Павел Виноградов - Жестокий маскарад (сборник)

Это было чистой воды озарением. Я вновь кидаюсь к столу, разыскиваю нужную папку, достаю свидетельство о браке и, сверяясь с ним, набираю на дверце сейфа: 1302085. 13 февраля 2085 года. Дата нашего брака. Сейф бесшумно открывается.

Две мысли поразили меня, перед тем, как я погрузился в изучение его содержимого: «Везёт же мне на февраль!» и «Выходит, эта дата для неё много значит». Но они тут же были отброшены, как не относящиеся к делу.

В сейфе лежат пачки имперских рублей и юаней, кредитки, флешки и диски, ещё какие-то документы, очевидно, имеющие отношение к моей личности. Но сперва я решаю заняться тяжёлой коробкой, обтянутой пурпурным бархатом. В ней оказались ордена. Я помедлил секунду, вспомнив, как президент вручал мне Орден Святого Андрея Первозванного, а потом он же, но уже Император — Орден Святого Георгия второй степени. Я не забыл, за что и как получил японский Орден Восходящего солнца с цветами павловнии и Орден Боевого Креста Армении. А вот и ещё какие-то награды — от Отечества и союзников, но их историю я плохо помню. Впрочем, неважно — это прошлое, которое не возвратится. Захлопываю коробку. Мельком взглянув на свой диплом Нобелевского лауреата (интересною, кто его получал за меня?), беру в руки толстую папку, которая, похоже, представляет для меня куда больший интерес. Она тоже обтянута бархатом, только тёмно-синим. И закрыта на золотой замочек, который я нетерпеливо откидываю, уколовшись при этом о какую-то заусеницу.

Задумчиво посасывая палец, перебираю отпечатанные листки черновика моего последнего романа. Где-то здесь, в сейфе, должна быть и флешка с ним, и я не могу понять, из каких соображений Илона распечатала его и так торжественно хранила. Из сентиментальных что ли?..

А ведь исписался ты, Дмитрий Владимирович, исписался в самом прямом смысле этого слова! Вымученные фразы, какие-то канцеляризмы, которые я сроду не употреблял, бесконечные повторы… Ничего общего с тем, что я писал раньше и вспоминаю сейчас. Ничего общего с тем, что начало складываться где-то внутри моего сознания с того момента, как я получил в лесу электрический шок… Может, они и засунули меня в эту романтическую лесную тюрьму из-за того, что я не мог больше выдавать качественную продукцию? Или всё-таки сами устроили мне «кризис жанра»?.. В последнее время перед наставшим беспамятством Анвар колол мне какие-то препараты, уверяя, что они стимулируют мою творческую потенцию.

Кстати, об Анваре. А дверь-то, похоже, режут лазером! И что я им скажу, когда они войдут? Потребую объяснений и сатисфакции?.. Я чуть не хихикнул. Нет, такого рода операции, какую проводят они, так не заканчиваются. Задумчиво смотрю на десантный нож в серебряном окладе — тоже одна из моих наград. Трогаю лезвие. Тупое, как и следовало ожидать. Нет, если дело дойдёт до потасовки, мне будет достаточно просто рук.

Уже пару секунд мои мысли как-то странно путаются, а тут ещё навалилась неожиданная слабость. «Неужели сердечный приступ от обилия впечатлений?» — успел я подумать, валясь на сиреневый ковёр и безуспешно пытаясь пошевелиться. Перед тем, как потерять сознание, вспоминаю, как уколол палец о замок папки. Илона предусмотрела всё. Или, скорее, Ан…

…вар.

Ни зги не видно. Судя по ощущениям, я полулежал в чём-то вроде стоматологического кресла и был так надёжно зафиксирован, что не мог пошевелить даже шеей. Здесь было затхло и пахло крысами. По всей видимости, это было одно из полуподвальных помещений под домом. Но мне обстановка внушала ужас: уж очень тут всё напоминало тюрьму Весёлой могилы — города Харбина. И я чуть не заорал от отчаяния, когда знакомый вкрадчивый голос из темноты начал задавать вопросы. Те же самые.

— Кто вы?

— Какое у вас звание?

— Как вас зовут?

Однако это всё же была не «Весёлая могила», и я знал, кто я и где. И чего хочет мой мучитель: я должен был попросту распасться, как личность — под тяжестью воспоминаний, вдруг воплотившихся в реальность. Но я уже успел взять себя в руки. И, главное, теперь мне нечего было скрывать.

— Строгов Дмитрий Владимирович, — ответил я, с трудом ворочая запёкшимися губами, — полковник Имперской службы безопасности в отставке. Писатель.

— Нет, неправда, — стал уверять голос, на сей раз по-китайски, и вдруг я понял то, что отметил ещё в харбинской тюрьме. Этот гортанный акцент, на каком бы языке он ни спрашивал. Эти знакомые интонации доброго друга-психиатра…

Анвар!

На секунду я решил, что действительно сошёл с ума: как мог Анвар допрашивать меня в китайском плену?! Запредельный бред. Хотя… После того, как Азербайджан вступил в войну на стороне США и огрёб тактическим ядерным оружием, а незаражённые территории оккупировала Армения, бывшие азербайджанские военные нанимались в войска всех государств мира. В том числе и военные психиатры — специальность, бурно развивавшаяся ещё с прошлого века. И почему бы Анвару, который служил тогда китайцам, не возненавидеть меня из-за того, что он не сумел меня сломить, не пробраться в Россию, не сойтись с Илоной ради того, чтобы добраться до меня… А может, я представлял для него какой-нибудь психологический казус и он рассчитывал прославиться, изучая меня? А может быть, просто получил такое задание от своих ханьских хозяев…

Но теперь выхода у него не было. Он больше не загонит меня в амнезию, и ему придётся меня убить. Сделать это проще простого — юридически я всё равно мёртв… Так что же он медлит? И даже пытается снова переломить меня:

— Завтра вас весь день будут бить бамбуковыми палками по пяткам, — говорил он, и в голосе его звучало фальшивое соболезнование, — а если и это не поможет, к вашему животу крепко привяжут стальной котелок, в котором будет сидеть злая голодная чёрная крыса. Уверяю, она очень быстро найдёт для себя выход на волю. Точнее, прогрызёт его…

Нашёл чем пугать мертвеца… Вдруг, словно вспышка — воспоминание: мы гуляем с Анваром по мраморной набережной Енисея. Она ещё не достроена, и мы забираемся куда-то далеко, где заросли чахлых ив и всякий строительный мусор. Говорим… Не помню, о чём. Он нагибается, чтобы завязать шнурок, и оказывается за моей спиной. Дальше всё обрывается.

— Что вам от меня нужно? — глухо спрашиваю я.

— Чтобы вы опять вспомнили, что вы никто, ничтожная личность с большими деньгами, вообразившая себя чем-то значительным.

В его мягком тоне прячется злость, которую ему уже очень трудно скрывать. Учили, учили и нас основам экстремальной психологии…

— А сам-то ты кто? — с лёгкой насмешкой спрашиваю я, не сомневаясь в ответе.

— Я — это ты, и у тебя не должно быть от меня тайн.

Ну конечно же…

— Нет, — отвечаю я, отчаянно вырываясь из своей персональной «весёлой могилы», — я — отделённый! И я тот, кто убьёт тебя, Анвар!