Владимир Дрыжак - Кесарево сечение

Вася стукнукнул кулаком по столу. Он был возбужден до крайности:

– Но ведь Калуца тогда был еще жив, – зарычал он. – Что же вы сидели, надо было…

– Молодой, человек! – сказал Сомов чопорно. – Позволю себе заметить, что ваше поведение выходит за рамки приличий.

Вася поник и сел. Сомов начал выдерживать "томительную паузу", но не удержал до конца и рассмеялся:

– Василий, не мельтеши. Терпение – вот первая заповедь нелегала! Бери пример с Глеба. У него тоже крыша поехала, но он терпит.

Крыша у меня не поехала, хотя… Такого резкого поворота я не ожидал. Теперь… Что же теперь… Теперь понятно, что Гиря прав: все идет в одной связке. И понятно, почему у них начался "новый этап", когда умер Калуца. Наверняка Гиря знал о контактах Калуцы и Асеева. А не Асеев ли являлся к Шатилову? Черт!.. Я поймал себя на том, что хочется, по примеру Гири, начать загибать пальцы на руках. Но теперь их уже точно не хватит…

– С вашего позволения, я продолжу, – сказал Сомов. – Асеев спросил, согласен ли я на процедуру. Я… Не сказать, чтобы я колебался. Ведь, если вы помните, я когда-то уже участвовал в чем-то подобном. Но у меня появилось жгучее желание выудить из него что-то еще. И в то же время, я вдруг понял, что делать этого не следует. Существует некий информационный барьер, который я не должен пересечь. Или не имею права. Не знаю, как передать вам это ощущение…

Мы стояли на берегу, я смотрел на волны, Асеев – на меня. Между нами образовалась какая-то тонкая нить понимания, но… На этой нити был маленький узелок… Узелок сомнений… Да, это хорошая аналогия. И Асеев понял мое состояние.

"Я постараюсь вам помочь, – вдруг сказал он. – Вы помните, как сидели вдвоем с Калуцей там, на камбузе "Вавилова"? Помните о чем вы тогда говорили? "Никто не знает истину, а я знаю. И теперь можно хоть на костер!" – помните? Никто, кроме вас с Калуцей ничего этого знать не может. А я знаю".

"Это тебе рассказал Калуца?"

"Да. Но он мог рассказать об этом кому-то другому, а тот мне, не так ли?"

"Вряд ли. Люди не склонны распространяться о том, что они изрекали в подобных ситуациях".

"И тем не менее. Тогда другой эпизод. Вы помните, как сидели с моим отцом в гулете неподалеку от "Вавилова"? Номинально, там был все тот же Калуца, но вы-то знаете, что это был не он. Помните, о чем вы говорили, когда ждали сигнала от Свеаборга? "Личность – штука не автономная. Как только личности вступают в информационный контакт, уже невозможно понять, где кончается одна, и начинается другая. Мой юный друг, тепло души неразделимо. Как тебе сей экзерсис?.. Матерь божия, что он там копается!.. Шведы – хуже немцев в смысле педантичности…". Вот этого, согласитесь, кроме вас не может знать никто".

"В любом случае, он не стал бы об этом рассказывать никому", – пробормотал я.

"Ну, вот видите. А я это почему-то знаю. Мне пришлось это узнать, ибо я предполагал, что оно мне может понадобиться. Считайте, что мое предложение сделано вам от имени Калуци и моего отца".

Вот, собственно, и все. На следующий день он явился ко мне в номер, принес какой-то приборчик. Без кнопок, без стрелок – вообще ничего: идеальный параллелепипед размером примерно двадцать пять на пятнадцать на пятнадцать сантиметров. Углы и ребра скруглены. Цвет-серый. Из чего сделан – не знаю. Что делает – тоже не знаю. Да, из верхнего торца выходили два таких гибких шланга, на конце нечто вроде присосок. Асеев поздоровался, положил прибор на стол, попросил приставить присоски к вискам – те присосались. Он сел напротив и, отвечая на мой немой вопрос, сказал:

"Не волнуйтесь, все, что надо, уже происходит. Займет это часа полтора-два, возможно, несколько больше, учитывая специфику вашей личности. Если хотите, можете поспать, нет – давайте поговорим о чем-нибудь".

"А в чем, по-твоему, специфика моей личности?"

Он улыбнулся.

"Владимир Корнеевич, мы с вами не в кошки-мышки играем. У вашей личности очень непростой генезис. Не исключено, что могут возникнуть проблемы – однажды такое было. Вы, если что-то почувствуете, уж будьте так любезны, скажите мне…"

Честно говоря, я вообще ничего не чувствовал, о чем ему и сказал. Дальше неинтересно. Сидели, калякали о разном. Оба понимали, что все нужное уже сказано. Я спросил, жива ли его мать, есть ли жена, дети. Он ответил, что мать жива, есть жена и дочь. Но контакты он поддерживал только с дочерью, а с некоторых пор придется и их исключить. Видно было, что он не хочет касаться этой темы, и я не стал углубляться. Как-то незаметно переключились на науку. Он сказал, что в этой сфере имеет место спад, которого, по его мнению, общество не должно было бы допускать, но таки допустило. Я с ним согласился, мы обменялись мнениями о причинах, в чем-то сошлись, в чем-то разошлись, и тут он высказал интересную мысль.

Он заявил, что объем знаний, накопленных наукой, настолько велик, что человеческой жизни не хватает даже на то, чтобы усвоить весь этот объем хотя бы для одной какой-то дисциплины. То есть, грубо говоря, ученый вынужден большую часть жизни потратить на изучение уже известного, а когда он, наконец, готов к постижению неизвестного, жизнь уже закончилась. С этих позиций было бы полезно, и даже необходимо резко увеличить продолжительность жизни человека. Но, для ученых это благо, а для всех прочих – беда. Они слишком быстро устают жить.

Я с ним попытался не согласиться, но… Ведь, в сущности, он прав.

– И чем же закончился этот визит? – нетерпеливо поинтересовался Куропаткин.

– Ничем, – Сомов пожал плечами. – Он взял свой параллелепипед, поблагодарил за понимание и содействие, сказал, что многим мне обязан, выразил надежду, что мы еще встретимся, пожал руку и ушел.

– И больше вы с ним не встречались?

Сомов обхватил подбородок и уставился на Куропаткина.

– Послушай, дорогой, что с тобой?! Ведь прямо с порога вы задали мне вопрос, и я вам совершенно отчетливо сказал, что последний раз встречался с Асеевым три недели назад. Понимаешь? Не две, – он показал два пальца, – не четыре, – он показал четыре, – а ровно три с хвостиком!

– А я думал, он вас параллельно с Шатиловым обслужил, – разочарованно протянул Василий.

– Меня он, "обслужил" два года назад, а Шатилова… Да ну тебя вообще!.. Ты раб своих идей – вот ты кто.

– Он восстанет против них в ближайшее время, – заверил я. – А где состоялась последняя встреча?

– В Катманду.

– Вот как?! То есть, в Непале?

– Именно.

– А Петр Янович…

– Нет, Гиря тогда еще не подъехал. Он появился двумя неделями позже, и немедленно меня обнаружил. Вероятно, ему в этом крепко помогли.

– И что делал в Непале Асеев?

– Не знаю. Он, как вы помните, вообще не склонен делиться планами.

– Как себя вел при встрече?