Юрий Леляков - Великая тайна Фархелема

— Хочешь сказать: в Тисаюме всё же искали кого-то конкретно? — переспросила Фиар. — И для этого собрали всех вместе? Тогда я не понимаю их логики…

— Я не о том сейчас думал, — объяснил Ратона, — И не к тому — про тысячу человек. Просто вырвалось… А думал: кому или чему в угоду всё так устроено? Общество состоит из личностей — и личность осознаёт себя духовным целым. Так чьи же «высшие интересы», в угоду которым личность настолько подавлена? И чему противостоит — если казалось бы, другой человек, тоже как личность, может всё понять? Но нет, он «при исполнении высшего долга» — может переступить и через одну, и через много личностей… В чьих интерecax, в угоду чему?

«И я думал перед сном, — вспомнил, но не признался вслух Джантар. — Не зря, наверно — сейчас…»

— Как личность и понимает, — ответил Лартаяу. — И даже находит оправдания… Но больше для недостойных поступков: бедный, чего-то не имел.… И лишь в моральном плане — а юридическая ответственность этих тонкостей не разбирает. А нет прямой вины — находится косвенная… «Пропаганда», «подрывная деятельность» — когда один виноват фактически в том, что его не так понял другой; «недонесение о преступлении» — когда виноват, что не взял на себя функции следствия и суда, не определил признаки преступления в чужих действиях. Или наоборот, «лжесвидетельство»: дал в суде показания, а они не подтвердились. Хотя сам мог не знать: прав ли, произнося такие-то слова…

— Но слова, произнесённые там, решают чью-то судьбу, — возразил Герм.

— При том, что сам — человек, который мог ошибаться! А в суде подход — будто всё знал, но пытался запутать следствие! И будто те, решающие его судьбу, сами так ошибиться не могут! Хотя казалось бы: зачем мелочно лезть в обстоятельства возможной вины одного — если допускают существование целого социального слоя, где драки, кражи, приём наркотиков, телесные наказания в семьях — норма жизни? И за то, что считают нормой многие — всякий раз карают случайно подвернувшегося одного! А мы надеемся, что те, кто стоят на страже такой справедливости, в чём-то разберутся, что-то поймут?

«Остатки последних сомнений… — вдруг понял Джантар. — Остатки какой-то веры, стремления быть честными, не выходя за рамки закона…»

— И что на перспективу? — переспросил Минакри. — Всё же подполье, борьба против такой власти? Или как?

— А что делать? — ответил Лартаяу. — Терпеть мнимую стабильность такого общества — и власть, что пожирает судьбы людей поодиночке? Отдельный человек — не более, чем потенциальная жертва на алтарь этой мнимой стабильности? Да и где хоть мнимая стабильность: власть не может справиться с ситуацией, идёт на поводу у психопатов, которые то нагнетают безнадёжность, то бросаются возрождать какую-то древность — и сама бывает втянута в массовые психозы? И тем даже опаснее — полномочия оказываются в руках сумасшедших! Наверно, так и было: один сошёл с ума, но для других он — начальство… Как тот «офицер военной прокуратуры» — для своих учеников! У них вообще со своим умом довольно туго: только приказ, только долг — будто этим можно оправдать всё! Нет, надо что-то радикально менять…

— И всё же… — начала Фиар. — Правда: как устроено общество, что за люди у власти — если возможно такое?

— Но пока что… — не сразу продолжил Минакри. — Прибудем в Алагари уже при свете дня…

— Главное же было: выбраться из Керафа, — напомнил Итагаро, мельком взглянув на серое небо. — О чём другом могли думать? Да и сейчас ещё рано. Потом, по обстоятельствам, будет видно…

— А насчёт подполья уже уверены? — переспросил Минакри. — И как это представляете? Хотя бы — с чего начать? Вернёмся в Тисаюм, но уже нелегально? Или будем искать горных жрецов? Но где: в Чхаино-Тмефанхии или на Каймирском нагорье? И вообще: мы, что, действительно собираемся создавать подпольную организацию, со своей программой и тайным членством? Но тогда и надо было начать — в Тисаюме, сейчас, по свежим впечатлениям? А мы бежим оттуда…

— А, с другой стороны: как подумаешь, к чему это приходило потом, — начал Лартаяу, словно возражая себе. — Хотя у истоков как будто люди достойные, чистые, убеждённые… Но потом всякий раз: военизированная иерархия, дисциплина… Тайны превыше личности, идейные споры решаются пулей… И где уже первоначальные идеалы, ради которых всё создавалось…

— Так не у нас же, не на Каймире! — ответила Фиар. — Хотя для нас и подполья не характерны. Стремились решать всё честно, открыто… Верное ли дело обсуждаем?

— Да, хотели решать всё открыто, — согласился Минакри. — И что получили в ответ на свою доверчивость?

— Вот именно… Официально — диктатуру тупых законов, неофициально — сильных и наглых над перепуганным стадом, — ответил Донот. — Хотя… не вооружённое же подполье вы имеете в виду?

— А разве в нашей каймирской истории… бывало иным, чем мирное, идейное? — даже удивился Джантар. — Хотя и то преследовали как подрывное! А вообще — были сильны именно откровенностью, чистотой мыслей и намерений. Это в Лоруане с подпольем принято связывать диверсии, убийства, провокации…

— Вот и вопрос: цель подполья? И если нести слово правды — какое и кому? — поддержал сомнения Минакри. — Этому стаду, готовому терпеть любую несправедливость? Стаду, что сочувствует злу, но презирает и отвергает всё доброе — доказывать, каково честному человеку жить по законам, для которых он со своей честностью в принципе — тоже вор и хам? Или действительно начинать политическую борьбу за отделение Каймира от Лоруаны, и присоединение к Чхаино-Тмефанхии? Но тогда — какими методами? Если слово правды не срабатывает, не доходит — что остаётся? Те же бомбы и пули? На что, конечно, не пойдём!..

— Почему же, — неуверенно возразил Донот. — Теперь, когда есть компьютерные сети, по ним можно нести слово правды…

— Но опять же вопрос: какой и кому? — повторил Минакри. — И чтобы как, в ком направлении она сработала?

— И готовы ли мы сами к решению подобных вопросов? — добавил Лартаяу. — Где уж берёмся обсуждать такое…

— Да, мальчики, не слишком бы увлечься… — согласилась Фиар.

— Смотрите! — воскликнул Минакри, указывая вверх. — Мост! А мы как на ладони! Уже почти рассвело…

И Джантар увидел на фоне серого в свинцовых разводах неба — быстро приближающийся мост, на котором, что хуже всего, стояли и смотрели прямо навстречу движению их поезда каких-то три человека! Правда, и смотрели, кажется, всё-таки вдаль — и рассвело не настолько, чтобы их самих, с их тёмной кожей и не такой уж светлой одеждой, можно было сразу заметить в открытом вагоне; но уже и рассвет — был делом нескольких минут…

— Мальчики, надо присесть у борта и накрыться лодкой! — сообразила Фиар. — Чтобы выглядело как какой-то груз! А то скоро будет совсем светло!