Юрий Леляков - На пороге Галактики

«Нет! Конечно, нет! И я не понимаю, почему ты спрашиваешь о таком…» — тревога становилась всё сильнее. В самом деле — почему? Ведь он (кто?) действительно не считал себя способным на такое…

«Или потребовать соблюдения каких-то унижающих достоинство личности ритуалов, запретов — поскольку иначе они якобы не спасутся или не очистятся от какого-то греха или несовершенства, якобы изначально присущего их природе? И что вина за сам этот грех или несовершенство и за все возможные последствия тоже каким-то мистическим образом лежит на них самих, но никак не на тебе?»

«Нет…» — он (кто?) хотел что-то ответить — но мысль будто застыла в ужасе перед какой-то преградой, которую страшно было не то что пытаться преодолеть, но даже приблизиться к ней.

«Или, наконец — потребовать от одного из них принести другого в жертву как знак личной верности тебе? И может быть, даже только в последний момент остановить его — чтобы он почувствовал, как низок он и как велик ты?»…

Обрыв… Вихрь мыслей, эмоций, в котором смешалось всё. Запретное прорвалось в сознание…

(Так, значит… сознание — не иллюзия?)

…И снова были какие-то — то ли большие, то ли малые времена, полные огромным напряжением, выплеском смыслов. Уже — как бы облечённых в плоть идей, образов, проблем конкретного мира… Но тут само время будто замкнулось в кольцо — как плазмида, отделившаяся от бактериальной хромосомы — и оно поплыло прочь, и остался лишь след — чего-то большого, страшного. Какого-то ужаса, борьбы…

…И вот ещё мгновения (или целая вечность?) — и снова он (кто?) стоял у знакомой двери, но коридора не было — вместо него в проёме с вибрирующим грохотом проносилась серая стена, вдоль которой, как в тоннеле метро, тянулись толстые чёрные кабели. И это тоже длилось всего мгновения, затем стена за дверью стала постепенно замедлять ход — и в ней открылось помещение, тускло озарённое мерцанием пламени. И, как только контуры дверных проёмов аудитории и этого помещения совпали — пол под ногами мягко дрогнул, движение замерло, и вибрация прекратилась. И он понял: когда-то он уже видел подобное. Ряды раскалённых металлических столиков, по которым удивительно синхронно (и каким способом!) прыгали знакомые ему люди, сопровождая каждый прыжок хоровым выкриком нецензурного слова (надо признать, подходящего по фонетике. А он его куда-то не вписал…), далёкий голос, бормочущий что-то про тигров и драконов… Хотя, кажется, в тот раз не было двоих (сразу возникли ассоциации — «философ» и «зоолог»), которые в ближнем к двери углу комнаты усердно бинтовали стонущего третьего (он так же ассоциировался со словом «староста»)…

— … Веры в тебе мало, вот ты и грохнулся, — сказал философ.

— Веры… — всхлипывающе повторил староста. — Да какой такой веры, во что? Я вообще зачем сюда пришёл? Нам высшую мудрость обещали… И сколько я уже состою вместе с вами в учениках, упражняюсь непонятно в чём и зачем, и повторяю галиматью про тигров и драконов… А там — давно мог получить диплом, работать по специальности. И хоть бы кто-то объяснил: ну что я смогу дать человечеству, прыгая на заду в замкнутой общине? И что постигну сам для себя? Хотя я согласен — тренировкой можно достичь многого, но вот вопрос — зачем? Если это — давайте начистоту — и вовсе не тайны биополя, и не восточные единоборства? И нам не объясняют ничего толком, и для практической жизни оно ни к чему?

— А духовная самореализация? — возразил зоолог, с треском отрывая бинт. — Что, скажешь, и в этом плане оно тебе ничего не дало? Ты вспомни — каким ты сюда пришёл, какая суета тебя всерьёз волновала — работа, учёба…

— Да я уже и не понимаю, какой такой самореализации мне не хватало! Был, кажется, нормальным человеком, совсем не в разладе с самим собой… Знал, как мне жить, что делать…

— Так это тебе только казалось, — ответил философ. — А как поймёшь, что это не так — значит, в самом деле чего-то духовно достиг. Ну я, например, тоже мог там сейчас преподавать философию — и что?

— А тут — что? Ушли из города, из университета, и торчим где-то в горах… И ладно ещё — повезло со здоровьем, можем выполнять эти трюки, через которые будто бы постигается высшая мудрость — а например, какой-нибудь инвалид с детства? Ну, не сможет он встать на голову, рубить кирпичи ребром ладони или вот так прыгать через всю комнату, как мы — и он уже недостоин высшей мудрости, она для него закрыта? Уж если несовершенен физически — так не подняться ему и духовно? А там в университете учатся и такие…

— А ты думал, тут тебе институт европейского образца по изучению биополя? — возразил зоолог уже не так уверенно. — И, может быть, он даже научные труды издаёт? Нет, тут надо быть достойным высшей мудрости…

— Так я повторяю вопрос: инвалид с детства — недостоин? Или инвалид афганский войны — недостоин? Ну, и что за высшая мудрость, если так решается, кто чего достоин? И я ради этого ушёл оттуда, где мог стать учёным — чтобы стать здесь экстрасенсом! А в цирковые акробаты, в десантники или в монастырь я идти не собирался! Мне говорили, тут нетрадиционными для европейской науки методами овладевают координацией плотного и тонкого тел, изучают биополе — вот я и пришёл сюда! И ничего не изучаю, только повторяю веками отработанные трюки, и жду непонятно какой и в чём самореализации! Ну пусть те, для кого это — высшая мудрость Востока, сами идут сюда и так овладевают тайнами биополя… А мне, городскому человеку 20-го века, это зачем? Если тут — я же говорю — и не наука в европейском понимании, и не восточная философия, да и сверхспособностей я в себе никаких не раскрыл?..

…«Да что это такое? — будто очнулся он, провожая взглядом уходящую за обрез комнату. — Что всё это значит?..»

«Похоже — то самое личное ученичество, о котором ты говорил…»

«Но… туда идут, собственно, не затем, чтобы научиться поражать толпу эффектными чудесами! Для этого действительно есть цирковой иллюзион! — прозвучал ответ, увы, неуверенно. — А туда идут ищущие Истину!»

«И обязательно — через отрыв от цивилизации и превращение где-то в отдалённой обители в какого-то воина, охотника, фокусника, артиста, физкультурника, прислужника в храме, аскета-отшельника? А уж потом, мол, когда-то поймёшь, что и зачем с тобой делали? Нет — а если поймёшь, что с тобой делали не то, вели тебя не туда, совсем не то раскрыли, и не дали ответов, которых ты искал?»

«Но… те, кого я видел… Они… координацией плотного и тонкого тел хоть в какой-то мере овладели?» — вырвалось как будто некстати. Ведь хотел спросить что-то другое…

…И вдруг он понял: он снова видел аудиторию с доской-экраном. Только на нём была уже не та, что прежде (а впрочем, какой была та?), но тоже знакомая картина — голые преподаватели на заснеженных развалинах. А здесь, в аудитории, перед экраном вели какой-то спор зоолог, философ и несколько студентов его подгруппы…