Андрей Дашков - Плод воображения

И тут Нестор спиной ощутил чье-то присутствие.

Они пересекли Периметр ночью и под утро вошли на северо-западную окраину города. Кисуна сопровождал неразговорчивый малый по кличке Дюшес. Это был человек Могилевича, навязанный ему понятно с какой целью, но под благовидным предлогом. Впрочем, Кисун не возражал. Как бы ни обернулось дело, лишняя пара рук не помешает. Он прикинул, что можно будет использовать Дюшеса в зависимости от обстоятельств, а кроме того, не сомневался, что в крайнем случае сумеет избавиться от «опекуна».

Он шел налегке, эксплуатируя один из немногих плюсов наличия эскорта. В его присутствии Дюшес получил от Казимира приказ безоговорочно ему подчиняться — разумеется, во всем, что не наносит ущерба интересам самого Могилевича. Кисуну это сильно напоминало какой-то из законов роботехники (он не помнил точно — какой), а вообще-то хотелось посмотреть, как Дюшес, явно не обремененный излишками интеллекта и вряд ли осведомленный об истинной опасности миссии, будет блюсти интересы хозяина.

Сейчас он послушно тащил две большие сумки с личными вещами и кое-каким снаряжением. По дурацкой легенде, предложенной Могилевичем, они были диггерами, решившими исследовать старые подземные ходы под городом. Кисун опять-таки не возражал. Ему было всё равно, под какой личиной — диггера, рыбака, клоуна из цирка-шапито, — лишь бы побыстрее добраться до места и хоть что-нибудь узнать о судьбе Лизы.

Кстати, если верить собранной информации, подземные ходы в городе действительно были, а вот относительно их возраста и происхождения ни малейшей определенности не наблюдалось. Упоминаемые с середины восемнадцатого века, обложенные кирпичом, аналогов которого больше нигде обнаружить не удалось, без следов копоти, просачивания воды или повреждения кладки, ходы представляли собой сплошную загадку. Никто не брался хотя бы приблизительно оценить их общую протяженность, потому что ни один ход не был исследован дальше чем на пять километров от места выхода на поверхность. Найденные людьми Могилевича старые, выполненные на любительском уровне, карты были приблизительными, за пределами трехкилометровой зоны — условными, и вызывали столько же доверия, сколько прогноз погоды.

Кисун, который по дороге сюда добросовестно изучил вопрос, насчитал на картах четыре выхода, привязанные к наземным объектам. Это могло пригодиться, но лучше бы не пригодилось. У него было предчувствие, что в городе обнаружится достаточно дерьма, чтобы вдобавок лезть за ним в подземелье.

В этот предутренний час, когда вокруг царили тишина и мертвая неподвижность, а улицы возникали из сумерек подобно ущельям постапокалиптического ада, город выглядел призраком, без остатка вытеснившим собой реальность. И даже хуже, чем призраком. Город был врагом, потому что забрал у него Лизу, спокойную старость в доме на берегу моря и, не исключено, заберет жизнь, — причем таким врагом, которого нельзя победить или уничтожить.

Если бы не три приемо-передатчика системы поиска и позиционирования, которые, кроме всего прочего, тащил на себе молчаливый ишак Дюшес, Кисун не знал бы, с чего начать. У него не было ни единой зацепки. Перед ним лежали квадратные километры трехмерного лабиринта, в котором ему предстояло найти одного-единственного человека. Другие его не интересовали. Вернее, интересовали как источники информации. Добывать нужные сведения он намеревался любым доступным способом и чувствовал в себе готовность продвинуться на этом поприще гораздо дальше, чем прежде, когда он только выполнял чужие приказы.

Он прекрасно понимал: если бы речь шла не о Лизе, он действовал бы иначе. Скорее всего, вообще не действовал бы. Но угроза ее жизни избавила его от какой бы то ни было моральной или профессиональной озабоченности.

Он не завидовал Дюшесу. Тот оказался в плохой компании.

Первую остановку он сделал уже через двадцать минут. С точки зрения вероятности обнаружения сигнала это место было ничем не хуже любого другого. Дюшес без лишних вопросов разгрузил сумки, после чего замер в противоестественной неподвижности. У Кисуна, успевшего за последние несколько лет стать начитанным, даже возникли некие ассоциации с Големом.

Примерно с полчаса ушло на установку и настройку аппаратуры. Занимаясь этим, он одновременно старался проделывать дыхательные упражнения, которые обычно благоприятно сказывались на его давлении и пульсе. Но не сегодня. Он чувствовал себя гораздо хуже среднего, и виной тому явно были не только долгий перелет, недосыпание и резкая перемена часового пояса.

Запустив систему и не обнаружив каких-либо сигналов местного происхождения, он заставил себя пройтись вокруг квартала, чтобы не пялиться на приборы ежесекундно. По пути он убеждал себя в том, что в отсутствии радиообмена нет ничего странного, — в конце концов он находился в давно покинутом людьми городе, — но полное радиомолчание в зоне радиусом двадцать километров, включавшей в себя большую часть Периметра и временную базу службы безопасности, выглядело по меньшей мере странно.

Спустя час аппаратура по-прежнему не зарегистрировала ни одного сигнала, источник которого находился бы внутри интересующей Кисуна области. Он дважды перепроверил работоспособность системы и даже отправил Дюшеса прогуляться с маломощным излучателем, который был немедленно обнаружен при включении. Кисун забросил в себя таблетку благоразумно припасенного «энап-Н» и, несмотря на раскалывающуюся голову, попытался прикинуть, что делать дальше.

Плана «Б» у него не было. Прочесывание города на своих двоих — это не план, а капитуляция. Он не мог не задуматься, во что же тут заигрались федералы, если это действительно федералы, а не кто-нибудь еще. Могилевич мог стать жертвой грандиозной мистификации… и сам Кисун тоже. Таким образом, ему ничего не оставалось, как исходить из того, что любая полученная ранее информация недостоверна. Не исключено, что Лизы вообще нет в этом городе, а он, глупый доверчивый старик, просто исчезнет здесь. Дюшес выглядел человеком, который вполне способен организовать «несчастный случай». Впрочем, Кисун был не склонен рассматривать этот вариант всерьез. Он спросил себя: «Кому ты на хер нужен?» — и согласился, что так оно и есть.

Потом головная боль немного отпустила, и Кисун с некоторым беспокойством обнаружил, что еще минуту назад готов был принять превентивные меры, а попросту говоря, прикончить Дюшеса, для чего даже сунул руку в карман куртки, где лежал пистолет. Возникал вопрос: если здешняя обстановка так подействовала на него в течение первых полутора часов, то что будет дальше? Объяснить это «умопомрачение» только потерей профессионализма было невозможно; причина заключалась в чем-то, не поддающемся контролю и даже трезвому осмыслению.