Йен Макдональд - Дом дервиша

— Для начала обратите внимание на гроздья винограда у основания креста. — Айше наклоняется вперед. — Видите? Шесть на одной грозди и пять на другой, это апостолы за минусом Иуды Искариота. Концы должны заканчиваться тремя петлями в честь Святой Троицы, а еще говорят, что традиция уходит дальше в историю, к солярным культам, когда это были солнечные диски. Если всего этого нет, это определенно подделка. Кроме того, у меня есть одно неоспоримое преимущество, когда речь о таких вещицах, я владею галереей.

— Антикварным салоном? — спрашивает Гюней.

— Нет, — осторожно отвечает Айше. — Галереей. Я специалист по религиозному искусству, в основном это миниатюры и каллиграфия, но бывает сложно устоять, когда приносят хороший крест, хотя кресты появляются и вполовину не так часто, как мне хотелось бы.

— Что ж, если вам принесут такой же крест, я определенно к вам загляну, — говорит госпожа Чиллер.

Подают первое блюдо. Маленькое и изысканное, как брошь. Ферид-бей уверенно наклоняется над тарелкой. Он любит тесный контакт. Его пальцы ложатся на запястье Айше.

— Тайибе не говорит, что и сама торгует антикварными безделушками.

Это не безделушки, собирается сказать Айше, это слова и выражение Всевышнего, но госпожа Чиллер перебивает ее своим восклицанием:

— О, Ферид!

Госпожа Чиллер ударяет Ферида Адаташа ложкой по тыльной стороне ладони.

— Мы перешли на торговлю недвижимостью. Покупаем новые дома в Мекке. Бизнес процветает. Вы даже не поверите, сколько людей хотят провести остаток жизни тихо и чинно в квартире с видом на Большую мечеть. Мы не справляемся со спросом.

Когда тарелки уносят молчаливые и проворные официанты, генерал Чиллер наклоняется и говорит через стол Гюнею:

— Что это я такое читаю в «Хюрриет» про то, что Страсбург раскалывает нацию?

— Нет никакого раскола, есть попытка французов осуществить Европейскую региональную инструкцию за номером 8182 с требованием Курдского регионального парламента.

— А это не раскол? — генерал Чиллер в злобе вскидывает руки. Он огромный коренастый человек, образцовый солдафон, но двигается быстро и легко. — Французы попирают наследие Ататюрка. Вы как думаете, господин Сариоглу?

Ловушка более чем очевидная, но Айше видит, как Аднан поправляет галстук, этот код означает: доверься мне, я знаю, что делаю.

— Что я думаю о наследии Ататюрка, генерал? Давайте попробую ответить. Мне плевать. Эпоха Ататюрка прошла.

Гости замирают на своих местах, еле слышно втягивают воздух, ахая. Это ересь. На улицах Стамбула расстреливали и за меньшее. Аднан привлек к себе все взоры.

— Ататюрк был отцом нации, без вопросов. Не будь Ататюрка, не было бы и Турции. Но в какой-то момент любой ребенок должен покинуть отца. Надо встать на ноги и обнаружить, что ты и сам уже мужчина. Мы как дети, которые хвастаются, чей папа круче: мой папа всех сильнее, а мой лучше всех дерется, а мой быстрее всех водит, а у моего самые длинные усы. А когда кто-то к нам цепляется, задирает или даже просто косо смотрит, то мы несемся обратно с криками: «У меня есть папочка! У меня есть папочка!» В какой-то момент надо подрасти. Простите за грубость, но надо отрастить яйца. Мы сильны в бла-бла-бла: великая нация, гордый народ, глобальное объединение тюркских племен и все такое. Никто не умеет лучше нас расхваливать себя. А потом ЕЭС говорит: ладно, докажите. Дверь открыта, входите, садитесь, будьте одним из нас. Покиньте родной дом, въезжайте в новый с другими парнями. Выйдите из тени своего Отца нации. И знаете, что ЕЭС показал нам? Что мы и впрямь такие крутые, как говорили. Мы не лгали и не хвастались. Мы хорошие. Великие. Мы держава. У нас экономика, которая простирается до Южно-Китайского моря. У нас энергетика, идеи и талант, только посмотрите на все, что производят бизнес-парки в наносекторе, и на все новые проекты в области синтетической биологии. Турецкое. Все турецкое. Это наследие Ататюрка. И неважно, что у курдов появится собственный парламент или что французы заставят всех встать на площади Таксим и извиниться перед армянами. Мы и есть наследие Ататюрка. Турция — это ее народ. Ататюрк сделал свое дело. Теперь он может превратиться в пыль. С ребенком все хорошо. Очень даже хорошо. Вот почему я считаю, что вступление в ЕЭС это самое лучшее, что с нами случалось, поскольку это научит нас в итоге как быть турками.

Генерал Чиллер хлопает кулаком по столу, отчего ножи и вилки подпрыгивают.

— Аллах Всемогущий, это безрассудство, но вы совершенно правы!

Приносят главное блюдо. Маленькое, темное и скульптурное. Аднан ловит взгляд Айше. Она переворачивает вилку. Не дави. Генерал и госпожа Адаташ втягивают Аднана в жаркий спор, в ходе которого в основном Чиллер тараторит, тряся в воздухе пальцем. А госпожа Чиллер расспрашивает Айше о галерее.

— Галерея находится в старом переделанном текке в Эскикей в Бейоглу. Я уверена, что там до сих пор обитают последователи ордена Мевлеви и множество джиннов. Какое текке без джинна? В этом месте определенно что-то есть, иногда, когда я смотрю на каббалистические тексты, то боковым зрением вижу, как текст движется, сам себя переделывает, переписывает. Я всегда с неохотой продаю их.

— Как вы там работаете? — говорит госпожа Чиллер. — У меня бы душа ушла в пятки.

В разговор вклинивается господин Будак. Это плотный, грубоватый мужчина, который любит поспорить.

— Но вы их таки продаете. У вас там не музей, а коммерческое предприятие.

— У меня специфическая сеть коллекционеров.

— Да-да-да. Я уверен, что они самые благородные и образованные ценители, но в конечном итоге вы обращаетесь с предметами религиозного искусства, священными текстами — ценными культурными артефактами для создавшего их народа — как с товарами в супермаркете.

— Между Кораном и пакетом с йогуртом большая разница.

— Это моя точка зрения. Вы видите утонченных ценителей, а я вижу присвоение чужого культурного наследия. Вот вы говорите, что у вас есть тексты сефардов, а кто дал вам право продавать их? Вы задумывались о желаниях самих сефардов или любой другой общности, чьи святыни вы продаете в галерее? Вы когда-нибудь думали о том, чтобы спросить разрешения?

Все сидящие за столом сосредоточились на задире Будаке, но Айше не упускала из виду и его супругу, профессоршу. Ага, тоже комбинация. Эртем-бей шокирует, а потом вступает Будак-ханым. Будак-ханым говорит:

— Исторически при оттоманской системе миллетов, [75] В мусульманских державах миллетом называется группа людей одной веры, имеющая автономные административные учреждения, расположенные в специально отведенном для этого месте. В Османской империи этот термин стали использовать для классификации ее жителей по религиозному признаку. когда каждая религиозная и этническая общность была до определенной степени автономной под эгидой султаната, сама идея собственности, имущества была не так четко определена, не в этом ли причина? В местных общинах собственность базировалась на ощущении полезности; не на абсолютной рыночной стоимости того или иного товара, а на социальной значимости, на тех преимуществах, которые он может привнести в жизнь этой общности. Именно это экономисты называют фундаментальной ценностью в противовес «корректировке по рынку»? Не так ли, господин Сариоглу?