Наталья Антарес - На орбите судьбы

Буквально сутки назад мне было глубоко безразлично, какое впечатление я произвожу на окружающих, и уж тем более не заботило меня отношение жителей Перовска к моей трудовой деятельности. Возможно, в столице, где многие знали меня еще со студенческой поры, я бы и не сумела переломить себя и выйти на улицу в рядах армии недавних безработных, а здесь я с чистой совестью начинала жизнь с нуля. Какая разница, кто и где меня увидит, если мне плевать на субъективное мнение посторонних людей?

– Нюра, скажи еще такое, имя Артур Мезенцев тебе о чем-нибудь говорит?

Меланхолично раскачивающаяся на скрипящей табуретке Нюрка едва удержала равновесие.

– Не, ну ты даешь! То она про «Рубенс» спрашивает, то про «Маленького принца»!

– Про кого? – теперь уже настала моя очередь округлять глаза.

– Ну, кликуха у него такая, у Артура у этого, – пояснила Нюрка, – у него отец – тот самый Мезенцев, который депутат. Его еще строительным королем называют, а сын его, значит, «Маленький принц». Он в этом году лицей заканчивает, где одни блатные учатся, и, наверное, в столицу уедет, а может отец его и за рубеж отправит, денег-то у них куры не клюют!

ГЛАВА VIII

– Мать у него сеть салонов красоты держит, – продолжала обрушивать на меня лавинообразные пласты информации Нюрка, – «Афродита» называется, там еще вывеска такая прикольная в форме морской раковины, может, видела? Ну, тоже для крутиков, конечно. И торговый дом «Променад» Мезенцевым принадлежит, представь, сколько они еще на аренде поднимают!– словоохотливая сестренка на мгновение приумолкла, давая мне возможность осмыслить полученные сведения, и неожиданно вплотную приблизила губы к моему уху, – слушай, Римма, а чего это ты «Маленьким принцем» интересуешься? Только не говори, что он на игле сидит…

Я невольно вспомнила два чистых озера небесно-голубых глаз Айка и решительно затрясла головой:

– Не пори чушь! На работе бабы о Мезенцевых болтали, вот я и спросила, чтобы в теме быть. Ладно, пойду-ка я в душ схожу, пока народ не набежал.

Нюрка проводила меня с откровенным недоверием во взгляде, и я прекрасно понимала, чем обосновано столь скептическое отношение к моим не особо внятным оправданиям. Сами посудите, что может связывать бывшую наркоманку и наследника строительной империи? Правильно, героин уравнивает всех вне зависимости от материального положения и социального статуса, а все условности и предрассудки дружно отходят на второй план, когда принц и нищий вместе колются одним шприцем. Ясное дело, что в ходе моих подозрительных расспросов Нюрке пришло на ум единственное относительно рациональное объяснение непонятного интереса к личности Айка, и мне не стоило по этому поводу ни удивляться, ни тем более обижаться.

В общем душе, посещение которого и без того доставляло мне не больше удовольствия, чем нахальные паразиты блохастой собаке, по невыясненным причинам отключили горячее водоснабжение, а если точнее, жильцов общаги постигло несчастье, именуемое представителями тепловых сетей красивым словом «недогрев». Великий и могучий язык, являющийся родным для подавляющего большинства местного населения, содержал бесчисленное количество непечатных вариантов, обозначающих тоненькую струйку еле теплой водички, неравномерно вытекающей из горячего крана, и каждый в меру собственной испорченности подбирал для псевдотехнического «недогрева» гораздо более емкое название. Отсутствие элементарных бытовых условий вызвало у меня настолько бурный всплеск негативных эмоций, что даже не обладая обширным словарным запасом в области нецензурной лексики, я навскидку выдала в адрес обнаглевших тепловиков штук пять весьма хлестких эпитетов. К сожалению, это был как раз тот самый случай, когда словами делу не поможешь, и, объятая глубочайшей тоской, я уныло поплелась напрашиваться на помывку к Зубаревым.

Зубаревы у нас считались чуть ли не олигархами. Немолодая бездетная чета, смирившаяся с тем, что доживать свои дни им суждено в Губаревской общаге, однажды изрядно потратилась и установила в своей квартире душевую кабину, оборудованную персональным водонагревателем, после чего моментально превратилась в объект зависти мало того, что страдающих от регулярного «недогрева», так еще и вынужденных ежедневно выстаивать продолжительные очереди жильцов.

Порой мне даже казалось, что с установкой кабины проблем у Зубаревых только прибавилось: к дверям супругов потекли орды соседей, поголовно то «опаздывающих на работу», то «приглашенных вечером на день рождения», а то и просто отчаявшихся пробиться сквозь плотные ряды более удачливых конкурентов, оккупировавших многострадальный общий душ. С наступлением лета Зубаревым вообще не стало житья, и сколько глава семьи не пытался донести до взмыленных и потных жильцов, что баня находится по другому адресу, привыкшие к обобществлению частной собственности соседи не прекращали попыток воспользоваться отдельной кабиной. Исключительно преуспели в деле комфортной помывки представленные в широком ассортименте матери-одиночки, научившиеся со временем так виртуозно давить Зубаревым на жалость, что у тех нее хватало мужества им отказать при виде остро нуждающегося в горячей воде ребенка. И при всем при этом, я в душе у Зубаревых ни разу не мылась, что автоматически опускало мой негласный рейтинг ниже нулевой отметки. Досадное недоразумение пора было срочно исправлять, так как черт бы с ним с рейтингом, но заявиться в «Рубенс» по уши покрытой уличной пылищей – это есть ни в какие ворота не лезущий моветон.

Анна Семеновна о «недогреве» была явно осведомлена, и к наплыву посетителей успела морально подготовиться, однако, увидев на пороге меня, она до того растерялась, что мигом позабыла формулу универсального отпора для нежелательных гостей.

Если в первый месяц своего появления в общаге, я считалась чем-то вроде местной достопримечательности, в последнее время на меня вообще перестали обращать внимание. К моему постоянному проживанию на кухне у тетки Василисы соседи привыкли, как к неизбежному злу, а, учитывая, что оно в одинаковой степени никому не причиняло ни пользы, ни вреда, большая часть жильцов окончательно потеряла ко мне интерес. С Зубаревыми я сохраняла стойкий нейтралитет, и, по-моему, супруги даже испытывали некоторую симпатию к одной единственной соседке, не помышляющей претендовать на душевую кабину. Поэтому, когда я робко озвучила Анне Семеновне свою просьбу, ее глаза наполнились таким выразительным немым укором, что я всерьез ожидала услышать что-то в стиле «И ты, Брут!».

Воспроизводить бессмертное высказывание Гая Юлия Цезаря мадам Зубарева, конечно, не стала, но ее кислая, будто перебродившее вино, физиономия оказалась красноречивее любых исторических цитат. Тем не менее эффект внезапности себя полностью оправдал, и в свою родную кухню я вернулась с неповторимым ощущением свежести и чистоты, несколько омраченным завистливыми взглядами Нюрки и недавно проснувшейся тетки.