Владимир Зенкин - Миф о другой Эвридике (СИ)

Он повернулся и пошёл к аллее, шелестя кроссовками по траве.

– Эй! – окликнула его Эля.

Мускулистый не замедлил шага.

– Эй ты! Плод любви папы Карло к сосновому бревну! – звонкий Юлин голос.

Он замер на месте, зачарованно повернулся.

– Вот видишь, – назидательно сказала Юля сестре, – что значит вежливое обращение. Проникаются люди.

– Первый раз – простил тебя за детскую дурость, – улыбался, приближаясь, мускулистый, – Второй раз – не-е-е… Его тёмная чугунная рука на ходу выбирала вид действия: сжались пальцы в кулак – врезать поточней по почкам?.. распрямились – схватить за волосы и – харей о подставленное колено?… Окончательное решение не состоялось.

Два взгляда пригвоздили его к траве.

Он увидел их из окоченевшего себя, как из громоздкого футляра. С двумя реально простыми пацанками-близняшками что-то сделалось. Словно что-то невидимое, жутковатое, живое появилось откуда-то, выбралось чуть ли не из их глаз и встало перед ним: душный напор… угроза… И нельзя никак сопротивиться этому, и нельзя даже подумать о противленьи…

Ощущенья Юли и Эли были, как ни странно, не очень далеки от ощущений мускулистого. Они на этот раз отчётливей почувствовали Его в себе. Его рядом с собой. Они составляли с Ним одно целое, но это чувство стало давящим и тревожным. Потому что Его непостижимая сила была намного больше их собственных сил. Раньше их не беспокоило это. Или Он вырос и изменился?.. и изменяется? Может быть, это… больше плохо, чем хорошо? Может быть. Но не сейчас, не сейчас, не об этом сейчас… пусть…

– Давай отмораживайся, соображай своей извилиной, – сказала Эля, – Господин Сиртак. Слышал о таком?

Мускулистый наконец поборол оцепененье, смог перетоптаться на месте, подвигать ореховой головой, поднять ладони и прижать к вискам.

– Сиртак. Вспоминай. Господин Сиртак. Важная шишка. Он занимается переправкой девушек за границу.

– Го-ло-ва… В мозгах… Т-твою!.. Что за хрень? Что было сейчас? Вы – кто?

– Вопрос тебе задан.

– Не знаю никакого Сиртака.

– Врёшь! – крикнула Юля.

– В натуре, не знаю, – севшим почти до сипа голосом пробормотал мускулистый, – Я не при этих делах.

– А кто при этих делах? – потребовала Юля, – Кто-то в городе занимается этим. Занимался Смайл. Слыхал про такого?

– Слыхал.

– Не услышишь больше. Кто ещё? Думай. Говори. Если хочешь сберечь мозги свои целыми. Кто?

– Кто вы такие? Зачем вам?

– Не твоё дело.

– Не знаю никого.

– Сейчас точно врёшь! – Эля ступила вперёд, приблизилась к нему на полшага. Мускулистый, встретившись с ней глазами, согнулся, как от тяжкого свинца на плечах, опять схватился ладонями за виски, – Последний твой шанс. Ещё не поздно.

– Будешь, гад, говорить?! – двинулась к нему Юля.

– Н-никандр… – выдавил мускулистый, отшагнув назад, не поднимая взгляда от своих кроссовок, – Никандр этим рулит.

– Где найти?

– Ресторан «Ривьера». Ночной клуб «Центавр». Он их хозяин.

– Где?

– Недалеко. Два квартала вверх по Парсинской.

– Никандр – это кличка?

– Так зовут. Сокращённо. Никанор Друковский. Не говорите ему… что я направил.

– Нужен ты нам сто лет, – брезгливо бросила Юля, – Проваливай. «Бурёнки» тебя заждались.

*

Два квартала по вечернему, затопленному неоновой пеной центру города: маленькая доза хмельной сумятицы для глаз, искусительной растравы на душу.

Первые этажи изысканных, преисполненных достоинства зданий позапрошлого века модернизированы в сеймоментное сверкающее ничто: в стеклянные разливы витрин, в цветное нелепье витражей, в фотоглянец огромных белозубых улыбищ на фанатично счастливых лицах, в бесчисленные распахи дверей: входы-выходы куда-то откуда-то. Светоизвивы: надписи-названья блаженств, караулящих за дверями неосторожных прохожих.

В другое время они погуляли бы здесь, по широкому тротуару, среди нарядного люда, поглазели б по сторонам, помечтали б о чём-нибудь глупом и блескуче красивом.

Сегодняшний вечер – не для мечтаний.

Они миновали второй перекрёсток и увидели на стене мигающую неоновую вязь «Ресторан Ривьера».

– Что такое Ривьера? – спросила Эля.

– Фиг знает. Что-то, кажется, на Средиземном море. То ли город, то ли гора.

– Ага… А ночной клуб, видимо, дальше. Куда пойдём, в ресторан или в клуб?

– Раз первый ресторан, – рассудила Юля, – значит, идём в ресторан.

Они остановились в свете, падающем из огромного окна, для очередного пристрастного самодосмотра.

Они давно привыкли глядеть друг на друга, словно в зеркало, это было и занятно и полезно. «Раз у неё так, значит, и меня так». Если что-то у кого-то оказывалось не в порядке, они без спроса, без стеснений поправляли и подхорашивали друг друга, и это им обоим нравилось.

– Глаза у тебя… какие-то дурацкие.

– Дурацкие? У тебя тоже дурацкие.

– Голова прошла?

– Прошла… не совсем. Ещё покруживается слегка.

– И у меня.

– Пройдёт. Дело, может быть, и не в этом, – неуютно поёжилась Эля, – Вообще, как-то не по себе. Что-то как будто… нависло.

Юля задумчиво покусывала нижнюю губу.

– Он. Зверёныш. От него. Плохо, что мы не можем его увидеть, поговорить с ним.

– Наяву не можем. А мне и наяву он мерещится иногда. Вот он сзади стоит… и ждёт. Поворачиваюсь – никого.

– Он и стоит. И сзади и спереди. Мы ощущаем его какими-то особенными чувствами. И другие ощущают. Когда он на них действует. Как он здорово подействовал на этого бугая в Парсе.

– Да, – вздохнула Эля, – Но он начинает потихоньку действовать и на нас. Такого не было раньше.

Юля тряхнула головой, отгоняя сомнения.

– Ерунда. Не замечали просто.

– Он изменяется. По-моему.

– Изменяется. Ну и что? Он сильней становится. И мы сильней становимся. Он союзник и друг наш. Надо привыкнуть.

– Ты права, – улыбнулась Эля, – Он же нас сам выбрал. Помнишь, во сне мы видели его ростом с маленькую пантеру. А скоро он станет большой пантерой. Или большим барсом. Эй, барсик! Зверё-ёныш! – огляделась она вокруг себя, – Как дела? Ты – с нами?

– Конечно, он с нами! Всё в ажуре. Вперёд!

Уверенно и бодро они подошли к гранитным ступеням здания, где располагался ресторан.

Эля поднималась первой. Она почувствовала шутливый Юлин шлепок по обтянутой юбкой попе.

– Чо за наглость! Не приставайте к порядочной девушке.

– Дэвушка, па-азволтэ с вамы па-азнакомыца, – прогнусавила Юля, пытаясь схватить сестру за руку.

– Я с грузинскими блондинами в юбках не знакомлюсь, – Эля отбирала руку, старалась легонько шлёпнуть по Юлиной руке и отпихнуть сестру плечом.

Развлекаясь таким манером, они добрались до роскошной, сияющей полосами красной полированной меди, двери. Постояли несколько секунд, приводя себя в должный серьёз. Затем открыли дверь и очутились в большом фойе. Панели стен из искусственной кожи тёплых табачных оттенков, встроенные в них прохладные зеркала. Благородные бронзовые блески светильников на стенах и люстры, парящей под лепным потолком. У окон, в больших коробах с землёй, украшенных деревянными орнаментами, диковинные растения: кактусы в рост человека с яркими цветами, размером с блюдце, освещённые специальными направленными лампами, пальмы с листьями, похожими на зонтики.