Юрий Леляков - Битва во времени

— Их бы… самих — под пресс, и давить, как гниль… — глухо, но гневно произнёс кто-то. — Всех этих националистов, «дружины нравственного надзора»… Или самих — погнать на поля, рыть канавы… Почему мы их терпим, какие еще жертвы нужны, чтобы поднялись — и отплатили за всё? Зачем нужны здоровые выродки, которые ходят по улицам своими патрулями и позволяют себе такое?

— И говорят, мы — народ, опозоривший себя восстанием… Хотя — не против Фаалокра, или лоруанского народа — против таких выродков, которые вешали людей ни за что… А теперь — им за то, что они воевали, всё можно?

— И будто мы тоже не воевали… — добавил третий голос. — А дети… Какие они предатели, что вам сделали? И кто вообще придумал этот позор целого народа за одно-два восстания?..

— Где мой сын? — донёсся встревоженный голос матери. — Что с ним? Пустите меня к нему, дайте пройти…

«И это — обо мне? — вдруг понял Джантар. — Но я же — не там. Я… здесь. Наверху. А это — что… тоже я? То есть — моё тело?..»

(Обрыв. Возврат в исходную точку.)

…Подойдя к мрачной тёмно-серой полуцилиндрической стене пропускного поста полицейского управления, Джантар нерешительно остановился. Он и раньше чувствовал, что решимость угасала, пока приближался сюда, специально сделав такой крюк по дороге домой из школы — а теперь вовсе растерялся… Входить или нет? Нести сюда кассету — или нет? Ведь не знал, действительно ли она — извращённого содержания… Хотя в старших группах такими записями торговали почти открыло — но эту он просто подобрал в коридоре, и сам её не смотрел. И могла ли кассета, столь дорогостоящая для школьника — просто упасть незамеченной? То есть — не подстроено ли специально, чтобы Джантар подобрал её, пошел с ней сюда… А вдруг там ничего особенного не окажется? И какая репутация укрепится за ним, Джантаром? Нет, надо сперва просмотреть самому. Если только расчёт не строится на этом — ведь кажется, лишь у него, единственного на всю группу, дома есть видеомагнитофон, о чём и знает едва ли не вся группа… Правда, Джантар пока и не имел случая пользоваться им самостоятельно, и даже не знал, подойдёт ли к нему эта кассета. А главное — куда девать брата? Ведь тот проявляет дворовые повадки лишь дома — а сам во двор, скорее всего, не выйдет. Нo и не подсыпать же ему в обед снотворное, слабительное или рвотное, чтобы как-то отвлечь…

…К счастью, брата дома не оказалось. Но и удивляться, почему именно сейчас он решил выйти один, было некогда — и Джантар, быстро, хоть и не без труда, найдя инструкцию к видеомагнитофону, стал разбираться в ней…

…— А вам известно, с какого возраста и по какой учатся в школе дети, согласно закону? — произнёс один из двоих, наконец появившихся в кадре после недолгого мелькания полустёртых изображений. Он был в форме с какими-то необычными знаками различия, нелепо «торчавшей» на нём острыми углами — и вообще ситуация на экране больше всего напоминала допрос.

— Но я же вам объяснял, в чём дело, — ответил другой, сидевший спиной к объективу, так, что Джантар мог видеть лить затылок и сравнительно длинные тёмные волосы. — Я раньше созрел как личность, и мне уже нечего было делать в школе…

— Я вам сам объясню, в чём дело, — перебил человек в форме. — Вы хотели избежать года обязательной работы сразу после школы, а затем — призыва на военную службу, и вместо этого — сразу поступить в институт!

— Но свидетельство об окончании школы с отличием — без того давало мне такое право, — не смутился второй. — И я просто не понимаю, что вас смущает…

— И вы утверждаете, что не занимались ни с кем из частных учителей, и в семье вас специально не накачивали какими-то противозаконными препаратами, чтобы вы развивались быстрее?

— Нет, я же объясняю — естественное раннее развитие, — повторил допрашиваемый.

— Для естественного развития существуют установленные законом сроки! — ещё более резко перебил тот, кто вёл допрос. — А тут, смотрите — он стал перебирать бумаги, лежавшие перед ним на столе, — вас пришлось освобождать от обязательных трудовых отработок из-за физического недоразвития организма…

— А как быть, если я — уже сложившаяся личность с ещё детским телом? И взрослый студент — например, с протезом или после травмы черепа — вполне мог быть освобождён от этого таким приказом. Но не ставится же под сомнение право таких студентов учиться в институте из-за того, что нездоровы физически — а чем я в этом смысле отличаюсь от них?

— Возрастом! — побагровел от гнева тот, в форме — похоже, не очень умевший владеть собой. — Потому что закон для всех одни, и не допускает подобных исключений!..

«Но что это? — не мог без возмущения подумать Джантар. — Где? В какой стране происходит такое?»

… — Да, так получилось, что я остался один, без родителей, — подтвердил допрашиваемый. — Нo не понимаю — зачем мне подсунули этого «опекуна»? Разве я, уже студент, не мог самостоятельно разобраться во всех своих делах? Да, и он тут же стал пытаться воспитывать меня как какого-то скучающего дурака — хотя я был до предела загруженным студентом мединститута, и мне было не до забав с его приятелями… А он и в медицине совершенно не разбирался, говорить с ним было не о чем…

— И вы решили подлым приёмом избавиться от старшего товарища, в отличие от вас, честно отдавшего обществу долг на военном флоте?

— Но какого «старшего товарища» — если это чужой мне человек? И сам я даже не знал о его преступных делах. Вы лучше спросите об этом тех, кто решили, что уголовник — подходящий опекун для студента…

«Ho что, не бред? — с возрастающим недоумением подумал Джантар. Один и тот же человек оказывался то «старшим товарищем» студента, то вором и мошенником. — Что за фильм, где и зачем могли придумать такое?»

— А вы не думали, что научные тонкости — ещё не всё, надо знать жизнь, усвоить мораль? — от слов, вдруг прозвучавших в записи, Джантара бросило в озноб. Почти то же сказал ему учитель в школе…

— И для этого все мои идеи должны перегореть во мне — вместо того, чтобы я мог их реализовать? Тем более — врач и на войне нужен как врач. И я не понимаю, что потеряла бы армия…

— Нет — а если бы все рассуждали, как вы? — нетерпеливо переспросил офицер, ведущий этот странный допрос.

— Но какие «все»? Кто из моих сверстников к этому возрасту сложился как учёный? Кто из них ставил такие проблемы, и был готов взяться за их решение? Да, я отдаю себе отчёт в своей уникальности, вот и ставлю вопрос: что потеряла бы армия, если бы у таких — совсем немногих — людей, как я, была возможность реализовать себя там, где это принесёт стране наибольшую пользу?

— Значит, вы — пророк с особой миссией, а другие пусть делают за вас чёрную работу? Так вас следует понимать?