Алексей Грушевский - Игра в Тарот

Послышался пьяный рык. Всё внимание мгновенно переключилось на него. Танька и Наинка в ярких открытых сарафанах вели на цепях обильно обросшего шерстью ЕБНа (ему кололи специальные гормональные препараты, чтобы поддерживать этот сценический облик), за ними шёл, развязано играя на гармошке и поя похабные частушки, хахаль Таньки Валька.

ЕБН корчил страшные рожи, морщил заросший подшёрстком лоб, тряс путанными космами, выпучивал свои налитые кровью сумасшедшие и злобные зрачки, и дико выл:

— Трубы горят! Хочу, хочу! Хочу-у-у-у-у! Шта, не ува-ажа-а-аете перваго прези-и-идента, па-а-анима-а-ешь! Опохмела-а-а-а-а!

Он метался, рвался, ревел как раненая белуга. Ведущих его на цепях, Таньку и Наинку мотало, трясло, бросало из стороны в сторону. Казалось ещё чуть-чуть, и они не удержат эту бешеную тварь, и жуткий монстр, со всей своей животной силой, понесёт, волоча слабых баб за собой, вытаптывая и снося всё на своём пути.

Публика визжала от восторга, жалась к стенам павильонов, инстинктивно сторонясь от безумного мохнатого чудища. Наконец появился хитрый мужичёнка, с профессиональным прищуром, и заголосил:

— Я Коржак, если хотите, враз это зверьё угомоню. Хотите?

— Хотим! Хотим! — завизжала публика, предчувствуя начало одного из самых популярных представлений.

Коржак достал из широких шароваров огромную бутылку. Лихо зубами сковырнул пробку, и, крякнув для храбрости, отхлебнул.

— Класс! Водка «Коржаковка». Рекомендую! Пятый павильон розничная и оптовая торговля — доложил он и затянул — От рассвета да заката, хочет Борька водку пить. От рассвета до заката будем Борьку мы поить. От рассвета до заката будем горькую мы пить!

Опа-опа, Борька Ёлкин жопа, будем горькую мы пить!

И смело пошёл к притихшему, старательно принюхивающемуся и сладостно зачмокавшему чудовищу. Скоро бутылка оказалось в огромной пасте мохнатого ЕБНа. Борька быстро, одним залпом высосал её содержимое, и сразу повеселел. Тут же Коржак дал подобревшему ЕБНу две ложки, достал висевшую у него за спиной балалайку, тронул струны, и бодро заиграл что-то примитивно — ритмическое. Укрощённый Борька, сначала как бы нехотя, но, постепенно всё больше и больше расходясь, затанцевал, отбивая такт ложками, глупо лыбясь и громко гыгыкая. Коржак бойко пошёл вприсядку, наяривая на балалайке. Валька с гармошкой, старался не отстать от солистов. Наинка, натужено кряхтя, жалобно сопя, и еле двигая подагрическими конечностями, пошла отплясывать русскую, размахивая синим платочком. Публика радостно хлопала в такт. Слегка краснеющая Танька, тем временем, деловито собирала, задрав подол, под которым, естественно, ничего не было, обильные подаяния.

— Да, этот номер явно хит. Сколько идёт, а вот всё интерес вызывает! — отметил Толик, который был теперь главным менеджером развлекательно — пропагандистского курорта «Парад уродов», расположенного решением ЦК КПК в особой зоне Якутии.

Но задерживаться было некогда, и он деловито отправился дальше осматривать своё хозяйство.

Дальше была целая улица красных фонарей. Призывно светились многочисленные павильоны, предлагающие самые изысканные и экзотические удовольствия. «Грёзы самураев», «Бешенные лошади демократии», «Мельница порока», «Суфражистки — журналистки» и другие кабаре и салоны. Эти многочисленные заведения снискали мировую славу, оставив далеко в тени скучные и старомодные парижские и амстердамские аналоги. Был у этого квартала и свой фирменный знак и талисман. Прямо у входа в него в брызгах разноцветных фейверков на «пропеллере» сладострастно охала Муцуомовна, цветясь огромным веером разноцветных перьев на голове.

Туда Толик не пошёл. Там и так было всё на мази. Толик направился к жиросаду. Проведать своих друзей. Там внимание публики было приковано к двум особенно толстым экземплярам: Гавнодару и Новодворкиной. Их там так раскормили, что они уже напоминали двух невообразимо гигантских, бесформенных моллюсков, по причине своего аномального размера, не могущих найти раковину. Ничего человеческого в них уже не осталось. Все черты потонули в море жира.

Публика развлекалась тем, что за определённую плату, с силой тыкала в эту склизкую массу острыми баграми. Багры, как и респираторы (от слизняков сильно воняло), естественно, сдавало в аренду одно из заведений прокатной сети «Зюга и Ко». Зюгавцы же и подбадривали зрителей, советуя ткнуть посильнее. Тогда жир лениво и недовольно колтыхался. Говорили, что иногда в результате таких действий можно было заставить эту слизь так дёрнуться, что от куда-то из склизких складок мог выкатиться глаз. Собственно увидеть взгляд этих чудовищ, и убедиться, что ЭТО было когда-то людьми, и являлось задачей туристов.

— Ну, что, пожалуй, на сегодня хватит. Гляну на бои и отдыхать. Всё равно всё не проинспектируешь — устало подумал Толик, и заглянул в павильон «Политические бои».

Там Жирик очередной раз мутузил какую-то бабу. Похоже Склизку. Но Склизка была тоже опытным бойцом, и ловко, с диким визгом уворачивалась, бешено кусаясь и царапаясь при первой же возможности. Но всё же Жирик победил. Ему таки удалось схватить Склизку за волосы, и исход поединка был предрешён.

Пока плачущую и извращённым образом изнасилованную Склизку уносили на носилках, Жирик, победно запрыгал на своих тонких мохнатых кривеньких лапках, дико вопя и обильно разбрасывая хлопья выступившей на его искусанных губах обильной пены:

— Ну, кто на меня? Я всех сильней! Нет мне равных! Да я боец, мачо, плейбой хоть куда, и на ринге и в постели. Да, я имел в жизни сто, двести, триста тысяч оргазмов, каждый день по десять оргазмов! По двадцать оргазмов, тридцать оргазмов! Я могу миллион оргазмов!

И действительно, глядя на его закалённое, всё в шрамах обнажённое, пузатое и мохнатое тело, невольно закрадывалась мысль, что он могёт, могёт, в случае чего, ещё покажет. Такое покажет, такое, любого… И слона этот мелкиё хищник…

Следующим на ринг выгнали, не без усилий, активно сопротивляющегося Борьку Подлецова. Жирик радостно взвыл и бросился на новую жертву.

— А, Ефимыч! Давно таких гладеньких красивых мальчиков я не пробовал! Давай сюда дурилка, всё равно моим будешь! Отдайся лучше добровольно — сладострастно, не в силах унять дрожь, охватившего его возбуждения, прохрипел необузданный Жирик.

Трусливый Борька с диким, поросячьим визгом помчался прочь от страшного и ненасытного насильника. Несколько кругов он ловко увёртывался от распалённого изверга. Но, не смотря на то, что Жирик был утомлён и вымотан многочисленными предыдущими поединками, не смотря на то, что Борька был моложе, и в лучшей форме, стареющий ветеран ринга, всё ж таки, достиг красавца. Дальше Толик смотреть не стал. Раздосадованный он покинул заведение, дикий, нечеловеческий визг, безумные овации восторженной толпы, и заглушающие всё зверское утробное рычание, и так достаточно красноречиво говорили, что же там происходило.