Олег Авгуров - Пластмассовые лица. Часть первая

***

Гарри Браун, новый юрист Джона Вайера, очень долго изучал детали контракта. Пожалуй, он потратил на это не меньше полутора часов. Всё это время он молчал, пристально всматриваясь в бумаги, и лишь раз прокомментировал написанное:

– У вас слишком жёсткие условия политики конфиденциальности. Очень жёсткие. Право, давно такого не встречал.

– Так мы же не мелкая студийка, где-то на задворках, снимающая малобюджетный арт-хаус, а всё-таки крупная компания. У нас серьёзные проекты, люди. Нам есть что защищать, и мы не можем себе позволить такие убытки из-за того, что кто-то не умеет держать язык за зубами. Согласны со мной, мистер Вайер? – мистер Морган приветливо подмигнул Джону.

– Да, согласен, – пожал плечами Джон. Ему показались эти вещи совершенно очевидными.

– Хорошо, – вдруг Гарри отложил бумаги, – условия контракта нас устраивают. Юрист повернулся к своему клиенту и сказал шёпотом:

– Отличные условия, Джон. Соглашайся. И деньги хорошие. Очень хорошие.

Джону этого было достаточно для того, чтобы оставить автограф под предложенным договором.

После подписания Гарри ушёл, а Джон ещё некоторое время общался с Рейнольдом Морганом. Разговор был абсолютно неформальным: о семье, развлечениях, новостях шоу-бизнеса. Джон покинул здание «Дримс Пикчерз» очень довольным: начиналась новая жизнь – жизнь, где будут только лучшие роли, по-настоящему великие фильмы и самые большие гонорары. И больше не надо будет стоять в очередь за всем этим. Мечты постепенно начинали сбываться.

***

По дороге Джон заглянул в одну кофейню на углу, недалеко от «Дримс Пикчерз». Кофейня называлась «Ройал Кофе». Здесь, в центре города, всё стремилось иметь соответствующий статус, поэтому даже кофейни были королевскими.

– Двойной латте, пожалуйста.

– А, я Вас узнал! Вы – Джон Вайер. Вы играли Энтони в фильме «Книжная любовь», – вдруг обратился к нему продавец.

– Да, Вы совершенно правы. Только никому не говорите, я не хочу шумихи вокруг своей персоны, – закончил шёпотом фразу Джон.

– Отличная роль, мистер Вайер! Мы с подружкой просто в восторге. Наверное, уже раз десять посмотрели этот фильм.

– Приятно слышать, что ты снялся не в одноразовом дерьме, про которое все забыли через месяц.

– Мистер Вайер, совет: закажите лучше капучино. У нас лучший капучино во всём Лос-Анджелесе.

– Да? Ну тогда я просто обязан его попробовать.

Через несколько минут свежий горячий кофе был в руках Джона. Он уже собирался расплатиться, но продавец его остановил:

– Не надо, мистер Вайер, это за мой счёт. Скажу своей девчонке, что самого Джона Вайера угощал кофе. Она просто обзавидуется.

– Спасибо тебе.. Э-э… Я забыл узнать, как тебя зовут.

– Паоло, – ответил продавец. – Паоло Манчини.

– М-м, итальянец!

– Да, родители приехали сюда в пятидесятых. С тех пор и готовим лучший капучино в этом городе.

– Спасибо тебе, Паоло, рад знакомству, – Джон поднял и продемонстрировал тёплый бумажный стакан.

– Мистер Вайер, – улыбнулся продавец, – а можно автограф? А то моя девушка не поверит, – Паоло протянул Джону буклет с продукцией кафе и чёрный маркер.

– Конечно, – ответил Джон и, что-то написав на буклете, вернул его обратно Паоло.

– Теперь твоя девушка точно поверит, – подмигнул Джон продавцу. – Хорошего дня, Паоло.

Продавец заглянул в буклет. Там поверх списка товаров было написано:

«Верь своему парню. Это действительно я, Джон Вайер, сыгравший Энтони в фильме «Книжная любовь». Желаю вам счастья и добра. Любите друг друга».

И далее следовала довольно размашистая подпись.

– И Вам хорошего дня, мистер Вайер, – опомнился продавец, оторвавшись от буклета, но Джон уже успел покинуть заведение.

День начинался замечательно. Джон шёл по улице, чуть ли не припрыгивая от радости. Ему нравилось, когда всё вот так складно получалось, когда каждая минута прожитой жизни приносила новые приятные сюрпризы. Хотелось петь, танцевать и радоваться всему, что окружает. И кофе, к слову, оказался просто отличным…

В сцене общаются два персонажа: Микки и его жена Амелия. Роль Микки исполняет Джон Вайер.

– Но разве об этом мы мечтали, Микки?

– Я так устал от такой жизни, Амелия. Устал выживать, пресмыкаться. Устал просто существовать. Мне надоело чувствовать себя безропотной, бессильной букашкой. Хочется пожить. Пожить по-настоящему! Я столько думал над этим. И знаешь, Амелия, я наконец-то понял, что нам нужно, – Микки с азартом потирает руки, – нам нужны деньги, Амелия, очень большие деньги. И, кажется, удача повернулась к нам лицом.

– Неужели ты продашься этим проклятым банкирам?

– Мне выпал реальный шанс попасть в высшую лигу, и, видит Бог, я его не упущу.

– Стоп! Не верю! Не! Верю! Не верю тебе, Джонни! – завопил в рупор режиссёр. Джон уже сбился со счёта, сколько раз его прерывали именно на этой фразе. Что-то однозначно не шло.

– Звучишь неубедительно. И выглядишь неубедительно. Что ты зажался весь? Тебе же выпал настоящий джек-пот. Ты что не веришь, что Микки действительно хочет этого?

– Не то чтобы не верю, – замялся Джонни, пожимая плечами. – Просто неужели в нём нет ни капли сомнения?

– Вот в чём твоя проблема, Джонни. Сомнения! Твои глаза должны гореть. И это должен быть дьявольский огонёк азарта! А ты стоишь, как сундук. Твоя речь похожа на конвульсии эпилептика, а я хочу, чтобы ты мне показал восхищение, предвкушение успеха. И никаких сомнений… Понятно? Ещё раз!

Но для Джона это как раз было точкой сомнения, точкой выбора между идеалом семейного счастья и деньгами, которые многое могут решить, но от идеала придётся отказаться. Всегда при любом выборе что-то приобретаешь, а что-то неизбежно теряешь. Выбор отсекает прочие возможности, часто не предоставляя больше шанса вернуться к ним, поэтому всегда так сложен. Именно это они обсуждали с Джилл, когда-то в заброшенном павильоне. Сомнение, затем принятие решения, робкий шаг в сторону одного из путей, и всё – очередной жизненный этап уже за спиной, ты больше никогда туда не вернёшься. Сейчас режиссёр предлагает отказаться от этой мысли, и, так как именно режиссёр руководит всем процессом, он вправе требовать, чтобы его решения исполняли. Джон не может спорить. У него даже нет возможности высказать свою точку зрения – он вынужден работать в рамках чужой. Такова участь актёра. И к ней уже давно пора привыкнуть.

«Ладно, настройся Джонни. Покажи им всем, что ты – профессионал», – Джон собрался и начал заново. На этот раз Уоллберг не остановил его, поэтому удалось отыграть сцену до самого конца.

– Но как же мы, Микки? Как же наша жизнь? Помнишь, о чём мы мечтали, когда валялись вдвоём в высокой траве? Небольшой домик во Флориде. Тёплое и солнечное лето. Под тенью огромного дерева резвятся детишки. Наши детишки. Трое или даже четверо. Слышится их смех. Они играют с большой и пушистой собакой. Мы сидим на летней веранде с бутылкой откупоренного вина и с улыбкой смотрим на наших деток. Легкий ветерок ласкает наши лица. Мы чокаемся бокалами, и приятный, терпкий, кисловато-сладкий, пьянящий напиток касается наших губ. Мы улыбаемся друг другу. Счастьем и любовью наполнены наши сердца, – при этих словах Амелия медленно отворачивается от супруга и говорит это куда-то в сторону, куда-то вдаль, как будто это уже не их общие мечты, а только её собственные. Она вытягивает руку, будто хочет прикоснуться к описанной только что картине. В конце у неё наворачиваются слёзы и голос начинает дрожать. Она отказывается верить, что её мечта вот-вот перестанет существовать.