как раз накрывала ужин, когда вернулась дочь. Улыбнулась, услышав из коридора звонкое «пап-мам», Юля промчалась мимо кухни прямо в свою комнату, хлопнула дверь. Что это с ней? Она вышла в коридор и увидела Рифа, они как раз обменялись с мужем рукопожатием. Теперь придется пригласить парня ужинать. Дочь у него дни напролет проводит, и по телефону сказала, что поели. Как не накормить его? Она пригляделась к юноше, он ведь простужен или вроде того? Бледный какой-то… Нина Николаевна подошла к мужчинам.

– Здравствуй, Саша, как себя чувствуешь?

– Добрый вечер, теть Нина, нормально. Температура была пару дней, подкашливал. Уже прошло почти.

– Ну и хорошо, идемте на кухню, будем ужинать. Мама еще не вернулась?

– Сегодня вечером прилетает.

Разговаривая, они вошли на кухню, сели за накрытый клетчатой скатертью стол, Риф увидел, что приготовлено. К горлу подкатил комок и он сглотнул, отведя взгляд. В центре красовались большая стеклянная салатница с пюре и овальное блюдо с куриными котлетами, тут же кисло-сладкий соус в небольшой пиале. В другое время он бы с удовольствием присоединился – мама Юли отлично готовила. Но сегодня… Помимо воли перед глазами встал Серый, его выкаченные глаза и черный провал рта, хлещущий кровью, две блестящие багровые струйки из носа. Удушливо-кислый запах рвоты. Юлька сейчас войдет и тоже увидит. Ничего еще не закончилось. В ушах зазвенело, он почувствовал головокружение, откинулся на спинку стула. Не хватало еще грохнуться. Да что ж такое… Словно издалека донесся голос дяди Родиона, он что-то спросил, Риф повернул голову.

– Саш, мама твоя шороху, небось, навела там? Старая школа. Саш! Ты в порядке? Мать, налей ему сока, совсем бледный.

– Спасибо, теть Нина, – он взял запотевший стакан яблочного сока и осторожно отпил, смывая противный горький привкус.

Полегчало. Риф покосился на вовсю ароматящий стол, проверяя себя. Смотреть уже можно, но есть это он не рискнет. Невежливо будет. Что же делать? Как Юлька отреагирует? И надо ответить что-то Родиону Васильевичу. Про службу матери он никогда ничего не рассказывал, только Юльке. Та ахала, но хранила узнанное как могила. Риф постарался улыбнуться как можно более светски. Не смотреть на стол.

– Мама мне особо ничего ведь не рассказывает, дядя Родион. Возможно, что-нибудь в газетах потом напишут. Конечно, не упоминая имен.

Отец Юли усмехнулся.

– Понятно, что не рассказывает. Просто вот у нас на судоремонтном давно пора пошуровать, так думаю.

– Родион! – Нина Николаевна слегка повысила голос, – мальчик-то тут при чем? Саша, пей сок. А чего это Юля помчалась сразу?

Она знала, что муж давно уже возмущен кое-какими делами, втихомолку проворачивающимися коллегами на заводе. Не желая при этом «стучать», он иногда отводил душу при встречах с Сашей. Она как-то ехидно сказала ему, дескать, хочешь, чтобы парень задействовал маму – выдай за него Юльку. Будем семьей, вечерком пообщаетесь на ваши темы, по-родственному. Родион ответил сопением и промолчал. Так что нечего дергать парня почем зря. И лучше сменить скользкую тему. Так чего это дочь умчалась к себе прямо от дверей? Саша отпил еще сока, поставил стакан на стол и развел руками.

– Ну, может, живот заболел, бывает.

– Не живот, а я пепси перепила за обедом! Вот и побежала.

Все обернулись – Юля стояла в дверях, уже умытая, переодетая в мешковатые спортивные штаны и футболку, на лице улыбка. Мама погрозила ей пальцем, как можно так беспардонно…

– А что такого, я Рифу всю дорогу ныла, мол, давай быстрее. Мам…

Улыбка на ее лице вдруг потускнела – она увидела, что находится на столе. Риф напрягся. Юль, не надо. Это всего лишь котлеты и соус.

– Что, Юльча? – отец заметил перемену в лице дочери.

– Ээ, я… Я маме скажу, ладно?

Юлька что-то прошептала матери на ухо, показав глазами на стол и положив руку на живот. Риф еле сдержал улыбку, поняв. Юля выпрямилась и заявила.

– Я творог намешаю со сметаной и сахаром, хорошо? И чай. О, «картошки»! Риф, ты будешь?

– Это что еще за фокусы? – Родион Васильевич удивленно поднял брови, – мать старалась, готовила. И не подпрягай кавалера, дай ему поесть нормально.

Нина Николаевна пришла дочери на помощь, махнув рукой на мужа.

– Все в порядке, пусть творог сделает.

Риф поспешил добавить, перехватив взгляд подруги.

– Я тоже творог буду с чаем.

– Тоже живот болит? – Родион насмешливо прищурился, догадавшись, что шептала дочь на ухо матери.

Риф решил честно признаться.

– Из солидарности.

Родион Васильевич кивнул с преувеличенной серьезностью.

– Ну, разумеется. Ладно, давайте уже ужинать. Саш, точно ради мадмуазельки молочком пробавишься?

– Точно-точно, пап. Он болеет, на ночь мясное вредно.

Юлька пошла к холодильнику, по пути незаметно стукнув по спинке стула Рифа, тот благодарно прикрыл глаза. Головокружение немного отпустило, оставив дурнотное чувство нахождения в падающем самолете. Мимолетное прикосновение Юлиной руки поддержало и приободрило. Дай бог, все спишут на простуду. Сзади послышались звуки азартного перемешивания – подруга взялась за дело, ложка так и летала. Он почувствовал тепло, Юлька поставила перед ним глубокую тарелку. Творог, сметана, щедро сдобренные сахаром. Вот снова повернулась, теперь к плите. Чиркнула спичка, ровно зашипел газ, негромко лязгнуло – она поставила кипятиться чайник. Обошла стол, держа свою тарелку, и села напротив Рифа, рядом с отцом.

– Приятного аппетита, дорогие товарищи.

Родион Васильевич только головой покрутил, принявшись за пюре и котлеты, полив все соусом. Юлька покосилась на его тарелку и отчетливо сдержала рвотный позыв, поспешила опустить глаза в свою порцию и осторожно зачерпнула творог. Быстро вскинула глаза на Рифа, он ободряюще подмигнул и тоже попытался есть. Молочное они оба любили, Юлька только терпеть не могла манную кашу. Отец Юли заметил перестрелку взглядов и строго произнес.

– Мелюзга, вас кормить? Юльча, хорош уже, я сказал.

– Родя, перестань, – Нина Николаевна укоризненно посмотрела на супруга, – а вы ешьте, хватит переглядываться.

На несколько минут за столом воцарилась тишина, нарушаемая только негромким стуком вилок и ложек. Юля быстро управилась, стараясь ни о чем не думать и ничего не вспоминать. Только когда из-под быстро уменьшающегося слоя творога показалась белая поверхность тарелки, она вспомнила. Нет, не тоннель, не ужас, не хрип упавшего подонка. Ей на помощь пришло из глубин памяти другое – тоже тарелка. С красивым гербом, за сто двадцать лет краски не потускнели. Щит, разделенный надвое, в левом поле черный орел, в правом – желтые и черные косые полосы. И надпись.