Александр Карнишин - Ксенос и фобос

...

Холодно. Очень холодно. Нет, не так. Страшно холодно, больно холодно. Холодно до страха, до ужаса какого-то внутреннего, и еще более страшно от такого холода. Холод съеживает, скручивает, трясет, щиплет, сдавливает до боли, несмотря на то, что прижимаешься спиной к теплым собачьим бокам. Хорошо, когда есть за спиной теплое, надежное.

Еще тогда, по зиме, после всех странных и страшных событий в городе, когда ему просто некуда стало идти, он стал жить здесь, в этом всегда пустом, непонятно для кого сделанном, подземном переходе. Переход был построен не поперек широкой магистрали, по которой несся поток автомашин, а вдоль нее, под узкой поперечной улочкой, уже несколько лет перегороженной строительным забором и потому непроезжей.

Оттуда и выходил на "промысел", в поисках пропитания. По началу весны в один из выходов в переулках над набережной он случайно спас смешную девчонку-гота (или надо говорить "готичку", что ли?) в черной коже и всю размалеванную от пьяной толпы (толпа всегда пьяна!). И стал с того еще больше таиться, прятаться.

Жить в этом переходе стал вместе с собаками, давно гнездившимися здесь. Сначала они косились на него, лаяли, отбегали, шарахались, но он быстро сам пропах псиной, провонял, буквально пропитался ею, и стал для них своим, таким же членом стаи. Так же как обычные бомжи таскал еду отовсюду, иногда покупая со скидкой в киоске на оставшиеся деньги залежалые пирожки и запивая их водой из колонки, оставшейся на перекрестке после сноса частных домов. Так же укладывался спать в самую кучу, где потеплее, распихивая и рыкая на недовольных псов. И ведь прожил, выжил же в самые сильные морозы, что как всегда совершенно неожиданно ударили в конце февраля! А как стало чуть теплее - так и заболел сразу.

Так часто бывает, что ждешь всю жизнь пакости какой-нибудь, болезни, опасности. Ждешь, готовишься - и ничего не происходит. Едешь в боевые командировки, теряешь бойцов, подставляешь себя под пули, спишь на земле, пьешь из лужи - и ничего. А как только расслабишься слегка - тут тебе и оп-па...

Виктор вздрогнул, тяжело и медленно выплывая из кошмара, и ему тут же ощутимо больно ударил в глаза по-настоящему тяжелый и режуще-острый луч света, а на обе руки навалилась неподъемная тяжесть.

А ведь собаки-то, выходит, лаяли не во сне. Это не сон, нет. Это гораздо хуже сна.

- Держать крепче!- скомандовал кто-то рядом. Потом хлопнул негромко выстрел, второй, и тут же собачий визг, и сразу обвалилась тишина, нарушаемая только дыханием тех, кто держал руки.

- Он очнулся!

- Виктор Сергеевич!- луч фонаря убрали чуть в сторону, и над Виктором замаячило чье-то лицо белым пятном на фоне закопченного потолка.- Вы слышите меня? Виктор Сергеевич!

- Ну,- с трудом откликнулся он, прикидывая, что можно сделать.

- Мы из управления. Нас за вами послали. Давно уже вас ищем...

- Из какого еще управления?- он говорил негромко, стараясь усыпить, убаюкать, успокоить противника. Да и не мог он громко говорить - свистело и хрипело в груди от любого движения.

Разговаривает? Это хорошо. Будем, будем говорить о чем угодно. Говорить и готовиться. Вот только слишком много их. Больше трех, чувствуется. А он ослаб от этой гадской и такой несвоевременной болезни. На драку, на серьезную драку, на рукопашный бой его просто не хватит. Только если расслабить, успокоить разговором, а потом - плавно и незаметно руку в карман. А в кармане - наградной.

Служебный тяжелый "стечкин" он сдал сразу после той страшной провальной операции на Кислотном. И больше не получал его, потому что сразу оказался за штатом. Его дело изучалось в отделе собственной безопасности. Его самого не раз вызывали для "разъяснений", как они говорили. А вот наградной ПСМ с маленькой блестящей табличкой на рукоятке остался с ним. Его Виктор получил на другой работе и хранил дома.

А ведь нет, пожалуй. В карман руку сунуть просто не дадут. Держат крепко, хорошо так держат, умело, профессионально. А кто-то - значит, их точно больше трех!- так же умело уже охлопал всего, расстегнул куртку, проверил карманы, достал из застегнутого на молнию внутреннего служебное удостоверение, вытащил из бокового пистолет:

- Вот, товарищ капитан, пукалка у него какая...

- Скажи спасибо, боец, что он нас первым не засек. А то бы из этой пукалки, с двадцати пяти метров, ничего у тебя не спрашивая... Даже в этой темноте. Он - спец. Ну-ка, взяли его! Взяли, давай, взяли и понесли. Быстро, быстро все по машинам!

Вчетвером подняли Виктора. Растянули за руки, за ноги. Понесли быстро в темноте ночного перехода. Еще двое, похоже, подсвечивали фонариками под ноги, чтобы не упасть, не уронить случайно ценный груз.

У Виктора внезапно резко закружилась голова, и он закрыл глаза, на ходу снова проваливаясь в холодный тревожный кошмар, в котором была постоянная опасность и невыносимая болезненная потная слабость, не позволяющая от этой опасности уйти.

Глава 7

Лето и осень 1989 года стали для Молотовской области "Годом НЛО". За несколько недель до прогремевшей на всю страну экспедиции "Молебка-89" произошел еще один контакт, значимость которого до сих пор в полной мере не оценена и не проанализирована, не смотря на профессиональную работу журналистки Влады Дрожак, освещавшего в прессе этот инцидент.

С 14 по 21 июля пионерский лагерь "Солнечный" у деревни Новая был буквально оккупирован большими и маленькими человекоподобными существами. Видели их преимущественно дети. Когда один из школьников начал бросать в пришельцев кусками асфальта, один из них дал предупредительный выстрел из оружия, напоминающего расческу, загорелась трава... Свидетелей этого инцидента много.

Сообщение в Интернете

- Ты сам-то это читал?- министр с какой-то непонятной неприязнью, как в жабу, потыкал пальцем в пухлую бордовую папку с золотыми тиснеными буквами.

Вот за такое его многие и не любили. Ко всем и всегда - на "ты", вроде по-товарищески, но к нему самому обращаться надо было всегда по всей форме и с превеликим уважением.

- Не только читал, товарищ генерал-лейтенант. Но и подписывал эти рекомендации,- худой и седой полковник стоял, слегка склонив голову.

- Рекомендации... Бред какой-то. Подумать только, мой начальник моей, блин, собственной безопасности мне, своему министру, рекомендации дает... И куда я эти рекомендации засуну? Кому покажу? Премьеру? - ткнул министр большим пальцем себе за спину.- Ладно, садись. Полчаса у меня есть на эту твою... На этот вот бред,- он снова ткнул пальцем в папку.

При всей своей внешней грубости был министр умен и хитер. Дураки в это кресло попадали крайне редко, как правило, на волне очередных революционных подвижек. Но как попадали, так и вылетали быстро и с шумом. Этот же был кадровым, с морщинистым лицом старого участкового из дальнего башкирского села. Такого из кресла не вытряхнешь. Он сам - кого угодно.