Вадим Сухачевский - Ковчег. Исчезновения — 1.

Он открыл фляжку и вложил горлышко в рот лежавшему. Тот сразу же закашлялся, повернулся на бок, фляжку при этом прихватил рукой и не отпускал, даже попытался сделать еще один глоток, теперь уже самостоятельно. Картошкин, однако, со словами: "ну-ну", — фляжку у него отобрал и спросил сурово:

— Ты откуда, оттудова?

"Язык" взмолился, причем к полной неожиданности Еремеева хорошо знакомым ему голосом:

— Ребятушки, хлебнуть еще ради Бога дали бы, а то весь дрожу…

— Хлебнешь, хлебнешь. Если, конечно, жив останешься, — пообещал Картошкин. — А вот останешься ты жив или нет — в твоих сейчас руках, уразумел? Скажешь правду — живой, соврешь — извиняй тогда, — и для пущей убедительности он взвел затвор автомата. — Ну так чё, смертный, — продолжал он, — давай выкладывай — откудова ты, такой красавец?

"Красавец" ответил дрожащим голосом:

— Из "Эдельвейса".

— Это вон из того, что ли, сортира? — Картошкин кивнул в сторону бункера.

— Ага, — с готовностью ответил "язык". — Только не сортир это, а спецбаза "Ковчега", "Эдельвейс" называется, там еще черт знает сколько этажей под землей.

— М-да, нашли мы, похоже, дельце на свою задницу, — повернулся Валера к своим архаровцам и опять сурово воззрился на "языка": — Это у вас у всех там, в вашем "Эдельвейсе", такая амуниция или только у тебя, по особому блату?

— Да нет, сбежал я. Взял, что попалось под руку… Ух, зам-мерз! Ребята, еще коньячку, дали бы вправду для согрева, а?.. — "Язык" протянул руку.

Но Картошкин руку его отстранил и спрятал флягу в карман.

— С этим погодь, — сказал он. — Шустрый больно! Ты у меня еще права на жизнь не заработал, не то что на коньяк. — И гаркнул грозно: — Быстро отвечай: шифр на дверях в этом твоем "Эдельвейсе" хреновом знаешь?!

— Нет-нет, не знаю, честное слово, не знаю! — залепетал "язык".

— А наружу выбрался как? Сквозь стену, что ли, просочился? Что-то я, кстати, не видел, чтобы ты оттуда выходил.

— Так я же… я же не через дверь, я — через вентиляционный люк…

— А выход где?.. — Снова прикрикнул: — Где люк, спрашиваю, наружу выходит?.. Мне что, из тебя по слову вытягивать?!

— Тут… Должен быть где-то тут… Но я уже отошел оттуда метров на двести и толком не знаю, в какую сторону…

— Та-ак… — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, протянул Картошкин. — Не желаем, стало быть, сотрудничать с органами дознания… А ведь это последний твой шанс в борьбе за жизнь, не понял еще?.. Ну, где люк?! Давай рожай, недоносок, по-быстрому!

— Темно ж совсем… — заныл "язык". — И холодрыга — зуб на зуб не попадает…

— Так, всё! Достал ты меня! — перебил его Картошкин. — Довыдрючивался, хватит!.. "Зуб на зуб", говоришь? Щас мы это дело поправим, когда лишние зубья у тебя пассатижиками повыдергиваем. Колян, пассатижи у тебя с собой?

— С собой, а как же, держи, — сказал безотказный Колян.

"Язык" мелко трясся, елозил босыми пятками по траве, лопотал что-то нечленораздельное и силился дотянуться ногами до своих тапочек, далеко отползших в траву.

— Не надо пассатижи, — вмешался наконец Еремееев. — Он и так все покажет, если вспомнит. И коньяку дайте ему: видите — замерз.

Фляжку с коньяком "языку" протянули. Он сделал пару судорожных глотков и сквозь тут же образовавшуюся икоту произнес:

— Это ты, никак, Еремеич?.. — ибо то был не кто иной, как друг его детства Гоня Беспалов.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— …Даже пива ни хрена не давали, — уже слегка отогретый коньяком, иногда потрясаемый икотой, рассказывал Гоня Беспалов минуты через две. — А на любой резон — только argumentum baculinum [Палочный аргумент (лат.)] : пресечь! лишить! Какой-то аракчеевский режим, ей-Богу! Сил уже не оставалось никаких!

— И как же тебя угораздило к ним попасть? — спросил Еремеев.

— Сам удивляюсь, — вздохнул Гоня. — По дурости! Заманили, ироды! Мол, все будет путём, демократии послужишь, обновленной России, заодно, глядишь, еще и докторскую накропаешь… Представляешь, пиво в нашем пивбаре с Лёшей Гудковым не успел допить — подваливает какой-то ихний: "Господин Беспалов, машина подана"… В первый день еще ничего, даже похмелиться дали, а потом, когда уже на этот хренов "Эдельвейс" перевезли… От их какавы до сих пор блевать хочется, а вся работа — решать секулярные уравнения по астрономии за третий курс; а я, между прочим, кандидат наук, специалист высшей квалификации!.. И никаких, понимаешь, — ну ни-ни! ни малейших! — прав человека! Только всякое ублюдство и стукачество!

— В общем, ссученные все, — подытожил Картошкин.

— Во-во! — подтвердил Гоня. — Мерзопакость одна! Не говоря уж о пиве! Представляешь, пиво только эвакуированным первой и второй категории дают! Причем, поверишь, — просроченное!.. Сейчас вот воздуха свежего хлебнул да коньячку вашего — наконец себя снова человеком ощутил!

— А что у них там за такой съезд? — спросил Картошкин, кивнув в сторону иномарок, сверкавших под фонарем.

Гоня пожал плечами:

— Не знаю, нас всех, когда эти понаехали, сразу заперли по блокам. Но и у них там что-то, кажется, приключилось: сирена воет, этаж начальский перекрыт, везде свет погас. Сам не пойму, в общем: какая-то буза.

— А охрана ихняя где? — встрял Картошкин. — Не могли ж они, блин, — без охраны-то!

— Да, была охрана, — кивнул Беспалов, — точно, была. Я сам видел — человек сорок бугаев в таком же вот камуфляже, с автоматами. Только охранное помещение сейчас тоже блокировано. Они там, все охранники! Орут, прикладами в дверь колотят, а двери-то здесь, в "Эдельвейсе", на всех этажах — о-го-го!

— В общем, обстановочка что надо, — заключил Картошкин. — Для штурма — самое то! Сейчас нагрянуть — можно тепленькими всех повязать, тогда буде что системе докладывать… Ребятки, а ну-ка ищите по-быстрому люк, где-то рядом быть должен, с этого смурного все равно толку чуть, пускай вправду коньячком погреется. — Архаровцы начали обшаривать окрестности, а Картошкин снова обратился к Гоне: — Ну а ты-то, смурной, как там этот люк нашел?

Беспалов сперва в несколько глотков осушил флягу, лишь затем сказал:

— Да понятия не имел я про этот люк, иначе бы раньше, честное слово, сбежал. Показал мне его типус один и объяснил, как выбраться. Проход узкий, но вполне можно пролезть.

— И что же это был за такой типус, который объяснил?

— То-то и оно, — сказал Гоня, — понятия не имею. По-моему, я его и не знаю вовсе, хотя трудно сказать — света нет, темень полная.

— А сам он с тобой, что ли, вылез?

Гоня помотал головой:

— Нет — сказал, у него еще там дела, он должен остаться.

— Так это он, что ли, получается, этот типус твой, там всю бузу учинил?

— Похоже, — кивнул Гоня.

— Как думаешь, в одиночку или их там таких шайка-лейка целая?

— Нет, кажется, он один. Я предлагал помощь, но он сказал, что один справится. Если у него кто и есть, то где-то снаружи. Он меня для того и послал: вроде как бы это связным.