Алексей Грушевский - Игра в Тарот

— Но я могу его парализовать и потом воскресить — вдруг подала голос Зара.

— Но это будет, если я его приговорю к казни, но я же не хочу этого делать — прокуратор всё так же неотразимо улыбался. — Мне нужен новый первосвященник, а не новый Осирис.

— Просто это очень опасная игра. Тут всё пронизано шпионами. Если они есть у нас, значит, есть и у синедриона. Как и мы, так и они, должно, быть давно следят за ним. Если ситуация выйдет из под контроля, нам придётся его казнить, чтобы потом воскресить — настойчиво продолжала Зара, полуобняв сзади Пилата и склонившись к нему своей красивой головкой. — Он должен знать, мы не бросим его, чтобы не дрогнул, не отступил. Он знает, что это возможно, он сам пробовал зелье на других, и он не должен бояться.

— Хорошо — согласился с Зарой прокуратор.

— Итак, Еуша, если Вы продержитесь до наступления пейсаха, то Вы согласны сотрудничать со мной, на тех условиях, что мы обговорили? — спросил Пилат, гладя прямо ему в глаза.

— Да — ответил Еуша.

— И Вы должны знать, если не получиться на этот раз, я намерен попробовать ещё, на следующий год, и если не получится и тогда, то пробовать ещё и ещё. Вы согласны, не отступать?

— Да.

— Итак, повторим, если вас сметут — бегите, прячьтесь. Не сможете убежать — сдавайтесь, мои люди проследят, чтобы с вами не расправились без суда. Я сделаю всё, чтобы не приговорить Вас к казни, так как Вы мне нужны живым — улыбка прокуратора была само дружелюбие.

— Ну, если меня всё ж таки заставят Вас распять, вдруг случиться такая незадача, то вся надежда, только, на Зару. Ты не подведёшь?

В ответ Зара мило улыбнулась, сверкнув на гостя своими необыкновенно глубокими чёрными глазам. Почему-то от этого взгляда у Еуши мороз пошёл по коже.

Прокуратор позвонил в один из многочисленных колокольчиков стоящих на его столе.

— Руфий — представил он человека с совершенно незапоминающимся лицом, но очень внимательным взглядом. — Все вопросы решайте с ним.

Руфий провел Еушу в небольшую комнату, где долго и подробно обсудил с ним предстоящие на следующий день дела. Потом вывел тёмным коридором к потайной двери, где в глухом тупике у дворцовой стены его уже ждал всадник.

В доме, где он остановился, всё было как обычно. Жёны его пререкались между собой, особенно Марфа буквально бросающаяся на Марию, по обыкновению попрекающая её тем, что она совершенно не занимается хозяйством. Апостолы предавались обжорству, пьянству, безделью и бессмысленным дискуссиям, за исключением сурового Петра, который по старой солдатской привычке начищал свой меч, внимательно следя за происходящим, и старательного Иуды, который что-то усердно считал в своих гроссбухах, традиционно скорбя над сумами расходов.

Еуша сел на своё место, внимательно разглядывая своих соратников и прикидывая — как они поведут на предстоящей акции? Увы, выводы были явно пессимистические. Он было уже начал думать — не отложить ли, пока не поздно, захват Храма на годок, другой, но насмешливые прокуратор и его колдунья так и стояли перед его глазами, и, стыдно сказать, больше всего он после разговора с ними боялся упасть в их мнении.

Сзади послышались визгливые бабские крики. Похоже, Мария с Марфой сцепилась не на шутку. Ссора произошла из-за нардового мира. Пока Марфа хлопотала по хозяйству, Мария, как обычно, мучимая бездельем, села расчёсывать свои густые кудри гребнем смазанным миром. Увидев это, Марфа взорвалась — ничего не делает по хозяйству, только миро переводит! Марфа бросилась отобрать кувшин с миром, но Мария схватила его и кинулась бежать. Марфа дёрнула убегающую Марию сзади за платье, и та, не удержав равновесие, в падении разбила алавастровую вазу прямо об голову Еуши, облив его всего драгоценным маслом.

Мария, плача, в ужасе бросилась перед Еушей ниц прямо в натёкшую с него липкую лужу, и стала, дабы загладить вину, своими длинными и густыми волосами размазывать по его ногам растёкшееся миро.

Потрясённый ударом, Еуша молча сидел, крепко схватившись руками за поручни кресла, чтобы не свалиться с него от головокружения. Наступила тяжёлая тишина. Все в ужасе ждали, что же последует за потерей столь значительной части общака.

Первым не выдержал Иуда, гнусаво причитая — о скорби мои, скорби — он стал высчитывать, сколько же дней надо собирать, милостыню чтобы покрыть убытки. За ним визгливо заверещала Марфа, обвиняя во всём, естественно Марию. Скоро началась всеобщая ругань, грозившая вот-вот перейти в массовую подтасовку. Один лишь Пётр спокойно сидел на своём месте, чему-то усмехаясь, пробуя пальцем остриё своего меча.

— Тихо — прейдя в себя, крикнул, еле вставший, шатающийся Еуша. Шум от склоки был совершенно невыносим для его чуть не расколовшейся головы. — Завтра идём в Храм. Или на царство или на погибель.

— Знак, знак — закричала стоящая на коленях, вся промасленная, Мария, раскачиваясь справа — налево.

Она вскинула вверх руки, отчего её полные соблазнительные груди, теперь совершенно не скрываемые прилипшей к ним обильно пропитавшейся маслом тонкой тканью платья, словно вывалились наружу.

— Знамение! Помазание на Царство! Свершилось, помазанье свершилось. Чудо, чудо. Завтра в Храм! В Храм! — кричала она в исступлении, раскачивая в такт безумным воплям своими открытыми для всеобщего обозрения прелестями.

Постепенно амплитуда и частота качания увеличивалась, скоро её движения переросли в стремительно набирающее обороты вращение. Центробежная сила срывала с её распущенных волос капли мира, так что обильно летящие во все стороны липкие брызги обильно орошали присутствующих

— В Храм, В Храм — эхом прокатилось по комнате волна нервного возбуждения.

Начинался обычный для этой компании шабаш всеобщего сумасшествия. Скоро судороги, эпилептические припадки, пена изо рта, безумные выпученные глаза, дикие крики, и другие немыслимые корчи, овладевшие присутствующими, зримо и недвусмысленно обозначили факт сошествия на них очередного откровения. Всё это продолжалось до тех пор, пока участники радения беспорядочно попадали оземь полностью обессиленные.

Следующее утро Еуша ознаменовал своим очередным, можно сказать рядовым, маленьким чудом. Он дал чёткие указания, где найти осла для своего передвижения. В указанном месте действительно стоял осёл, и достаточно было сказать находящемуся рядом с ним бородатому громиле пароль — он надобен Господу — как к радости и благоговению посланцев, совершенно незнакомый им бородач без колебаний отдал своё имущество, расставшись с ушастым животным.

Въезд в город был воистину триумфальным! Вдоль улицы через каждые два метра стояли рослые мужчины в одинаковых серых хламидах с закрытыми платками лицами. Они синхронно размашисто взмахивали пальмовыми ветвями и хорошо поставленными командными голосами отрывисто гаркали — Осанна! За ними ходили такие же рослые мужчины, только уже в белых хламидах (один ходящий где-то на десять стоящих и размахивающих ветвями) и сообщали всем прохожим, что, это едет — сын Давидова, воскреситель Лазаря из мёртвых.