Владимир Зенкин - Миф о другой Эвридике (СИ)

Смайл разглагольствовал без улыбки. Но не пытался скрыть презрительные колючки в глазах.

– Зачем вы нам говорите это? – почти шёпотом спросила Юля, – Мы же не дети маленькие.

– Вы – взрослые дети. Мы раскрываем вам глаза на мир. Соглашайтесь.

– А если… не согласимся?

Гулкий всхохот Дюба-Булыжника.

– Как-кая жалость!

Сиртак подошёл ближе, участливо положил руку на Элино плечо; Эля вздрогнула, сделала попытку отодвинуться.

– Вы верьте в хорошее, девочки. Мы вас не обманываем. Если верить в хорошее, оно и сбудется хорошим. Сами нам потом спасибо скажете. А если верить в плохое, хорошее станет плохим. Ну ладно, господа, на этом дискуссию, пожалуй, закончим. Время дорого.

– Воистину, дорого; посему – к делу, – поднялся с кресла Смайл, – Сейчас вас немного покормят. Можете привести себя в порядок. Успокоиться. А потом – в путь.

– Куда? – одновременно вырвалось у девочек.

– В ваше розовое счастье.

Он подошёл к пустому камину, прикоснулся к какому-то выступу на стене – за стеной мелодично трелькнуло. Отворилась дверь, в зал вошла… неточно – вдвинулась, крейсерски вплыла монументальная дама в строгом песочном костюме, слегка смахивающем на женскую военную форму, с мраморным бесстрастным лицом, с серыми сверлами глаз, ожидательно уставилась на Смайла.

– Анастасия Аристарховна, проводите этих сеньорит на кухню, организуйте им хороший завтрак. А так же умыванье, туалет и прочее. На всё-про всё у вас полчаса.

Сёстры покинули зал под величавым конвоем домоправительницы.

– Ты повезёшь, Дюб, – кивнул Смайл Булыжнику, – Я понимаю, конечно, после бессонной ночи удовольствие маленькое. Но больше некому. Тебя знают в «обители», седой Арон тебе доверяет. Возьмёшь жёлтый фургон «Рено».

– Это тот, размалёванный? Кубики – шарики.

– «Альтекс – товары для дома». Зато кузов без окон. Чинно-благородно.

– В исправности?

– Разумеется. Бензина – полный бак. Документы в порядке. Напарника поопытней выбери из своих людей. Кстати, сколько их здесь?

– Пятеро. Дрыхнут наверху, что им ещё делать.

Булыжник неохотно поднялся с кресла, разминая шею, покрутил полированной головой, с шумом, надув щёки, выдохнул.

– Только ты, Дюб. Дело стоит того. Нельзя оставлять их здесь, сам понимаешь.

– Сдайте их из рук в руки, седому Арону, – отрывисто сказал Сиртак, – В «обители» не задерживайтесь. Обо мне – ни с кем никаких разговоров. Кроме Арона, конечно. У меня ещё интересы в Волстоле, я приеду через пару дней. Будем готовить партию к переправке. Набираются неплохие экземпляры.

– Всё ясно. Сделаем в лучшем виде, – Булыжник тяжёлым шагом направился к выходу.

– Выезжайте через задние ворота, – бросил вслед ему Смайл, – Потише, поаккуратней.

– Не первый раз.

После ухода Булыжника Смайл достал из встроенного в стену бара шаровидную бутыль, поставил на тонконогий столик два бокала плеснул в них коньячного янтаря.

– Прошу вас.

– С утра? Зря, – поморщился Сиртак.

– По чуть-чуть. За успех.

– Удачное приобретение, господин Смайл.

– Когда вы планируете переправку?

– Через неделю, морем.

– Надеюсь, всё пройдёт гладко.

Сиртак сделал крошечный глоток из бокала.

– «Обитель» – контора серьёзная. За качественный товар платит щедро. Вам ли не знать.

– Да-да, разумеется, – торопливо закивал Смайл.

Сиртак поднял бокал к оконному свету, задумчиво любуясь золотистыми искрами в нём.

– По родственникам этих сестёр прозондировано? По близким и дальним.

– Нет у них родственников. Одна мать… была.

– Друзья, о которых они упоминали?

– Друзья – есть друзья. Сегодня он друг. А завтра – никто.

– Не скажите. Ментуру, надеюсь не подключат. Мне суета ни к чему, у меня солидные дела здесь.

– Ни в коем разе! А если и вдруг… С ментурой уладим, всё давно схвачено. Вас это никак не коснётся.

– Это ваши проблемы.

– Никаких проблем, господин Сиртак.

– Да? А ну как, приедут их друзья на «жигулях»? – остро усмехнулся гость, – Разбираться, шум поднимать.

– Шутить изволите? – развеселился Смайл, – Кто от кого узнает?

– А ну как?

– Приедут – уедут. В задумчивости. У нас Дюбовских молодцов остаётся четверо. Два охранника и я – семеро. И даже Анастасия Аристарховна – восьмая. Уговорим товарищей не шуметь.

*

Железная злая скорлупка несётся по шоссе, покачиваясь, поскрипывая рессорами… это так должно быть: рессоры, шоссе, автомобиль – по логике происшедшего; а уже, быть может, и не так, и нереально всё происшедшее, потому что движенье укачивает, притупляет, и потому что ничего не разглядеть вокруг из скорлупки; и где она, эта скорлупка, несётся коварным своим напором, может быть, не по земле уже даже, а в каком-то муторном небе летит, или уже въехала в никакое, в недоброе, в нескончимое небытие, в мираж, из которого нет возврата.

Ничего не видно из качающегося железного плена. Задняя дверь плотно заперта, боковых окон нет, единственный источник света – переднее окошко в водительскую кабину закрыто матовой стеклянной задвижкой почти полностью – лишь узенькая щель сбоку.

Скамеек в фургоне не было. Девочки сидели на каком-то длинном досчатом лакированном ящике – жёстком и скользком; при торможении машины, они сползали с него. Прислониться можно было только к такой же жёсткой доске вдоль боковой железной стенки; из-за доски торчали гнутые скобки, очевидно, для продеванья ремней, которыми крепился груз.

«Альтекс – товары для дома». Теперь – они здесь… Теперь они – живой «товар для дома». Для какого, чьего дома? Где он, тот гнусный дом; что с ними будет там?..

Эта мысль-чувство одинаково рухнула на сознанье Эли и Юли. Эта мысль была проста, простотой своей – ужасна.

Когда их заталкивали в машину, Булыжник-Дюб предупредил: – В дороге – никаких разговоров и шорохов, неважно, едем мы или стоим. Не вздумайте орать, звать на помощь. Один лишний звук – бросаю к вам вот это, – он показал маленькую, блестящую капсулу, – и плотно закрываю окно. Газ там почти без запаха. Но через пару секунд – вы валяетесь на полу в полном отрубе, и прийти в себя вам очень будет нелегко, и последствия для вас будут очень болезненные. Играть с вами никто не собирается, потому – сидеть тише покойников. Приедем на место – наговоритесь.

– Ехать долго? – сквозь зубы спросила Юля.

– Сколько надо.

Они сидели, прижавшись друг к другу, и каждая чувствовала тревожные пульсы крови – своей и сестриной. В кузове было душно, утреннее солнце начинало постепенно нагревать крашенную металлическую обшивку.

– Юль, – тихонько прошептала Эля почти на ухо сестре, – как думаешь, нас будут искать?

– Конечно, будут, – так же беззвучно ответила Юля, – Мама поднимет всех: Рамина, Симона, а те – своих друзей.