Роберт Хайнлайн - Дорога Славы

Внезапно я услышал грохот, какого не слышал никогда в жизни. Это прозвучало так, словно у меня над ухом кто-то выстрелил из ружья; мне показалось, словно нечто пробило толстую стальную дверь; словно какой-то гигант разодрал кусок материи метровой толщины.

Потом грохот остался только в моих ушах, и я почти потерял сознание. Я потряс головой и уставился в пол. Прямо перед кончиком большого пальца моей ноги появилось отверстие с рваными краями. Изоляция на краях была оплавлена, а в центре отверстия я увидел что-то черное. Потом в этом черном мелькнула звезда, и мне стало ясно, что я гляжу в открытый космос.

Потом я услышал шипение.

Я не думаю, будто что-то понял. Я просто машинально скомкал свою форму, нагнулся и сунул ее в отверстие. На мгновение мне показалось, что подсос воздуха протолкнет ее наружу, но она осталась на месте и больше не шевелилась. Но шипение не прекратилось. Мне кажется, что в это мгновение я думал только о том, что мы теряем воздух и, может быть, нам придется задохнуться в вакууме.

Позади меня кто-то закричал и завизжал, что мы должны умереть, и повсюду завыли сирены тревоги. Теперь вообще ни о чем нельзя было хорошенько подумать. Герметическая дверь в наше спальное помещение автоматически закрылась, и мы теперь были отрезаны от остального корабля.

Я почти сошел с ума от страха.

Я знал, что я что-то должен сделать. Я знал также, что было лучше запереть нас здесь, в отсеке, и позволить, людям, находящимся в нем, задохнуться, чем обречь на гибель пассажиров всего корабля. Но, в конце концов, я сам находился в этом отсеке. И я считаю, что я ни в коем случае не был героем.

Я почувствовал, как подсос воздуха снова рванул форму. Где-то в глубине сознания я отметил, что материя моей формы называлась “воздухонепроницаемой”. Я жалел, что вместо формы я не взял с собой старый резиновый плащ. Я боялся, что моя форма еще глубже всосется в отверстие, вылетит наружу и мы наглотаемся вакуума. В это время я отдал бы весь десерт на ближайшие десять лет за пачку жевательной резинки.

Крики смолкли; потом возобновились снова. Это был Олух Эдвардс. Он молотил кулаками по запертой двери и вопил:

— Выпустите меня! Выпустите меня!

Сквозь эти крики я услышал голос капитана Харкнесса.

— Н-12, ответьте! Н-12, вы меня слышите?

Я крикнул во весь голос:

— Тише!

Пиви Брюн, один из моих “волков”, с широко открытыми глазами стоял возле меня.

— Что случилось, Билли? — спросил он.

Я сказал:

— Дай мне подушку с одной из коек! Быстрее!

Он сглотнул и повиновался.

— Сними наволочку!

Он сделал это и поспешно протянул мне подушку, но руки у меня были заняты. Так что я сказал:

— Положи ее на мою руку.

Это была обычная подушка из мягкой пенорезины. Я освободил одну руку и сжатым кулаком прижал подушку к отверстию. В центре ее появилось маленькое углубление, и я испугался, что подушку разорвет. Но она выдержала. Олух снова заорал, а капитан Харкнесс все еще спрашивал, может ли кто-нибудь в отсеке Н-12 сказать, что произошло. Я снова крикнул:

— Тише! — и добавил: — Нельзя ли заставить замолчать этого идиота?

Эта мысль понравилась и остальным. Трое моих товарищей взялись за работу. Олух получил удар ребром ладони по шее и тычок под дых и наконец успокоился.

— Теперь не гомоните, — сказал я, — и если Олух хотя бы пискнет, ударьте его еще раз! — Я глубоко вдохнул воздух и крикнул:

— Говорит Н-12!

Капитан ответил:

— Что там у вас?

— Дыра в борту корабля кэп, но мы ее заткнули.

— Что? И какого же размера эта дыра?

Я объяснил ему, как обстоят дела, больше я ничего не мог сделать. Потребовалось некоторое время, прежде чем к нам пришли, потому что — я обнаружил это позже — они изолировали герметическими дверями также и коридор, и это значило, что они должны эвакуировать всех людей с этой стороны палубы “А”, но в конце концов два человека в космических скафандрах открыли дверь и вывели из отсека всех мальчиков, кроме меня. Потом они вернулись назад. Одним из них был мистер Ортега.

— Теперь ты можешь встать, мальчик, — его слова смешно звучали сквозь шлем и все плыло у меня перед глазами. Другой человек опустился на колени возле меня и прижал подушку еще крепче.

У мистера Ортеги в руке была огромная металлическая заплата. С одной ее стороны была видна клейкая масса. Я хотел оставаться тут и поглядеть, как будут накладывать заплату, но они выставили меня наружу и закрыли дверь. Коридор снаружи был пуст, но я постучал в герметическую дверь, и меня выпустили к другим ребятам. Они хотели знать, что там происходит, но я ничего не мог им сказать, потому что меня самого оттуда выставили.

Через некоторое время мы почувствовали себя очень легкими, и капитан Харкнесс объявил, что вращение корабля на некоторое время должно быть приостановлено. Мистер Ортега и его товарищ вышли из отсека и направились в рубку управления. Сразу же после этого корабль перестал вращаться, и мне стало ужасно плохо. Капитан Харкнесс не отключил корабельную связь, когда разговаривал с людьми, вышедшими наружу, чтобы заделать отверстие. Я не прислушивался. Когда страдаешь космической болезнью, все остальное перестает волновать.

Потом вращение возобновилось, и мы вернулись назад, в нашу спальню. Там ничего не изменилось, только появилось пятно на том месте, где недавно была пробоина.

В это утро мы получили свой завтрак на два часа позже, и на этом все закончилось.

Так, во второй раз, я оказался на суде капитана. При этом присутствовали Джордж, Молли и Пегги, а также доктор Арчибальд, командир скаутов нашей палубы, ребята из нашего отсека и все офицеры. Остальные пассажиры могли наблюдать за церемонией по экрану стереовизора. Я хотел надеть свою форму, но она была изорвана и запачкана клеющим составом. Я срезал с нее знаки различия и бросил остатки в мусоропровод.

Первый офицер выкрикнул:

— Суд капитана — для наказания проступков и для вознаграждения за храбрость! — Все встали, и капитан Харкнесс выступил вперед. Папа также подтолкнул меня вперед.

Капитан взглянул на меня.

— Уильям Лермер? — спросил он.

— Так точно, сэр!

— Я прочитаю вчерашнюю запись в бортовом журнале:

“Когда мы двадцать первого августа, в семь часов четыре минуты, согласно плану, находились в инерциальном полете, в корабль попал метеорит. Система безопасности сработала безукоризненно, и пораженная областо, Н-12, была отсечена, благодаря чему давление воздуха в остальном корабле почти не изменилось.

Отсек Н-12 — спальное помещение, в котором в момент несчастного случая находились двадцать пассажиров. Один из пассажиров, Уильям Лермер, изготовил из подручного материала временную пробку, благодаря чему было сохранено необходимое количество воздуха, пока ремонтная бригада не проникла в помещение.