Вадим Сухачевский - Ковчег. Исчезновения — 1.

— Ладно, дедуля, — кивнул он. — Потом, если что, не пеняй только. — И сказал Еремееву: — Придется тогда тебе в кузов, а то дедулю там совсем растрясет. Ну, хлопцы, с Богом! По местам! Дранг нах остен! Операция… как ее?

— План "Барбаросса", — подсказал всезнайка-Колян.

— Во-во! Киндер-сюрпризен!..

Через пару минут картошкинский грузовик лихо рванул с места. Еремеев и три суровых архаровца сидели в кузове на старых покрышках. Сильно трясло. Иногда в лицо плескали свет фары встречных машин, принося короткое, как сами эти всплески, успокоение: значит, все-таки существовал, существовал мир обычных вещей, из которого он, Еремеев, чувствовал себя уже несколько дней как исчезнувшим.

Только вот знать бы, что этот мир вскорости ожидает. Неужели, неужели же?!..

Вскоре Еремеев свыкся с тряской, и его начал забирать сон. В этом обрывочном сне, — из дремы все-таки выдергивало на каждой колдобине, — ему попеременно виделись то Ира, то Нина, и всякий раз, вытряхиваясь из сна, он не понимал, чье лицо видел только что. И странную зыбь в душе ощущал он от этого своего непонимания.

Наконец он решил больше не поддаваться сну и стал прислушиваться к разговору сидевших рядом, в кузове, архаровцев.

— Как думаешь, надолго этот "дранг нах остен"? — спросил один из них.

— На сколько надо, — отозвался другой. — Хоть на неделю. Система дала добро.

— Жаль, Валера винторезку с оптикой не захватил. С ней одному в лесочке залечь — и вся позиция, считай, наша.

— Да, это было бы тактически самое верное решение, — согласился просвещенный Колян. — Я ему, кстати говоря, советовал.

— Ну а он что?

— Сказал — сперли винторезку.

— Ни … себе! Это у Картошкина! У нас, в Архаровке?

— Не знаю, в Архаровке или где, а только нет винторезки, и всё тут.

Еремеева обожгло. Тогда — казалось, уже в незапамятные времена — стреляли по его компьютеру как раз из винтовки с оптическим прицелом, затем брошенной, если верить Небрату, на крыше. Снова странное совпадение? А что если старик Шмаков прав?.. Неужели же, неужели?!..

В этот миг машина стала сбавлять скорость.

— Кажись, у них тут блок-пост, — выглянув из кузова, сказал Колян.

Картошкин, высунувшись из кабины, приказал:

— Приготовились! Часовых снять быстро, без шума. Чтоб полный был киндер-сюрпризен!

— Не боись, ювелирно снимем, — отозвался один из архаровцев.

Однако тут из другой дверцы высунулся старик Шмаков и сердито прикрикнул на них:

— Еще чего! Вам лишь бы удаль молодецкая? Раззудись, понимаешь, плечо! Сила есть — ума не надо! "Сниматели", вишь, нашлись!.. Без вас управлюсь!

— Это ты-то, дедуля, управишься? — насмешливо спросил Картошкин.

— Уж как-нибудь! — отозвался старик.

— А что, хлопцы, — опять усмехнулся Картошкин, — дедуля у нас, гляжу, орел, чего бы не проверить на деле? — И добавил уже серьезно: — Только не зевайте, подстрахуете ежель что.

Через минуту машина остановилась, и снизу донесся голос часового:

— Пароль?

— "Малелеил", — бросил Шмаков из кабины. — То есть, тьфу ты! До полуночи было "Малелеил", а теперь, стало быть, "Иаред".

— Это до часу ночи было "Иаред", — сурово сказал часовой, — должен бы знать. А теперь уже сколько? Четверть второго.

— Ох ты Господи!.. — забормотал старик. — Как же там бишь по писанию-то у нас? "Иаред жил сто шестьдесят два года и родил…" Ох, склероз, склероз! Кого ж это он в такие почтенные годы родил?.. Жил себе жил без хлопот сто шестьдесят два года и вдруг, понимаешь, родил!.. Ну да, Еноха он, кажется, родил! Точно, Еноха! "Енох", стало быть, пароль, верно, ребятки?

— Проезжай! — был ответ.

— Силен дедуля! — шепотом одобрил неравнодушный и к чужой образованности Колян.

Грузовик тронулся.

Вскоре, однако, снова пришлось остановиться. Еремеев выглянул из кузова. Впереди в свете единственного фонаря виднелось довольно неказистое одноэтажное бетонное сооружение бункерного типа, без окон. Единственной отдушиной в мир служила массивная железная дверь — такую, пожалуй, не возьмет никакая взрывчатка. Охраны поблизости не наблюдалось. Самым нелепым было то, что возле этого неказистого строения, больше похожего на мусоросборник, в два ряда стояли роскошные иномарки — лимузины и шестисотые "мерседесы".

Картошкин и старик вышли из кабины, остальные, в том числе и Еремеев, повыпрыгивали из кузова и стали разминать ноги. Валера осмотрел стоявшие возле бункера машины.

— Крутые тачки, — сказал он. — Фьють! — присвистнул. — С правительственными номерами!.. Только что они возле этой хибары делают?

Еремеев пояснил:

— Это не хибара, там подземные сооружения, этажей, думаю, десять, не меньше, снаружи только вход.

Валера задумался.

— И чё теперь делать? — минуты полторы поразмышляв, спросил он. — В дверь стучать: "Козлятушки, ребятушки, это я, ваша мама, пришла"?.. Но как-то же туда проникают!

— Вон кодовый замок на двери, — подсказал Колян.

— Сам вижу, не дурак, — угрюмо отозвался Картошкин. — А ты шифр знаешь? То-то же!.. Да, братва, "язык" нам нужен, причем срочно.

— Может, того лопуха часового приволочь? — предложил один из архаровцев.

Картошкин покачал головой:

— Ничего он тебе путного не скажет. Объект, надо понимать, особой секретности, КПП держат на расстоянии — даже своим часовым, стало быть, не доверяют. Не-е, шифра этот лопух никак знать не может, зуб даю! Коренной! Оттуда нужен "язык", — он кивнул в сторону бункера. — Изнутря. Поэтому ждать будем — вдруг высунется кто, другого выхода покамест я не вижу.

— Так и до утра можно прождать, — недовольно сказал Колян, — а ночь-то холодная…

— Другие предложения есть? — строго спросил Картошкин. И сам же ответил: — Других предложений нет… Витюня, коньячок захватил?

— Да, маленько. — Тот, что был Витюней, протянул жестяную флягу.

— Дай всем хлебнуть по граммулечке, чтоб не прозябли. Только тихо у меня!.. — И вдруг насторожился. — Тсс! Что это там, в кустах?..

Еремеев тоже услышал в той стороне какое-то слабое шевеление. Двое архаровцев немедля по-кошачьи метнулись на этот шорох. Послышался звук короткой борьбы, чье-то мычание, затем последовал удар, слабый вскрик, после чего из кустов донеслось:

— Есть "язык"!

Все быстро очутились возле кустов.

"Язык" лежал, не шевелясь, лицом вниз. Свет фонаря сюда почти не добирался. Еремеев только и мог разглядеть, что на "языке" некогда белый, но очень грязный плащ, надетый поверх трусов и майки, и затрапезные войлочные тапочки на босу ногу.

Картошкин спросил:

— Э, вы его не слишком-то, братаны? Что-то больно скучный. Очухается?

— Очухается, куда денется, — пообещал Колян. — Самую малость приложили. Ласково. Сейчас в него коньячку вольем — совсем живой будет.