Алексей Грушевский - Игра в Тарот

В облаке никак не хотевшей оседать пыли, перемешанной с чадом импровизированных светильников, на столе в круге света лежал труп старухи. В неверном мерцании нервно горящих коптилок вокруг забегали тревожные тени, и от того казалось, что, даже, умерев, старуха никак не может успокоиться, и она, и всё пространство вокруг наполнено каким-то едва заметным шевелением, словно мёртвое тело стало центром и источником какой-то странной, почти неуловимой, суетливой и беспокойной жизни. В какой-то момент Николай был настолько близок к безумию, что ему показалась, что трупп ещё дышит. Да, именно дышит! В испуге, и одновременно обнадёженный, Николай спрыгнул с лестницы и бросился к телу. Долго, пристально смотрел на неё. Нет, показалось, она была неподвижна. Он подобрал и поднёс к её губам осколок стекла, на нём не осталось следов от дыхания.

Ему было жаль тёти. Он подумал, что, гори оно всё, надо вызвать священника, пусть отпоёт, но тут он вспомнил попа из его прежней нац-тусовки. Как тот, толстый, рыжий, приходил к ним, именно к молодым, сначала долго пил, потом кричал зиг-хайли, горланил хорсвессели, затем, когда становилось жарко оголялся, снимая рясу, и показывал, то, что у него было вместо нательного креста — там висел железный крест. Но железный крест на голом распаренном пузе — был ещё не концом представления. Дальше шла подробная лекция об онанизме, при этом святой отец к тому времени уже весь мокрый, разогретый алкоголем, красный как рак, давно уже сидящий без рясы, начинал снимать последнее, что было ещё на него надето — свои семейные трусы. Именно начинал, так как широкие, всё разного цвета, и почему-то в аляповатых рисунках дешёвого ситца, трусы на него были одеты в несколько слоёв. Может такое множество трусов, закрывающих место являющиеся источником греховной сути, был последним рубежом защиты от соблазна? И всё это было как-то натужено, неискренне, без огонька, совсем не от души, одно слово — работа, служба.

На этой стадии Николаю становилось противно, и он уходил всегда раньше, чем…

Желание отпеть тётю сразу пропало, и вместе с тем, он понял, что если он и дальше будет безучастно созерцать эту чудовищную картину, то точно сойдёт с ума.

— Надо что-то делать, что-то делать — подумал он, стрясаемый совершенно чудовищным ознобом.

Достал и подвинул поближе к столу коробки с взрывчаткой, и начал было копаться в кучах мусора, чтобы найти посуду для устройства паровой бани, но быстро охладел, и бросил это занятие. Тут его внимание привлёк торчащий из кучи мусора какой-то знакомый ремень. Он потянул за него. Скоро из-под трухи показалась сумка с ноутбуком. Машинально он достал его, включил, и с невероятным, непонятным и никак не объяснимым в этой ситуации облегчением, услышал, как в звенящей тишине заработали, разгоняясь, жёсткий диск и вентиляторы охлаждения.

Скоро он погрузился в голубоватый цвет экрана. Он листал и листал страницы, нисколько не злясь, как обычно, что они при такой связи в этой глуши так долго грузятся, просто отрешённо и бездумно глядя на экран, даже и не пытаясь, что-то читать или понять. Просто смотрел и смотрел, как по мере загрузки на экране появляются символы, картинки, мигают баннеры…. видно в эти минуты эта псевдо жизнь в виде калейдоскопа мелькающих образов стала для него единственным свидетельством того, что-то где-то есть другой, живой мир, свободный от той безысходности и сумасшествия, в которые он безвозвратно погрузился.

Через некоторое время морок охватившего его стал слабеть, бездумье отступило, он стал узнавать слова, потом до него стал доходить смысл отдельных фраз. И скоро он стал жадно читать всё подряд. И странное дело, ему весь этот трэш, который раньше так раздражал, вдруг стал безумно интересен.

Николай, читал и читал, присматривая одну страницу за другой, и вдруг наткнулся на приглашение поучаствовать в совместном магическом ритуале по свержение «власти тиранов». Известный в определённых кругах пользователь живого журнала, писатель, адепт магических культов и поэт, Илья Маслов, призывал всех желающих поучаствовать в совместном радении и описывал как, что, и в какой последовательности нужно сделать, чтобы совершить этот обряд. Предполагалось, что если в один и тот же час к магическим действиям присоединится как можно больше участников, то эффект будет многократно усилен.

Николай, как утопающий, готовый схватиться за что угодно, понял, что лучшего способа отвлечься от того кошмара, в который превратилась его жизнь, просто нет, так как трудно было что-либо представить более далёкое от того, чем он занимался в последнее время, как участие в магических ритуалах. Поэтому он жадно стал вчитываться в мудрёную инструкцию, с энтузиазмом, переходящим в натуральную лихорадку, готовясь к обряду.

Наконец, магические знаки на полу, на столе вокруг покойницы, и, где было возможно, на стенах были начертаны. Николай снова и снова, внимательно и сосредоточено, повторял и повторял магические формулы, которые ему предстояло вскоре провозгласить, пытаясь за оставшееся перед началом колдовства совсем короткое время, по возможности, их заучить.

И вот час пробил. Николай, после мгновения нерешительности и колебаний, стал, размахивая руками, кружить вокруг стола, крича заклинания.

Сначала, он особо ничего не почувствовал, но вскоре его стала захватывать какая-то странная волна. Словно он попал в какой-то ритм, отчего появилась лёгкость и уверенность в движениях. Воодушевлённый этим, он с ещё большим старанием, всё быстрей и быстрей двигался вокруг стола, громче и громче, чётче и чётче выкрикивая призывы к стихиям, подчиниться ему. И странное дело, он вдруг осознал, что он помнит все мудреные формулы заклинаний, как будто, кто-то помогал ему, нашёптывая их прямо в мозг. Он явно ощутил, что он не один, что рядом с ним вызывают скрытые до времени силы и стихии другие соучастники действа. Что их помыслы и воля слились в единое целое, создав тем некий высший разум, постепенно всё полней овладевающей, руководящей и направляющей участников действа, и потому, у него с каждым разом магические пасы выходят всё чётче и лучше.

Неожиданно он ощутил, что как будто в душном мареве подвала появился ток свежего воздуха. Николай даже остановился, в радостном изумлении, и тут же его буквально захлестнул поток неизвестно откуда взявшейся свежести. В восторге он поднял руки вверх, весь расправившейся навстречу этому ветру, сила которого возрастала с каждой секундой.

Ещё мгновение и Николай понял, что ветер, надув собой его плащ, полы которого распростёрлись как крылья, приподнял его над полом, и он парит, в этой струе энергии.

Николай оглянулся. Пространство преобразилось. Нет, там, внизу, всё было, как и прежде — стол на котором лежал труп тёти, светильники вокруг, но… они больше не коптили, спазматически дёргаясь, то, почти затухая, то, вдруг, вспыхивая вновь, теперь они горели ровно и ярко, разгораясь, всё ярче и ярче, словно источником их света было не сгорание углеводородов, а нечто иное, чистое и благородное. Атмосфер очистилась и просветлела, при этом он видел, как это происходило. Дым и пыль, которые раньше висели плотным облаком, вращались, концентрируясь в серые кольца, которые, затем, расширясь, струясь, убегали клубящимися спиралями вверх. Николай проследил взглядом их путь и увидел, что стены подвала расширяются кверху и уходят куда-то в высь, почти до самого неба. Почти, потому что где-то там, в вышине между ним и небом, был бешено вращающийся вихрь, который и втягивал в себя, с каждым мгновением с всё большей силой, дым, пыль и даже, уже, мелкую труху.