Ольга Онойко - Море Вероятностей

Артур засмеялся.

— Не сердись на меня, птица–ворон, — сказал он. – Два способа вижу даже я. А мы с вами сидим, смотрим и ждём, потому что ждём мы совсем другого.

Васе снился сон.

Это был изнуряющий, неприятно реалистичный сон, очень похожий на видения, которые случались у него во время приступов болтанки. Профессиональная болезнь вынуждала локус–админов помнить множество бессмысленных и ненужных вещей. Маясь болтанкой, Вася волей–неволей просматривал тысячи фрагментов судеб людей своего домена – состоявшихся, предопределённых, гипотетических.

Но они всегда были просты и понятны. Отображались они последовательно, а не параллельно. Сейчас же он видел шут знает что, да ещё много всего сразу. Это напоминало наблюдение за многоэтажным домом с одной стеклянной стеной, только этажи были разнесены в пространстве. Очень сильно разнесены, очень далеко, и Вася не мог отследить, куда и как именно. Кроме того, сейчас у него получалось не только воспринимать, но и осмысливать. Хотя думалось во сне туговато. «Это что, тоже болтанка? – уныло спрашивал Вася неведомого у кого. – У оперативников тоже бывает болтанка?»

Ответа не было. Он не ждал ответа.

Ему снился огромный подвал. Серые стенки разделяли подвал на сотни клетушек, похожих на пляжные кабинки для переодевания. В кубиклах непрерывно трезвонили телефоны. Операторы снимали латунные трубки, визг аппаратов сменялся тихим вежливым бормотанием. То здесь, то там кто‑то сдавленно чихал и трубно сморкался: из‑за принудительной вентиляции работники постоянно были простужены. Лампы светили тускло. Вася видел людей, сидевших в кубиклах. Выглядели они скверно. Всем не хватало солнца, витаминов и возможности отоспаться. Почти у всех были проблемы с зубами и позвоночником, и от этого делалось слегка жутко – какое‑то сборище больных и убогих… Смутно Вася понимал, что картинка идёт не с Эйдоса, и даже не из этого локуса. Телефоны в подвале стояли проводные, сделанные из дерева и металла, стенки кубиклов тоже были деревянными, и он нигде не мог различить ничего похожего на мониторы.

Он спустился вниз и медленно двинулся по узкому коридору между клетушками. Он не мог понять, сам ли решает, что делать сейчас, или его ведёт неясная воля сна. Как бы то ни было, Вася протиснулся в один из кубиклов и встал за спиной у маленького сутулого человечка. Ни кубикл, ни работник ничем не отличались от сотен других. У человечка была прореха на рукаве, мелкие мышиные зубы и испуганные глаза.

Зазвонил телефон. Работник вздрогнул и панически схватился за трубку. Сорвал её с аппарата, поднёс к уху, с минуту прислушивался к тишине. Вася знал, что на линии молчат. Потом человечек сказал, заикаясь, очень удивлённо:

— З–зачем?..

И сердце Васи заколотилось.

Испуганный человечек в кубикле был Иган Хайлерт.

Тот самый.

— Мы опять все здесь? – спросил Боцман.

Вася не понял, что Боцман назвал словом «здесь». Может, сеанс связи? Или это не сеанс? Может, системные архитекторы всегда общаются так?

Боцман находился в другой картине. Он лежал в шезлонге на палубе яхты. Он всегда лежал в шезлонге на палубе своей маленькой белой яхты, в открытом море, где царил вечный штиль. Яркие, опаляющие лучи солнца полыхали над корабликом. В лазурной воде за бортом плескались русалки.

В глухом светлом лесу по узкой тропке, похожей на ущелье меж высоких сугробов, катились дровни, запряжённые гнедой лошадкой. Падал снег. Дровни обогнули огромную как шатёр ель, и за ней показалась приземистая избушка. Избушка покосилась, вросла в землю и сама превратилась в сугроб. Видно было, что хозяин совсем недавно прокапывал в снегу ход от двери.

Старик остановил лошадь.

— А вы не догадываетесь? – сердито сказал он. – Тогда я воспользуюсь случаем. Предлагаю переизбрать директора!

Он стащил с дровней сухую берёзу, достал топор и стал ссекать ветки.

— Это очень старая шутка, — сказал Ящер. – Она нам всем давно надоела.

Ящер стоял на скальном выступе, обрывавшемся в пропасть. В небе над ним не было ни солнца, ни звёзд, но безмерный свет переполнял его, и ледяная горная страна слепила глаза отражённым сиянием. Словно два океана, серебряный и золотой, обрушивались с небес. Они переливались и перетекали друг в друга, смешивая невозможные воды. На руках у Ящера мурлыкала белая кошка.

— А уж как мне надоело быть вашим директором! – отозвался Старик, яростно рубя дрова.

Ехидна ухмыльнулась.

— А что? – сказала она. – Работа непыльная, должность почётная.

Ехидна сидела за прилавком в пустом сувенирном магазине. Мерцала единственная свеча, выделяя из мрака толстое накрашенное лицо Ехидны, пару деревянных резных статуэток и причудливую чёрно–коричневую роспись на стенах. Роспись была живой. Узоры её непрестанно двигались и текли – снизу вверх.

— П–почему? – снова удивился Хайлерт в зябком кубикле.

— Потому что вы меня не слушаетесь! – гневно сказал Старик. – Зачем вам вообще нужен директор?

— За этим и нужен! – бодро ответил Боцман. – Чтобы было кого не слушаться.

— Поэтому я хочу назначить директором Эрика, — сказал Старик ядовито. – Я хочу посмотреть, как вы будете его не слушаться.

— Почему сразу меня? – Ящер пожал плечами. – Почему, например, не Алису?

— Я не внушаю окружающим такого ужаса, — сказала Ворона.

Она улыбалась.

Она стояла в центре бесформенной тьмы на прозрачной плоскости, расчерченной правильными квадратами. Бесплотная сетка простиралась в бесконечность. Стоило вниманию чуть задержаться в картине, и становилось понятно, что страшная тьма заключает в себе бесконечное количество непересекающихся бесконечных плоскостей, а в центре каждой улыбается всё та же Ворона, маленькая, неловкая, ясноглазая.

— Ты внушаешь ужас мне, — сказал ей Ящер с нежностью. Белая кошка жевала нагрудный карман его рубашки.

Ворона засмеялась.

— Ну, — напомнил Старик, — кто за то, чтобы назначить директором Эрика? Голосуем.

Ящер поморщился.

— Я снимаю свою кандидатуру, Андрей.

Кошка пыталась залезть ему на голову. Ящер аккуратно снял её и поставил на землю, где разочарованная креатура немедленно приняла человеческий облик. «Ого», — подумал Вася. Кошка была Варга Тысячеокая, подлинный модуль «Контролёр», одна из креатур стартовой тройки Маханаксара.

— Когда‑то вы захотели сделать из меня преподавателя, — сказал Ящер с расстановкой, — и я дал себя уговорить. Не было дня, чтобы я не пожалел об этом. Признаю, что спустя какое‑то время я нашёл в этой деятельности определённые плюсы. Но минусов всё равно больше. Я заявляю, что администратора вам из меня сделать не удастся. Я никем и ничем руководить не буду. Это очень скучно.