Федор Метлицкий - Остров гуннов

Я был спокоен. Как образуются разные способы мыслить? Где корни расхождений? В разных условиях воспитания, в соприкосновении с разными препятствиями, вызывающими в каждом отдельном теле свою боль или страдание? Или в отсутствии препятствий?

Даже старался войти к ним в душу, ощутить их заботы как свои. И я тоже не очень крепко стою на ногах, не заслужил государственного чина, смутно чувствую, куда вести, с тайным страхом, что сместят. Отсюда закулисные действия – утвердить себя поддельными протоколами, опередить налагающую лапу… Уф! Дальше воображение не шло.

Да, они смутно ощущают угрозу их положения в обществе. А в нас видят нашествие неведомой темной силы, пришедшей извне и размахивающей железными рычагами рук, чтобы порушить общество гуннов.

– Не становись на одну доску с ними, – сказал я Эдику. – К чему приведет эта бесполезная борьба? Придем мы, с тем же воинственным духом. Что мы без поддержки населения? А оно нас не поддержит, ему все равно, кто будет править, ему выживать надо. Чехов верил, что все изменится через 200 лет. И я верю – через следующие 200 лет.

– Разуй глаза! Мир изменился. Старое время ветшает, переходит в иную фазу: труд становится нужным, наука – ближе к человеку. Культура, основанная на былых представлениях о вечности гуннов, забеспокоилась перед будущим. Празднование побед, сами войны уходят на второй план…

На экране щетинистый купец зачитывал заявление группы купцов-подписантов – противников нашей Свободной зоны, которые не были явными конкурентами, но почему-то настроены враждебно.

– Ние изражаем протест против новых конвертори, – читал он грубым голосом прокурора, объявляющего смертный приговор. – Те же возбуждают наше простое непрегнутое общество. Есть ли они справедливи и безпристрастни? Започнали грандиозную лжу, да захватили средства и убежали. Това е новая голяма «пирамида», която еще не знала наивная страна. Но их вдохновитель – то е прелъститель, его място на огне, где зажаривали магов и ведьм. Жалко, че глупо отменили смертное наказание!

– Вот это бомба! – изгалялся Савел. – Кто еще так думает?

Его бесстрастный, скорее сочувственный тон по отношению врагам Свободной зоны обжигал, вливая яд недоброжелательства к нему.

Это было прямая атака на Экополис. Выливалось столько грязи, что могло подорвать доверие к нам. Я вообразил, с каким недоумением и подозрительностью слушают наши партнеры, помогающие нам.

Мое спокойствие, наконец, было пробито. Зашевелилось невыносимое ощущение оскорбления, такое, каким маются всю жизнь, и никогда не будут отомщены. Это была не отвращение к живым существам, которых я знал, но мерзкое ощущение, что нас, наотмашь, окунают в грязь, откуда один выход – физически, кулаками решить проблему. Я вспомнил слова известного критика.

– Панегиристы татарских нравов, что вы делаете! Взгляните себе под ноги, вы стоите на краю бездны!

Я беспардонно использовал чужие фразы, которые здесь не знают. Руки мои тряслись, жгли беспорядочные мысли. Только расположение ко мне верящей критической массы сторонников могло устранить циститное жжение духа, придать ему уверенность. Но соратники смотрели на меня удивленно. Это казалось мне доказательством, что они не чувствуют оскорбления за наше дело, оно им, наверно, еще чужое.

Эдик был встревожен.

– В это могут поверить простые гунны. Потеряем связи. Надо что-то делать.

Гнев – это всепоглощающий настрой ума и сердца, заглушающий все – благоразумие, мысли о мироздании, жизни и смерти. Только отмщение. Видимо, такое чувство когда-то владело Тео, не видевшего перед собой людей, когда он поднимал восстание. Я тоже разлюбил гуннов. Чужие!

Гнев, лишающий достоинства, самый страшный. Дай ему в руки власть, и он сокрушит все, что можно любить в жизни. Так на дорогах выхватывают самострелы, чтобы уничтожить помешавшего коляске проехать, дерутся в тавернах, налакавшись гунновки, отбиваются от хранителей общественного договора, совершают бунты.

Гнев застилает глаза и душу. Это самое страшное, что может войти в человека. Есть люди, состоящие только из гнева и ненависти, цель которых – разрушение: тираны и убийцы, озлобленные старики, ненавидящие и чиновников, и соседей, оскорбленные борцы за справедливость, партии, основанные на ненависти, протестные движения, не имеющие положительной программы, и просто брюзжащие на все. Их цель – разрушение.

Неужели из этих вихрей ненависти состоит история? Это и есть картина мира, охваченного холодными и горячими войнами. С древних времен, не только для захвата земель и имущества, но из мести. Отсюда бунты, бессмысленные и беспощадные. Тупик, в котором пребывает человечество.

Я не мог не поддаться гневу, уничтожающему темную силу, что обидела и осквернила мою душу, даже не зная меня. Но мой гнев не был слепым, он был узким, направленным на восстановление справедливости, и за ним оставался мир сложной судьбы, жаждущей исцелиться от наглого бездушия жизни.

Я не спал всю ночь, ворочался, продумывая формулировки мстительных отповедей, которые откроют истинное лицо провокаторов перед негодующим общественным мнением. Все прошлые обиды и негодования должны были сублимироваться в речи, которая должна появиться на страницах газет-листовок владельцев станков Гутенберга, на зрелищах и «позорах». Они заплатят, и материально!

Под утро приснился какой-то скрежещущий, лязгающий мир, вроде автосервиса из моего будущего, где снуют смутные личности, как зверушки, вынюхивающие, где что лежит. Они что-то делают с моей машиной, и каждую минуту боялся, что украдут. Зарубка на сердце после угона моей первой машины.

Где моя любовь к гуннам?

Я не мог вынести длиннот времени, и утром, на работе, оно остановилось в безудержном извержении мыслей на бумагу, в заявлении об оскорблении чести и достоинства. Курьер немедленно был отправлен с заявлением в суд.

Потянулись мучительные дни и бессонные ночи в ожидании повестки от медлительной механической машины судопроизводства. Могущественный канал живых теней, с его рождения не чувствовавший разницы между порядочностью и бесстыдством, уже забыл о нанесенном оскорблении и продолжал безудержно зомбировать обывателей, предпочитающих всему бездумные зрелища.

Удивительно, как человек приспосабливает под свои интересы все, что плохо лежит – от плодов гениальных озарений до мусорных свалок.

Современный суд был придуман, когда наступило время Общественного договора. Но никогда не было периода независимого суда. Король судил единолично, и всегда срытой пружиной был отъем собственности и золота. Во времена Общественного договора судили те, у кого была больше мошна. В деспотиях приговоры предрешала центральная имперская идея. Во времена демократии олигархов почему-то в клетку упрятывали далеких от власти малоимущих, а жулики на самом верху чудесным образом избегали наказания. Каково время, таков и суд.