Татьяна Вильданова - Парадокс параллельных прямых. Книга первая

«Устала, – прислушиваясь к мерным ударам маятника, решил Доре, – если уж хозяйка так смотрит на часы, то гостям пора убираться. А жаль! Получился отличный вечер».

– …я ему говорю…

Не закончив фразу, Симон проделал какой-то пас руками и захохотал.

– Гаспар! Ты его помнишь?

Не прерывая танца, Гаспар дернул локтем и крепче прижал к себе Мадлену.

– Ну, хоть ты-то его помнишь?! – не добившись ответа от брата, Симон с надеждой развернулся к Этьене.

– Да, – лаконично ответила она.

– Вот! И что ты думаешь?

– Ничего, – не желая поддерживать разговор, она нервно протянула руку к бокалу.

«У неё очень красивая кисть, – настроенный на созерцательный лад, всё так же лениво отметил Доре, – почти, как у мамы… и пальцы такие же тонкие… только у мамы кончики были сплющенные, а у неё…»

Девушка поспешно отдернула руку и сжала пальцы в кулак.

«Нервничает она, что ли? – удивленно отметил Доре, – дергается… глаза прячет…»

Стряхнув с себя лень, он внутренне подобрался и стал осторожно, боясь спугнуть, наблюдать.

«Точно. Она явно не в своей тарелке… но не хочет показывать… похоже, что и Симон это видит, поэтому и балагурит. Пытается отвлечь внимание на себя… Симона она не слышит… черт, что бы это значило?»

– Нам надо поговорить.

Завершив танец, Гаспар проводил Мадлену к столу и еле заметно указал Жану головой на дверь.

– Да.

Почему-то смущаясь, торопливо поднялся Доре.

– Пошли в библиотеку.

– Пошли.

В библиотеке он выложил на стол пачку бумаг:

– Здесь твои новые документы. И деньги. Когда поправишься окончательно, подумаем, как быть дальше.

«Быстро сработали, – созерцая стопку документов, с невольным уважением подумал Доре, – Гаспар фотографировал меня всего несколько дней назад, – он протянул руку и взял со стола паспорт, – как настоящий, – быстро пролистал страницы, – действительно, как настоящий. Если бы я не знал, что это фальшивка… – теперь он медленно пролистал страницы в обратную сторону, – чистая работа… даже печати и штампы…»

– Что ты собираешься делать?

– Не знаю, – честно признался Доре, – на сцену мне больше нельзя. Но и уезжать из Парижа не хотелось бы.

– Уехать, пожалуй, всё-таки придется. Здесь тебя слишком многие знают.

– Да, – всё ещё вертя в ладони паспорт, вынужден был согласиться Доре, – по-видимому, придется.

«А может, и нет. С такой физиономией меня мало кто узнает, – разглаживая ладонью страницу с фотографией, с надеждой подумал Доре, – усов я никогда не носил…»

– Нет, – правильно оценив жест, которым актер расправил свои усы, отрицательно покачал головой Гаспар, – ты слишком приметный. Тебя узнают.

– Я могу сыграть.

Жан сгорбился и опустил голову.

«Ничего себе!» – наблюдая, как меняется фигура сидящего перед ним человека, невольно ахнул Гаспар.

Теперь в кресле напротив него сидел уже немолодой, уставший от жизни мужчина.

«Хорош, – против своей воли поддаваясь на магию игры, Гаспар придирчиво оценил руки с набухшими венами, выцветшие до белесой голубизны глаза и усы, печально обвисшие вдоль глубоких вертикальных морщин, прорезавших гладкие щеки, – если изменить возраст… и сделать новую фотографию… Нет! – одернул себя Гаспар, – крайне опасно и глупо!»

– Нет. Этот риск ничем не оправдан. Ты не сможешь быть таким круглые сутки, поэтому рано или поздно тебя всё равно узнают.

«Дурак и позер! – почувствовав себя так невероятно глупо, как, если бы он в купальном халате и с полотенцем вместо душа попал на станцию метро, Жан сжал челюсти и уткнул взгляд в свои ладони, всё ещё по-стариковски лежащие на столешнице, – веду себя, как безмозглый мальчишка!»

– Ты прав, – он стряхнул с себя старость и выпрямился, – действительно, глупо. Когда я могу уехать?

– Не торопись, – спокойно осадил его Готье, – ты пока ещё мой пациент. Ещё недели две поживешь здесь, потом что-нибудь придумаем.

Вечером, после ухода гостей, стало непривычно тихо. Этьена унесла посуду и долго гремела ею на кухне. Жан сунулся было помочь, но услышал звон разбитого стакана и поспешно ретировался в библиотеку.

«Черт её не знает, что на неё сегодня нашло!» – без толку промотавшись между полками, он схватил первую попавшуюся под руку книгу и затих в кресле.

Теперь по утрам он старался не засыпаться. Проснувшись, сразу принимался за зарядку. Потом завтрак, и опять целенаправленное накачивание мышц, ослабевших за долгое время лежания в постели.

Затем обед.

К обеду приходил Симон. На пару они быстро разогревали еду, ели и шли обратно в библиотеку, временно превращенную в спортивный зал.

– Бьешь не рукой, а всем корпусом, вот так, – размахнувшись, Жан несильно ткнул кулаком Симона в щеку, – понял? Повтори.

Симон тщательно скопировал замах.

– Хорошо, – одобрительно прищурился Доре, – резче разворачивайся, локоть до конца не выпрямляй. Тогда отдача будет меньше. Ясно?

– Ясно.

– Хорошо. Смотри ещё раз, – Жан развернулся к Симону боком, вдохнул и на выдохе резко боднул кулаком воздух, – черт!..

Боль прошибла так неожиданно и резко, что Жан охнул и на несколько секунд крепко зажмурился.

– Что? – испуганно подскочил Симон, – больно? Ты сядь! Или лучше…

– Не верещи, – выпрямляясь, недовольно оборвал его Доре, – давай, тренируйся.

– Сядь, – придвигая стул, приказал Симон.

– Ладно, – игнорируя стул, Жан присел на край стола, – со мной всё в порядке. Продолжай.

– Хорошо. Но если что…

– Работай.

Симон встал в стойку, ударил, выпрямился и незаметно покосился на Доре.

– Работай!

Отметив, что вид у него не бледный, посадка прямая, а дыхание нормальное, Симон успокоился и опять загреб кулаком воздух.

– Резче!

Несколько минут он с энтузиазмом наносил удары.

– Отлично. Береги суставы, – заметив неплотно прижатый большой палец, предостерег ученика Доре, – вот так, – он сложил свои и продемонстрировал Симону правильно упакованный кулак, – понял?

– Да.

– Хорошо… Ты давно Этьену знаешь? – неизвестно с чего вдруг поинтересовался Доре.

– Давно, – не прекращая боксировать, подтвердил Симон, – мы раньше в одном доме жили, а потом разъехались.

– Почему?

– Так там меблированные комнаты были. Мы в них жили, пока Гаспар учился. А когда он устроился в клинику, то снял квартиру. А когда женился на Мадлене, то мы ещё раз переехали.

– А она?

– Мадлена? Она…

– Я про Этьену.

– А-а-а… она несколько раз уезжала. А когда возвращалась, то опять поселялась там же. Этот дом она купила перед самой войной.

– Значит, она – парижанка?

– Нет, аргентинка.

– Кто? – решив, что не расслышал, Жан удивленно сощурился, – в смысле, что она из Южной Америки?