Йен Макдональд - Дом дервиша

— Вашу руку, господин Сариоглу. — Данные перепрыгивают с ладони на ладонь, закодированные на основе естественной электропроводности тела. — Краткое содержание вашей сделки.

— Я хотел бы взглянуть.

— Я бы обиделся, если бы вы не хотели.

Аднан проворно извлекает цептеп из нагрудного кармана и крепит за ухо. На глазу появляется устройство записи.

— Срок — шестнадцатое.

— Так или никак.

— Двадцать пять процентов.

— Вы ожидали большего.

— Как вы говорили, это контракт… — Но вообще-то тут целых два миллиона. Все, чего он просил. — Как скоро я смогу использовать кредитную линию?

— Как только вы вернете эту бумагу к моим адвокатам с номером счета.

Счет — это уже не его территория. Он ультралорд Сделки. Теперь Кемалю в офисе предстоит подготовить папки с документами, графики оплаты, денежные переводы и условные счета.

— Без секьюритизации.

— Я занимаюсь хеджированием. Что такое два миллиона туда, два миллиона сюда между мной и Озером? Это хорошая ставка. Тысяча процентов прибыли? Мы бы не стояли сейчас на моей террасе, если бы я сразу не распознавал хорошую игру на бирже. Ваши расчеты верны, контакты законны, насколько вообще может быть законен подобный бизнес. Скажу так, я впечатлен вашей дерзостью — откачать горячий иранский газ, и я ценю мнение Пинар, но главное — это последняя строка в расчетах. Отсюда и все остальное.

По брусчатке глухо стучат копыта. Это вернулась коляска; жеребец в шорах с бахромой стоит, подняв одно копыто.

— Это за вами. Генерал и госпожа Чиллер остаются. Они наши старые друзья; не сочтите меня негостеприимным хозяином, но вам рано утром на работу. — Ферид-бей оглашает террасу взрывом хохота и с силой хлопает Аднана по спине. — И пожалуйста, не бросайте окурок. Могут загореться кусты.

В холле Аднан и Айше обмениваются последними кодами этого вечера.

Айше разворачивает руки ладонями вверх, словно просит чего-то. Ну что?

Аднан незаметно сжимает кулак. Да!

Он совершенно, совершенно растерян. Это улицы его детства, внезапные ряды ступенек и стремительные переулки, спрятанные садики и потерянные кладбища, лавки, лицеи и питьевые фонтанчики, но при этом он стоит, словно парализованный, посреди Соганджи Сок, на которой толпятся девушки в коротких летних юбках и ярких туфельках, а мимо проталкиваются парни с опасно набриолиненными волосами, в футболках без рукавов с логотипами на груди. Зазывалы орут: «Заходите в наш бар и весело проведите время!» Неоновые и пластиковые указатели, тенты, уличные сплетни, молодые люди, которые курят шиш, снова вошедший в моду кальян, крошечные ситикары на газу и мопеды. Его атакует с десяток разных мелодий, фрагменты и отрывки отдельных ритмов.

На протяжении шести лет Георгиос каждое утро топал по этой улице с напоминающим солдатский вещмешок рюкзаком за плечами на встречу с Гексел-ханым, но теперь здания кажутся другими, их фасады сделаны из грубого бетона, а не из мягкого и слишком легко воспламеняющегося дерева из старого Джихангира. Фонари висят неправильно, водосточный желоб в центре узкой улицы слишком глубок, а вот здесь должен быть узкий проулок с низкой зеленой двустворчатой дверью. Картографически все верно, но все кругом незнакомо.

Георгиос останавливает разносчика пиццы, который идет к своему мопеду. В руках у него нарисованная от руки карта, которую Константин вручил ему в то утро в чайхане.

— Я пытаюсь найти «Мач Чок».

Парень берет карту и хмурится.

— Третий слева поворот, мимо мечети.

— Благодарю.

Парень снял с мотора глушитель, и когда он отъезжает со стопкой пицц на багажнике, то рев напоминает орудийный огонь. Георгиос все еще стоит, окаменев, на Соганджи Сок. Несколько ступенек — и он будет на месте. На ее улице, у ее двери. Слишком внезапно, слишком быстро, слишком близко.

Каждый вторник группа Новых мыслителей встречалась в мейхане [76] От старого турецкого «дом выпивки», название типично турецких традиционных ресторанов. «Каракуш» в Долапдере. По понедельникам здесь собирались поэты, в среду — киношники, четверг был днем певцов и поэтов-песенников, музыканты приходили по пятницам и субботам, но вторник принадлежал Новым мыслителям — политика, философия, феминизм, критика. Экономика.

— Дорогая, тебе надо залучить к себе этого юношу, — проворковала Мерьем Насы, оттащив Георгиоса от группы политиков и ученых мужей и подведя туда, где стояла Ариана Синанидис в окружении своей ослепительной свиты. — Это самый блестящий экономист за последние тридцать лет. Он сотрясет все эти устаревшие левые догмы.

— Экономист? — переспросила Ариана таким тоном, каким могла бы произнести «палач».

— Экспериментальная экономика, — извинился Георгиос. — Экономика с доказательной базой.

Войска высаживаются из грузовиков и выстраиваются в колонны на площади Таксим, хотя Георгиос и не видит никого опаснее, чем офисные работники, возвращающиеся домой. За несколько недель после того, как генералы сместили Сулеймана Демиреля, войска на улицах стали правилом, цель — посеять ощущение всезнания: армия знает, что планирует противник, еще до того, как сам противник это понял. Георгиос прошмыгнул мимо полицейских щитов, опустив голову. Его пугает военное положение.

Кафе «Каракуш» — прокуренное помещение, увешанное фотографиями французских интеллектуалов и турецких поэтов. Новый большой портрет Ататюрка висит за барной стойкой, а рядом портрет чуть поменьше — Кенана Эврена. Столы и стулья расставлены вплотную, в дальнем конце зала возвышается платформа с микрофоном. Из будки диджея доносится английская музыка в стиле ска. Бар забит битком, сесть некуда. Молодые люди в немецких армейских куртках и комбинезонах из денима и девушки в джинсах-бананах и пиджаках наподобие формы кавалеристов стоят, прислонившись к стенам. В помещении висит густой табачный дым. Георгиос запнулся, поскольку, стоило ему открыть дверь, как все собравшиеся посмотрели на него. Он бы, наверное, сбежал, но тут из-за ближайшего к сцене столика, где сидели самые привлекательные и активные молодые люди, поднялась Ариана и поприветствовала его:

— О, ты пришел все-таки, проходи. Вот тут есть места. Нам всем не терпится услышать, что ты скажешь.

Георгиос, стыдясь своего костюма, нервно выпил кофе и начал нервничать еще сильнее. Он слишком широкой улыбкой отвечал на все попытки Арианы втянуть его в дискуссию о перевороте, о том, кто исчез, о том, что армия в итоге повернулась к этим марионеткам, серым волкам, которые настолько тупы, что мнят себя неприкасаемыми, но чего еще от них ожидать, тем более за ними всеми стоит ЦРУ, и все это происки «глубинного государства».