Ольга Онойко - Море Вероятностей

То, что могло оказаться лишь сверхъестественным даром, становилось основой расчётов…

Она медленно подняла руки, ощущая, как мешают двигаться тесные рукава. Крепко сжала пальцы у лба.

— Мои глаза для Её света. Моя природа для Её любви. Мои уста для Гласа Немых. Я открыто свидетельствую о своей вере… – она запнулась.

Кагр положил тяжёлую руку ей на плечо.

— Любимая нас видит, — преспокойно сказал он. – Она поможет.

— Я взываю к безликим древним, вечно ждущим по ту стороны преграды!

Раз. Два. Три. На третьей секунде Ландвин Фрей отпустил эфес изуродованного кортика. Пальцы его тряслись. По телу ручьями тёк липкий обильный пот. В глазах темнело, поле зрения сузилось так, что Ландвин терял чувство пространства. Он не понимал, сидит прямо или клонится набок. Он боялся свалиться на тело избранника. Это оказалось бы очень противно. Глаза сутенёра стекленели, его лицо стало коричневым и морщинистым, как сухофрукт, но он всё ещё жил. Даже шевелил губами. Он корчился, высыхая.

Четыре. Пять. Ландвин рефлекторно посмотрел на часы.

Когда он поднял взгляд, перед ним стояла безликая.

Ликка видела его насквозь, вместе со всеми его страхами, стремлениями и зависимостями. Этим человеком всецело управляли эмоции. Она знала, что подчинит его с лёгкостью. Разум Ландвина Фрея мог быть остёр, воля – тверда, но они оставались слугами его бурных страстей, а страсти направили его по чёрной дороге. «Моя Клятва милосердия, — подумала Ликка. – Наиболее милосердным было бы убить его сейчас, пока он не окончательно погубил свою душу».

Но она, конечно, не собиралась этого делать.

— Я слышу тебя, — медленно проговорила она, ощущая вибрации голосовых связок и биение звука под нёбом, позади зубов.

Фрей содрогнулся. Только сейчас он понял, что безликая реальна. Вначале она показалась ему призраком, предобморочной галлюцинацией.

— Что… а… – нелепо пролепетал он.

— Ты дал жертву. Ты позвал меня. Я здесь.

Фрей перевёл дух и поднялся. Колени его подкашивались, но он смог устоять.

— Я хочу заключить договор, — хрипло произнёс он.

Ликка кивнула.

За её спиной, незримая, стояла Шенда. Сейчас она была выше Ликки на голову. Когда она склонилась к её уху, Ликка почувствовала касание сестринской плоти, горячей, как пламя Ада. «Ты не боишься?» — беззвучно спросила она. «Если я умру, — ответила Ликка, — я хочу умереть во имя Любимой». «Не умирай», — коснулось её разума, как печальная улыбка. Уже без слов Шенда передала, что станет за неё молиться. Ликка моргнула. Она помнила, что Шенда приняла обеты Отрёкшихся, но это по–прежнему казалось ей странным. Сестра не была ни серьёзной, ни целеустремлённой. И всё же она шла по своему пути.

— Тебе известны условия? – вслух сказала Ликка.

Глаза Ландвина бегали, как паникующие мыши.

— Да.

— Мы не солжём тебе, — сказала она. – Возьми и прочти, прежде чем подписать.

Она подняла руки, свела и развела их, вызывая на физический план обычную подпрограмму договора. Овеществленный, он стал тяжёлой, украшенной тиснением кожаной папкой с парой листков бумаги внутри. Бумага была очень плотной, благородного оттенка слоновой кости. Стандартный шрифт когда‑то значился рукописным, с алыми виньетками, но почти тысяча лет прошла с тех пор, как его заменили на моноширинный печатный. Ликка переступила через жирные линии ритуального глифа, потом – через обезвоженный труп избранника. Фрей инстинктивно шарахнулся от неё, но переборол страх и взял договор с нелепой улыбкой. Его обуревали противоречивые чувства. Ликка видела их все и понимала причины каждого. Мысли человека сейчас были настолько просты, что она могла читать их. Острее всего Ландвин ощущал растерянность. Он увидел не то, чего ждал. Он желал призвать суккуба, облачённого в плоть привлекательной женщины, но ему и в голову не приходило, что суккуб может выглядеть целомудренным и суровым. Когда он поднимал глаза от договора, украдкой бросая на неё любопытные взгляды, она видела своё отражение в его зрачках: красивая и грозная неулыбчивая женщина, облачённая в полумонашеское платье, словно в доспех. Не могло быть и речи о двусмысленности, о сексуальном искушении. Это поражало Фрея больше всего. Ликка внутренне усмехнулась.

— Я подпишу это, — наконец сказал он ей и добавил, не удержавшись: — Кровью?

— Как пожелаешь, — Ликка пожала плечами.

Фрей вытаращился на неё. Она протянула ему ручку – золотую, заправленную чернилами. Перо заменили в одно время со шрифтом.

Поставив подпись, Фрей медленно закрыл кожаную папку и прикусил губу. Эффект от содеянного он должен был ощутить в течение минуты, но уже начал прислушиваться к себе. Он ждал пришествия мощи.

Ликка хлопнула в ладоши. Папка исчезла. Ландвин вздрогнул.

— Что теперь? – он скорее думал вслух, чем обращался к ней. Но она ответила.

Она знала, что когда отзвучат слова, Фрея захлестнёт настоящий ужас.

Не было причин ни сочувствовать акторам воздействия, ни злорадствовать по поводу их судьбы. Они выбирали осознанно и без принуждения, и выбор СКиУ предоставляли им не по своей воле, а лишь повинуясь настройкам, согласно предзаданному поведению. Но Фрей был скверным человеком. Ему предстояло столкнуться с последствиями своих решений несколько раньше срока. Не более того. Ликка находила это удовлетворительным.

— Договор заключён, — сказала она. – Но моя работа не закончена.

Он вопросительно взглянул на неё.

«Сейчас я закрою канал, — сообщила Шенда. – Ты готова?»

«Закрывай».

— Мы дали тебе то, чего ты хотел, — продолжала Ликка вслух. – Ты дашь нам то, чего хотим мы.

Канал закрылся. На мгновение она ощутила себя страшно одинокой и потерянной – единственный маленький субмодуль, отрезанный от Систем. Но Системы по–прежнему смотрели на неё, ожидая её поступков, готовые прийти с помощью и советом. Ликка опустила и вновь подняла веки.

— Чего? – спросил Фрей.

— Я остаюсь здесь.

Он заметно побелел.

— Это… невозможно.

— Возможно, — Ликка прямо взглянула ему в глаза, и он содрогнулся. – И за мной придут другие.

— Что?.. Но… Это невозможно! – испуганно повторил он. – Этого не было в договоре.

— Партнёрство означает сотрудничество. Мы не потребуем от тебя того, что может быть для тебя опасным.

Он не верил. Это было написано на его лице и в его мыслях – мелких, бегучих, поверхностных. Эмоции Фрея упростились до предела, теперь им властвовал один только инстинкт самосохранения, и он требовал бежать и искать укрытия. Фрей был не в состоянии понимать или догадываться. Он не чувствовал даже сожаления или раскаяния. Он жаждал только скрыться, забиться в тёмную нору и пересидеть бурю. Ликка склонила голову к плечу. Зная, что у человека не хватит духу на непокорство, она замолчала на время. Перевела взгляд на труп, который успел мумифицироваться, и отправила мощный тепловой импульс. Тело вспыхнуло, как бумага, и сгорело вместе с одеждой за пару секунд. Тепло экзотермической реакции не распространялось. Раздался тихий стук, когда неповреждённый кортик упал на горсть пепла. Фрей отшатнулся к стене и сполз по ней.