Мэри Расселл - Дети Бога

— Не надо поднимать! Просто пинай камни перед собой! — весело кричала она своему мужу, Шетри, неуклюже ковыляющему с валуном в руках. — Посмотри на Софи'алу! Кати!

Их перворожденная дочь именно это и делала с небольшим камнем, потешно согнувшись пополам, — короткий хвост вздернут в воздух, крошечное лицо сосредоточенно застыло.

— Гляньте, как трудится моя милая! — воскликнула Ха'анала, нагая и фыркающая, точно портовый грузчик, — Хорошая девочка — помогает нам!

Разъярившись, Рукуэи подступил к ней сзади и, ухватив за лодыжку, развернул женщину к себе — так, что она едва устояла на ногах.

— Ты же Китери! — заорал он на нее, на своего отца, на самого себя. — Как смеешь ты унижаться? Ты губишь собственного ребенка! Как ты можешь…

В мгновение ока плохой солдат Шетри Лаакс подмял мальчика под себя и разорвал бы ему горло, если бы Ха'анала криком не остановила его. Взяв мужа за плечи, она отодвинула его в сторону и, опустившись на колени, вопросительно уперлась в Рукуэи глазами, которыми она не имела права… глазами, которым следовало быть мертвыми.

— Мы близкие родичи, — сердито пробурчал Рукуэи, свирепо глядя на нее с каменистого грунта, на который рухнул под весом Шетри. — Твоя мать была сестрой моего отца!

Ее лицо просветлело, сделавшись растерянным, но счастливым. Больше всего на свете Рукуэи хотелось разбить это счастье.

— Мой отец убил твоего, — с жестокой прямотой сказал он, — дважды двенадцать дней назад.

И был рад молчанию, наступившему после его слов, рад, что заставил еще кого-то задохнуться от утраты, рад, что ее лицо обмякло от боли.

— Твой отец умер не один. Равнина Инброкара завалена мертвыми, и когда я в последний раз его видел, мой отец лежал рядом с твоим. Убитый такими, как эти! — закричал он, широко разбросав руки, словно бы обвинял всех руна, окруживших их. — Ты говоришь о выборе. Так выбирай, женщина! Кто умрет, чтобы возродить честь мертвых?

Вокруг не было звуков, кроме их дыхания, гула ветра, далекого рева какого-то горного животного, которому не было дела до важности момента, и тонкого воя Исаака, безостановочно кружившегося на краю толпы.

Положив руку на живот, Ха'анала поднялась на ноги, и при ярком свете дня Рукуэи увидел, что она не полная и лоснящаяся, как полагалось бы при беременности, но костлявая и измученная. Усталым взором она оглядела джана'ата, выбравших остаться в долине Н'Джарр.

— Вариантов не много, — сказала она им. — Выживание или месть. Я выбрала жизнь.

Опустив глаза на Рукуэи, Ха'анала указала на каменистую тропу, уводившую на восток, к проходу между двумя вершинами.

— Там живут другие, кто, подобно тебе, выбрал смерть. Три дня пешего хода по этой дороге. Спроси племянника моего мужа, Атаанси Эрата. В своем лагере они едят хорошо, — сказала она, повышая голос, чтобы все могли ее слышать. — Следовало бы сказать, объедаются. Они выбрали смерть. Они мстят за свои потери и за смерть платят смертью, и они умрут окровавленными, но с полными животами. Тебя там охотно примут, кузен. А я буду чтить наших мертвых, продолжая жить и уча тех, кто захочет слушать, что доблесть именно в таком выборе.

Вой Исаака опустился до стона, к которому добавилось поскуливание младенца-джана'ата, отнятого от груди. Присев рядом с Рукуэи, Ха'анала прижалась к его голове своей и, обхватив тонкой рукой его плечи, притянула к себе.

— Наши отцы мертвы, — прошептала она, когда мальчик заплакал. — Мы — нет. Живи со мной, кузен. Живи…

Завороженные этой драмой, жители поселка стояли, раскачиваясь или просто глазея, пока Шетри не увел их прочь. В конце концов здесь не осталось никого, кроме двух родичей и Исаака, постепенно замедлявшего свое кружение.

Став старше, спокойней и менее уязвимым к суматохе, если ее быстро брали под контроль, Исаак не понимал и даже не замечал эмоций, обуревавших его сестру и ее кузена. Но он сделал, что мог, дабы внести четкость.

— Я хочу что-то сказать, — громким, лишенным интонаций голосом объявил Исаак. На Рукуэи он не смотрел и, безусловно, не стал бы приближаться ни к кому, настолько явно непредсказуемому, но обращался Исаак именно к нему. — Твоя работа — это учить песни. — Он подождал с минуту, затем добавил: — И учить им.

Тишина сохранялась, поэтому Исаак смог закончить.

— Когда-нибудь я научу тебя одной, — сказал он мальчику. — Она еще не готова. Можешь уйти на время, но возвращайся назад.

«Джордано Бруно»

2084, земное время

— Я оставался с Ха'аналой и моей мачехой, Суукмел, пока мне не исполнилось четырнадцать; — расскажет Рукуэи Китери Эмилио Сандосу много лет спустя. — Я учился петь вместе с Исааком, а время от времени он делал крайне необычные заявления. Я стал доверять его… суждениям. Исаак был очень странным, но он был прав: я рожден, чтобы учить песни и учить им. Почти пять лет я провел, скитаясь по горам Гарну, — мне нужно было услышать и запомнить рассказ каждого джана'ата, пережившего эти последние дни. Я жаждал колыбельных песен и рассказов. Я хотел понять законы, политику, поэзию, желал сохранить хотя бы крохотную частицу интеллекта и искусства мира, погибшего на моих глазах.

— Но все-таки ты вернулся в долину, — сказал Сандос. — К Ха'анале и Исааку.

— Да.

— И к тому времени Исаак был готов позволить тебе услышать найденную им музыку.

— Да.

Исаак встретил Рукуэи на выходе из ущелья. Как всегда голый, с рваным зонтиком над головой, он не взглянул на Рукуэи, не поприветствовал его, не спросил о его странствиях. Он просто стоял на пути.

— Я знаю, зачем ты здесь, — наконец сказал Исаак. — Ты вернулся, чтобы научиться этой песне. — Пауза, — Я нашел для нее музыку. — Еще одна пауза. — Но у нее пока нет слов.

В его голосе отсутствовали эмоции, но, понукаемый каким-то внутренним смятением, вызванным неустраненным беспорядком, Исаак начал кружиться, гудеть, хлопать в ладоши.

— Что случилось, Исаак? — спросил Рукуэи, к тому времени уже многое узнавший о чужих страданиях.

Кружение резко прекратилось, и Исаак закачался, тряся головой.

— Музыку нельзя петь, если у нее нет слов, — сказал он затем. — У песен есть слова.

Рукуэи, научившийся любить необычного брата своей кузины, хотел его утешить.

— Я найду слова, Исаак, — пообещал он.

Это была клятва, данная в юности и неведении, чтобы сдержать ее в зрелости и полном разумении. И Рукуэи Китери ни разу о ней не пожалел.

«Джордано Бруно»

Октябрь 2078, земное время

— Смотрите, что они сделали, — выдохнул Джозеба Уризарбаррена сперва с ужасом, а затем с горестью, когда на экран стали поступать снимки. — Смотрите, что они сделали.

— Боже, — прошептал Джон Кандотти, — как красиво…