Алекс Бранд - Жених и невеста. Отвергнутый дар

Она очень устала за эти четыре дня, дело было не сложным, но… Грязным. Она не любила такие. Евгения Алексеевна Рифф поджала губы, вспомнив лицо. Как он просил, как раскаивался. Поздно, милый. Тебя предупреждали. Как сказано – ваши мелкие гнусности нас не интересуют, ибо зло многолико и вечно. Бойтесь перейти границы настоящей скверны, ибо однажды вы оглянетесь и увидите нас. В этот день вы пожнете плоды. Она усмехнулась – услышь кто сейчас эти слова, решил бы, что сотрудник центрального аппарата ОБХСС некоего портового города объявляет личную вендетту. С нее станется. Неофициальное прозвище – Железная Леди. Список персональных взяткодателей «стоит» чуть меньше двух миллионов. Коллеги иногда смеялись – надо быть клиническим идиотом, чтобы пытаться «занести» той, кто плакала в марте пятьдесят третьего, у кого в знакомых – Роман Руденко, Генеральный Прокурор СССР. О, не подумайте чего, речь не о дружбе, и даже не о приятельстве. Так… Знакомые. Другой же прокурор, один из ветеранов, военных прокуроров соседней республики – родственник. Однорукий сухой старик, не потерявший выправки, ледяного взгляда и друзей. Тот еще людобой, руки по локоть в крови. Тогда еще – обе. Умному – достаточно. Идиоты же – пытались. Железная Леди ломала судьбы и карьеры, множество раз ее проклинали, ей угрожали. Многие думали, что она слетит после внезапной смерти мужа, довольно известного строителя. Якобы, не все чисто с этой смертью, и если копнуть среди его друзей, коллег… Наверняка найдется, чем замазать его вдову. Не вышло. Вот просто – не вышло. Подробности? О, не стоит. Безупречный послужной список, жесткий до жестокости характер, какие-то серьезные, но неясные связи на самом верху – все это ограждало ее от "служебного несоответствия". Тем не менее многие, очень многие зорко отслеживали ее шаги, не сомневаясь – придет день, когда она ошибется, оступится. И теперь что-то случилось с Сашей-Сашкой. С Рифом, как его прозвала Юля. Ох, не оказалось бы прозвище пророческим… Не разбиться бы о то, что тут случилось в ее отсутствие. Разумеется, она не поверила в бредни соседки о наркотиках и пьянках. Подозрения озвучила, увидеть реакцию – нет, все в порядке. Зеркало разбил. Жаль, ему больше ста лет. Но это всего лишь зеркало, его легко заменить. Не написал контрольную. Необычно. Придется пойти пообщаться в школу, погасить кривотолки. Сын молодец, решил не отсиживаться, завтра выйдет. Наверняка этого не ждут. Диагноз, конечно, с душком. Простой понос был бы лучше. Но и это не катастрофа, ему всего шестнадцать, запись успеет забыться, затеряться. И все эти мысли – бессмысленны. Она вздохнула, отпила глоток теплого чая. Сын что-то скрывает. Само по себе это нормально, он давно пользуется большой свободой. Имеет право и на тайну. Особенно, когда рядом Юля. Евгения Алексеевна улыбнулась, когда перед ее мысленным взглядом появилась эта девочка. Немного скуластое лицо со смуглым румянцем, зеленые кошачьи глазищи, крепкая стройная фигура. Честная и упрямая. Она любила ее. Воистину луч света в царстве сына, где до ее прихода были только книги и Роберта Олден. Она поморщилась, вспомнив это имя. Угораздило же, прочел и влюбился. В несуществующий образ. Всерьез. В 12 лет. Одно время даже думала посоветоваться с каким-нибудь специалистом, это увлечение начало ее беспокоить. Все прекратилось с появлением Юли. Детская дружба, потом любовь. Уже четыре года. Для Евгении Алексеевны не было секретом, что дети давно уже близки. И, значит, они уже не дети. Что же, это закономерно – если два года не расстаешься с девочкой, которую любишь, и которая любит тебя – на третий ты взглянешь на нее по-взрослому, и взгляд будет взаимным. Случилось. Она была спокойна – сын никогда не поступит с девочкой подло. Тут впору как раз сказать спасибо американскому классику – раз и навсегда научил порядочности. Она как-то посмотрела медицинские книги, которые сын читал. С усмешкой обнаружила исчерканные карандашом страницы о профилактике беременности, листки с подсчетом циклов. После перевела взгляд на двухтомный фармацевтический справочник. Да. Несколько подчеркнутых названий таблеток. Внимательно прочитала. Если выбрал что-то вредное, придется вмешаться, девочке всего четырнадцать. Потом в одном из его тайников она обнаружила солидный запас, пожалуй, потратил почти всю копилку. Хорошее импортное средство, безвредное. И где только ухитрился достать? Что же, любишь кататься – береги свои саночки. Сын берег. В последнее время Евгения Алексеевна все чаще задумывалась – что дальше? Скоро школа закончится. Ей не хотелось, чтобы ребята расстались, подобно большинству парочек. Ей не хотелось и скоропалительного брака, двоих орущих малышей и беспомощных детей-родителей на своей шее. Нет, она готова принять Юлю как невестку, хоть… Хоть завтра. Но это от сердца, ум же говорил – рано. Слишком рано. Она потерла уставшие глаза и откинула голову на спинку кресла. Почти два ночи. Сын о чем-то таинственно шептался с Юлей допоздна, позвонила около часу. Вот же не спится им… Был соблазн тихо поднять трубку параллельного аппарата и послушать. Она оборвала себя – никогда такого не делала и не сделает. Пора спать, завтра, как всегда, очень много дел. А тайны сына и его подруги – могут подождать. Ну что там может быть, в конце концов, точно ничего страшного. Когда сын ушел к себе, Евгения Алексеевна решила проверить два места – кухню и бар. Здесь могло отразиться то, что происходило. Увиденное успокоило – кусочки картофельной и луковой шелухи. Две «парадные» тарелки. Бар – ох ты ж, сотерн открыли. Это праздничное вино. Совсем немного отпили, молодцы. Столетние тарелки, выдержанное вино. Она подошла к серванту. Да, хрусталь взяли. Устроили себе праздник с картошкой и луком. Помолвку, что ли? Это, конечно, событие. На его фоне все остальное – не критично. Зеркало. Школа. Контрольная. Справка. Они с этим разберутся. Пойти заглянуть, что он делает? Нет, не нужно. Пусть отдыхает, и у него завтра нелегкий день.

Он лег, не раздеваясь. Только сейчас осознал, насколько устал за этот бесконечный день. То, что он поначалу принял за попытку объяснить и убедить, слова Пришельца о теплице – внезапно обернулось жестокой реальностью. Непрерывный праздник длиной в годы – закончился. Внезапно, ударом наотмашь. Словно они с Юлей кого-то там наверху основательно рассердили своей безмятежной жизнью. Риф замер, поняв очевидное – эта безмятежность совсем скоро должна была закончиться их расставанием. Теперь же… Мир нанес жестокий удар, но он еще сильнее сблизил их. Конечно, если Юля не передумает. Теперь они не расстанутся. История изменилась. Что-то он хотел сказать, этот пришелец из будущего, когда кинул на Юлькины колени "Конец Вечности". Они – что-то вроде собственных Аналогов, произошло Изменение Реальности? Что еще тогда их ждет, чего не произошло в той, где они были еще несколько дней назад? Риф почувствовал страх – что еще успел натворить Пришелец в ту ночь, когда неведомо каким способом сумел уйти, вырваться из ловушки собственного тела? И кто он вообще такой? Юлька говорит, военный врач. Так он сказал. Ну-ну, хороший добрый доктор, чем-то сумевший разозлить напавшую на них стаю гиен. Сделавший его убийцей. Кулак сжался. Он о чем-то жалеет? Все же – жалеет? Риф прислушался к себе – нет. Вот нет, и все. О чем жалеть, о ком? О гиене? Ему просто страшно, что найдут. Риф понимал, что с точки зрения закона он – виновен. Уроды по факту ничего им не сделали. Ржали, угрожали, нож показали. Даже мелочь не отняли. Если что, так и будут говорить – да мы шутили! Глупо, плохо, прощения просим, но – шутка юмора. Сколько угодно говори, что Юльку собирались изнасиловать – нет никаких доказательств. Так что, если найдут, а искать будут – все плохо. Очень. Сядет. На миг он почти решился встать и пойти признаться матери. Она не сдаст, она что-нибудь придумает. Она любит Юльку, и когда услышит, что ее хотели изнасиловать… Приподнявшийся уже было Риф потер лоб в раздумье – и лег обратно. Любящая девочку мама исчезнет, заработает бесстрастный аналитический механизм. Он увидел ее холодные глаза и услышал голос – что они сделали, Саша? Конкретно? Рассказывай, по минутам. Факты. И что он расскажет? Юльку и пальцем никто не тронул. Его губы искривились в горькой усмешке. Надо было сначала дать им тронуть? И только тогда он получил бы право на тот удар? Это несправедливо. Это отдает нас в их полную власть. И что самое дикое – суд будет на их стороне. К матери он не пойдет. У него нет ничего, с чем она обратилась бы к тем, кого знает. Что тогда остается? Просто просить об услуге. Мой сын убил, помогите отмазать? Ха-ха, как говорит Юлька. И маме – конец. Спасибо, сынок. Но если не признаться и его найдут – еще хуже, верно? Она не будет готова. И у нее давление… Уже давно, лет с тридцати. Никто не знает, что она каждый день принимает восемь разных таблеток. Дома есть шприцы, магнезия. Были случаи, он делал уколы, когда зашкаливало. Перепуганная Юлька сидела рядом и держала за руку, уговаривала вызвать «скорую», глаза на мокром месте. Было четкое ощущение, что она несколько раз чуть не назвала "тетю Геню" мамой. А она – отказывалась ехать в больницу. Ничего, сынок. Коли. Юлечка, не плачь. Полежу, оно спадет. Оно всегда спадает. Не нужно в больницу. Мать так и не объяснила, почему не хочет туда ехать. Так что, что делать? Риф вздохнул и пожал плечами – видимо, ничего. Придется выбирать из двух худших вариантов. И выбор – молчать. Потому что если он признается – мать пойдет с этим к другим. Очень многие обрадуются случившемуся и постараются воспользоваться. И это – стопудово. Если промолчать – не стопудово, что его найдут. Все же есть на то вероятность. И матери не придется никуда идти. Если найдут – смотри первый вариант. Он вдруг улыбнулся уголком рта – а вдруг и вправду они исчезли на полчаса и их никто не видел? Тогда еще повоюем. Да, остаются гиены. Но что-то подсказывало – полученного урока им хватило. Он убил их главаря, убил страшно, без него – они мусор, шваль. Таких Риф никогда не боялся. Конечно, какое-то время они с Юлькой походят кругами, меняя маршруты. Да и вообще, дома посидят недельку. Дом-школа-дом. Не страшно. Надо затариться фильмами, комедий набрать, фантастики. Ну и занятия, конечно. Добить бы уже этот год… Он поймал себя на том, что до сих пор не разжал кулак. Медленно расслабил пальцы и поднес руку к глазам. Вот оно что… Боль от пореза исчезла. Он вдруг приподнялся и включил лампу, снова внимательно рассмотрел. Боль исчезла. Вместе с самим порезом. Его не было.