Андрей Мелехов - Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ

— Назад и влево!

С секундной заминкой ромб начал смещаться в противоположную сторону, прижимаясь к гребню и пропуская мимо себя вторую колесницу. Расстояние до нее оставалось слишком маленьким, строй пехотинцев уже не успевал уклониться от бешено вращающихся ножей. Казалось, столкновение было неминуемым.

— Четвертая и пятая!

Шестая манипула тоже метнула копья, зная, что у их командира просто не оставалось даже доли секунды на произнесение слова «шестая». Лошади колесницы, пораженные дротиками в грудь и головы, рухнули прямо перед строем. Возница, как снаряд, подброшенный в воздух, пролетел вперед и с воем упал прямо на мечи пехотинцев, которые тут же искромсали его на куски под восторженный рев цирка.

Прижавшемуся к гребню ромбу пехотинцев было уже невозможно избежать третьей колесницы, успевшей изменить направление движения. Спрятавшись от дротиков за щит на боку экипажа, возница виртуозно — по дуге — совершил атакующий маневр. Щиты «легионеров» разлетелись в щепки при первом же касании вращающегося лезвия серпа. Раздались хруст костей и крики умирающих воинов. В стороны полетели окровавленные ошметки плоти и многочисленные алые брызги из вмиг разорванных артерий. Спустя пару секунд, когда колесница прошла весь строй, на песке арены лежали разорванные тела как минимум дюжины гладиаторов.

— Сомкнуть строй! — приказал Лейтенант. — Седьмая, восьмая и девятая!

Еще тридцать дротиков засвистели в сторону стремительно приближавшейся конной лавины. Как минимум половина из них нашли цель. Оставшаяся масса тяжело вооруженных конников врубилась в ощетинившийся мечами строй. Со стороны, наверное, казалось, что судьба пехотинцев предрешена: ничто не могло противостоять атаке закованной в броню кавалерийской алы. [35] Ала — кавалерийский отряд в римской армии.

— «Черепашки»! — прокричал Ретиарий, отразив удар длинного меча всадника и отсекая его руку по локоть. Из обрубка, как из поврежденного шланга, ударили струи крови.

По этой команде гладиаторы-легионеры тут же разделились на группы из трех воинов, двое из которых прикрывали третьего своими широкими щитами, пока тот беспрепятственно калечил несчастную лошадь конника, мгновенно надрезая связки. Через минуту перед боевым порядком пехотинцев оказался целый вал из раненых животных и их поверженных хозяев. Стало понятно, что бой перешел в ту стадию, когда ни одна из сторон не имела перевеса. Умелое командование Лейтенанта и прекрасная выучка его гладиаторов привели к тому, что колесницы и конница не успели раздробить и уничтожить центурию в открытом поле. Ретиарий оглядел строй своих бойцов: несмотря на понесенные потери, на ногах стояло больше двух третей от первоначального количества. Хопломах Фирмус, тяжело дыша, ухмыльнулся разодранными в кровь губами и с трудом выговорил:

— А ты парень что надо! С такой башкой надо командовать легионом!

Лейтенант ухмыльнулся в ответ:

— Может, и доживу до этого времени, если не умру от твоей вони!

Фирмус, не обидевшись, утер кровь с лица хвостом мертвой лошади и вытащил из седельного чехла дротики хозяина. Его примеру, воспользовавшись паузой, последовали и остальные гладиаторы. Заскучавшие зрители начали шумно выражать свое недовольство явно проигрывавшими конниками. Почувствовав это, распорядитель прокричал:

— И вот на помощь доблестным легионерам, сдержавшим первый удар Ганнибала, пришел союзник римлян — мужественный и верный царь Нумидии Масинисса!

Далекие ворота вновь распахнулись. В них показалась сотня темнокожих жителей африканской пустыни в позолоченных латах и с длинными копьями. Во главе колонны находился всадник в шлеме с пышным султаном перьев. По-видимому, это и был сам «верный» Масинисса, когда-то успешно провоевавший десять лет на стороне Ганнибала, прежде чем перебежать на сторону римлян. «Карфагеняне» стали затравленно озираться: они вот-вот должны были оказаться между двух огней. Предчувствие их не обмануло. Когда пехота и африканская конница ударили с двух сторон, их судьба была решена. Под восторженный рев толпы за каких-то пять минут их тела усеяли окровавленный песок огромной, в форме вытянутого эллипса, арены. Лишь отдельные всадники отчаянно пытались уйти от метких копий безжалостных преследователей, которые поражали их даже сквозь заброшенные на спины щиты. С десяток «карфагенян», включая возницу уцелевшей колесницы, решили отдаться на милость победителей и ждали решения своей участи императором. Нерон, верно угадав настроение четвертьмиллионной толпы, дал знак убить всех пленников. Лейтенант невольно отвернулся, когда тех — стоящих на коленях с преклоненными головами — почти одновременно прикончили ударами между шеей и ключицей (мечом вниз и в сердце). После этого он построил оставшихся в живых «легионеров» напротив шеренги гораздо менее пострадавших «нумидийцев», чей предводитель спешился и подошел к нему. Они ритуально обнялись, как обнимаются на поле боя выручившие друг друга полководцы. Стадион взревел от восторга:

— Слава Ретиарию, любимцу Геракла!

Построившись в две параллельные колонны, гладиаторы гордым шагом триумфаторов покинули арену. Толпа с удовольствием бросала им лавровые венки и пучки цветов. Лейтенант снял шлем, обнажив покрытую потом и пылью голову. Это вызвало бурю восторга у женской части зрителей. Даже почтенные матроны, сидевшие отдельно от своих мужей, кричали:

— Соверши еще один подвиг, любимчик Геракла! Трахни двенадцать девственниц!

— Пощупай мою грудь — не пожалеешь!

— Делай со мной что хочешь!

Гладиаторы довольно ухмылялись, слушая все это неприличие. Сегодня ночью не только красавчику-Ретиарию, но и всем им должно было перепасть немало удовольствий, щедро оплаченных возбужденными кровью римлянками. Прямо на глазах арена с удивительной быстротой очищалась от трупов людей и коней. Рабы-служители торопились еще и для того, чтобы драгоценная кровь убитых не успела впитаться в песок. Каждую оставшуюся каплю можно было дорого продать все тем же женщинам. Римлянки высоко ценили возможность омыть тело и волосы кровью гладиатора: согласно поверьям, она повышала детородную способность.

— А теперь по велению великого императора и великого артиста Неро Клаудиуса Цезаря Друзуса Германикуса мы покажем спектакль, подобного которому еще не доводилось видеть жителям Рима! Я счастлив представить миф о Пасифае!

При этих словах гладиаторы, уже вошедшие в темные коридоры внутренних помещений цирка, заинтересованно закрутили головами, явно заинтригованные объявлением. Навстречу им провезли тележку с совсем юной девушкой. Ее руки и ноги были привязаны к специальному «козлу» так, что между нежной плотью раздвинутых ягодиц ясно виднелись губы половых органов. Гладиаторы тут же начали отпускать по этому поводу похабнейшие шутки. По лицу девушки ручьем катились слезы. Она шептала слова какой-то молитвы. Судя по упоминанию в них Иисуса, приговоренная к смерти в ходе очередного «спектакля» императора была христианкой.