Наталья Антарес - На орбите судьбы

Как же прекрасны и благословенны были те далекие времена, когда опасающиеся разоблачения дамы носили широкополые шляпки с густыми вуалями… А мне что предлагается делать? В двойной накомарник облачиться?

ГЛАВА XV

Вариант с накомарником, даже вздумай я рассматривать его на серьезной основе, выглядел абсолютно несостоятельным, благодаря слаженным действиям борцов с москитами, подчистую вытравивших досаждающих жителям Перовска кровососов, и мой вызванный полученным от Степановны «пренеприятнейшим известием» душевный разлад внезапно достиг своего апогея. Как и у всех бывших наркоманов, повышенная стрессоустойчивость не относилась к числу моих несомненных достоинств, и если до этого момента у меня еще получалось держать себя в руках и благополучно избегать истерических припадков, то сейчас почти забытая эмоциональная болтанка в полной мере дала о себе знать.

Меня нещадно душил кашель, к горлу тугим комком подступали рвущиеся наружу рыдания, голова раскалывалась от боли, глаза слезились, а накопившийся за долгие месяцы негатив настойчиво требовал выхода, заставляя дико молотить плотно сжатыми кулаками о Нюркину подушку в пестрой цветастой наволочке. Больная и подавленная, без копейки денег в кармане, с ужасающими перспективами неизбежного раскрытия своего инкогнито – это было слишком для меня одной.

Меня бешено колотило не то от холода, не то от ненависти к самой себе, я пыталась закурить, но сигарета дважды выпадала из трясущихся пальцев, а когда третья по счету попытка, наконец, увенчалась успехом, меня скрутил тяжелый, бухающий кашель, выворачивающий наизнанку пропитанные никотиновой смолой легкие. Мучительные спазмы в груди согнули меня пополам, я упала на колени рядом с холодильником и долго не могла отдышаться после очередного приступа. Единственным светлым пятном на фоне непроглядного кошмара являлось отсутствие любопытных очевидцев, и от этой случайно промелькнувшей в мозгу мысли мне вдруг полегчало до такой степени, что я сумела принять вертикальное положение без посторонней помощи, обойдясь лишь кухонной тумбочкой в качестве точки опоры.

Оставлять квартиру на мое попечение тетка Василиса считала крайне рискованным и перед тем, как уйти, надежно прятала все представляющие более или менее значительную ценность вещи, а для пущей уверенности в сохранности своего имущества еще и закрывала меня с обратной стороны. Конечно, это было невыразимо гадко и унизительно, но на совесть поработавший над моей социализацией Потапыч сформировал во мне моральную готовность к подобному отношению, и наполненные извечным подозрением теткины взгляды меня практически не задевали. Я прекрасно осознавала свое место, я понимала, что иной реакции я, в сущности, не заслужила, и для того, чтобы завоевать доверие окружающих, мне предстоит пройти тернистый путь длиною в несколько лет, однако, иногда в своей параноидальной осторожности тетка Василиса переходила все разумные границы, и меня охватывало острое желание вырваться из этой душной клетки, где я постоянно чувствовала себя кем-то средним между «дрожащей тварью» и бессловесной скотиной.

Порой я словно наяву слышала ласково шепчущий мне в ухо голос змея-искусителя, и жадно внимала соблазнительным обещаниям в мгновение ока окрасить серость промозглого мира искрящимися красками шумного фейерверка. Мне было слишком хорошо знакомо ощущение распростертой у моих ног вселенной, и я легко могла снова стать королевой мира, но, возможно, меня до сих пор спасали не успевшие потускнеть воспоминания о том, что мое королевство существовало только в моем заледеневшем от героина воображении и окружающие волшебный дворец хрупкие стены не выдерживали простейшего испытания реальностью.

Так или иначе, прогнозы тетки Василисы касательно возможного рецидива моей зависимости были столь же далеки от оптимизма, как и деревянный шпингалет от инфракрасного замка, и она искренне оправдывала свои нередко откровенно оскорбительные действия народной мудростью «Доверяй, но проверяй». И ладно бы тетка тщательно скрывала от меня только местонахождение денег, документов и своей пенсионной книжки, нет же, в стремлении обезопасить себя она пошла еще дальше и заодно спрятала с глаз долой домашнюю аптечку, состоящую преимущественно из упаковки цитрамона и средств от расстройства желудка. В случае крайней необходимости таблетки выдавались мне чуть ли под роспись да еще и с таким видом, будто бы я знала безотказный способ поймать кайф от разового приема слабительного.

В принципе, мне встречались особо одаренные товарищи, которым ничего не стоило сварить первоклассный винт практически из «топора», а также попадались изобретательные личности, виртуозно маскировавшие настоящие «колеса» вроде коды или трамала под какой-нибудь безобидный анальгетик, но меня мать-природа выдающимся талантом в данной сфере явно обделила, и потому теткины цоканья языком, хотя и переносились с хорошо разыгранным пофигизмом, меня неизменно обижали. Сейчас же, когда я в прямом смысле загибалась от головной боли, на смену банальной обиде пришло жуткое раздражение, постепенно перерастающее в стадию безучастной апатии. Раз мне нельзя ни болеть, ни лечиться, значит, остается снова лечь на матрац, сложить лапки и смиренно дожидаться либо своей безвременной кончины, либо возвращения тетки Василисы и надеяться, что ее сердце еще не превратилось в безразличную окаменелость, и она в итоге расщедрится на таблеточку аспирина.

Едкий табачный дым противно царапал легкие, но я из принципа докурила сигарету, невзирая на заметно усилившийся кашель. Вакуум в голове органично сочетался с вакуумом в душе, в какой-то момент мне начала нравиться эта звенящая пустота. Не осталось гнетущих мыслей, исчезли тяжелые переживания, все вокруг поплыло и завертелось. Вместо кривого потолка с осыпающейся известкой я вновь созерцала масштабную картину, персонально для меня спроецированную обитателями приближающейся к Земле планеты Нибиру.

Сейчас нефилимы хотели показать мне строго определенный участок, и выжженное палящим солнцем пространство неизвестной пустыни лишь мимолетно скользнуло перед моими глазами – по извилистой траектории меня несло к подножию песчаной скалы на берегу неспешно перекатывающего зеленоватые волны океана. С близкого расстояния спускающийся к воде склон выглядел ничем не примечательным куском горной породы, но после того, как управляющий моим внутренним зрением оператор неожиданно включил дальний план и многократно прибавил резкость, я увидела нечто настолько впечатляющее, что у меня перехватило дыхание от восхищения.