Дмитрий Лычковский - Когда был Ленин мумией

— Вовчик, Вовчик… Да очнись ты! — Ильич вздрогнул, открыл глаза, и с облегчением вынырнул из липкого кошмара. Над ним, склонившись к самому лицу, стоял Шайба и жарко шептал, — Вставай, дело есть. Жду в коридоре.

Сообразив, наконец, на каком он свете, Ильич утер лоб, покрывшийся от пережитого кошмара тягучей испариной, и с натугой вылез из саркофага. Немного постоял, привыкая, словно моряк после качки, к вертикальному состоянию, затем проследовал за Шайбой в коридор.

— Давай за мной, тока тихо, — обронил тот.

Довольно долго они шли в кромешной темноте, в которой уголовный, однако, ориентировался прекрасно. Дойдя до какой-то ему одному ему понятной приметы, Шайба скомандовал стоять. Памятуя о коварных ловушках пирамиды, Ильич беспрекословно замер. Шайба погремел коробком, чиркнул спичкой и осветил стену, иссеченую барельефами и египетскими символами. «Где-то тут, — шаря рукой по стене, бормотал он. — Ага, есть!» Он вдавил чуть выдававшуюся из камня морду шакалоподобного Анубиса, и одна из плит с легким скрежетом ушла в пол, открыв узкий лаз. «Давай вперед, быстро…» Ильич встал на колени и, царапнув лысиной о низкий свод, послушно пополз. Шайба, кряхтя, двинулся за ним, не забыв предварительно дернуть за собой торчащий из стены бронзовый рычаг, отчего многотонная плита мигом встала на место.

«Шевели мослами, тут недалеко, — пыхтел он в спину Ильичу. — Метров десять прямо, потом налево, вниз и опять прямо» Ильич выполнил инструкцию, заметив, что лаз постепенно расширяется. Впереди забрезжил неровный свет. «Туда!» Он пополз еще расторопней и почти что ввалился в небольшую, практически пустую — ни статуй, ни каноп, ни саркофагов — погребальную камеру, посреди которой их ожидал, горделиво выпрямившись, маленький высохший человечек.

Ленин уставился на него во все глаза — благо выглядел человечек диковинно. Просторный, до полу, хитон расшит сверкающими звездами. На голове у хозяина камеры красовался высоченный остроконечный колпак, а в руке он сжимал увесистый посох, украшенный сверху золотым яблоком. Похожие костюмы мастерили дети в семье Ульяновых для живых картин, когда собирались представлять старинных звездочетов.

— Принимай гостей, Ассириец! — хохотнул Шайба, отряхивая с коленей желтую пыль. — Ну и глубоко же ты залег на дно. Насилу доползли в твою берлогу.

— Здравствуйте, товарищ Ассириец — поздоровался и Ильич.

— Табия, — ответил тот, огладив рукой бороду, смахивающую на новенький каракулевый воротник и совершенно не вязавшуюся с его сморщенным личиком. — Называй меня Табия.

Выговор у него был какой-то необычный.

— И чем тебе погоняло не нравится? Нормальный кликон — Ассириец. По мне, так Халдей звучит еще хуже, — возмутился Шайба.

— Табия, — упрямо повторил незнакомец.

— Ну и хер с тобой, пускай будет Табия, — миролюбиво сказал Шайба и сел на корточки, привалившись спиной к стене.

— А отчество ваше позвольте узнать? — вежливо поинтересовался Ильич, давая понять, что ему, в отличие от уголовного, не чужд политес.

Приложив руку к груди, Ассириец отчетливо произнес: «Таб-Цили-Мардук, сын Набу-аплу-иддина, потомка Син-или». Ильич смешался. Сходу запомнить было непросто.

— Э-э-э, очень приятно. Рад знакомству, товарищ… Табия. Ленин, Владимир Ильич. Искренне рад!

— Харэ расшаркиваться, — подал голос Шайба. — Времени мало. Давай по делу, Ассириец.

Табия жестом пригласил Ильича присесть на каменную лавку — единственное убранство камеры.

— Мой беспутный друг, — молвил он, величественно указав сухонькой ладонью на Шайбу, — сказал, что ты хотел бы узнать путь в мир живых. Так?

Ильич кивнул, сглотнув набежавшую от волнения формальдегидовую слюну.

— И взамен за то, что я сдерну завесу тайны, — продолжил Табия, — ты обещаешь уничтожить ненавистного Хуфу вместе с его соплеменниками, да будут стерты и навеки преданы забвению их проклятые имена. Так?

— Всегда готов! — не раздумывая, поклялся Ленин.

— Хорошо. Вопрошай.

— Как я могу попасть в мир живых? Только в таком же активном виде, как сейчас — когда могу ходить, говорить, действовать!

— Все зависит от того, кем ты там был.

— Революционером. Вождем мирового пролетариата.

Табия поднял седые кустистые брови домиком и посмотрел на Ленина с любопытством:

— Ты говоришь странное. Я понял только слово «вождь». Ты был вождем? — уточнил он.

— Да.

— Тогда никак. Ни вождям, ни воинам, ни царям боги не даровали права возвращаться из царства теней, мрака и тлена, чтобы менять мир живых. Это удел магов. А ты не маг.

— Ну а вы, товарищ, можете?

— Я — могу. Ибо я последний из великих халдеев Вавилона. А для мага нет границ между мирами. Я могу быть здесь, могу быть там. И, в отличие от тех, чьи имена будут стерты, мне не нужен для этого раб и посредник.

— Может, Вовчик, век на свободе не лежать, — подтвердил Шайба. — Этот колдун покруче фараона и его прихвостней. Если надо, грев наверху получит, маляву передаст. Такой жучара, что хочет, протащит.

— Мой беспутный друг преувеличивает, — скромно поправил Табия. — Не все, а лишь то, что могу унести в руках.

— Да ладно прибедняться, — начал было Шайба, но его перебил Ильич, которому не терпелось убедиться, что маг говорит правду.

— Ну а как это выглядит технически, товарищ? Слова словами, но мы, большевики, верим делу. Не затруднит ли вас воочию продемонстрировать свои способности?

«Блага сень бога Мардука», — пробормотал маг. Он отступил назад на пару шагов и посохом провел вокруг себя круг, который тотчас же вспыхнул синим и ровным, как у газовой горелки, пламенем. Тем же манером Табия начертал на полу в круге два треугольника и оказался стоящим внутри шестиконечной звезды.

— Что бы ты хотел получить в доказательство моего могущества из предметов, которые были дороги тебе в той жизни?

— Ну хотя бы… — Ильич подумал. — Вот, кепку! — И провел по своей лысине.

— Кепку? Это то, что ты носил при жизни на голове? — уточнил маг.

— Да.

— Узри же…

Табия ударил в пол посохом, отчего звезда на полу, горевшая синим пламенем, внезапно полыхнула красным, и, выкрикнув «этемму ашшурбанипал элини», исчез. В воздухе запахло, как после грозы.

— Понял, да? — подал голос Шайба. — Я когда первый раз этот цирк увидел, думал, обосрусь. А сейчас ничего — привык.

— И долго он… — Ильич был сильно шокирован.

— Да не, он парень быстрый, одна душа тут, другая там.

Словно подтверждая его слова, звезда вновь вспыхнула — и в центре ее возник вспотевший и почему-то покрытый копотью Табия. В правой руке он сжимал все тот же посох, а в левой… — и тут ошибки быть не могло! — ленинскую любимую кепку.

— Возьми, вождь.