Владимир Зенкин - Миф о другой Эвридике (СИ)

Лестница чёрного мрамора, ведущая наверх. У перил – два внушительных стража. По безупречным смокингам, белейшим манишкам, изящным бабочкам – дирижёры камерных оркестров. По одухотворенью лиц – охранники. В фойе прогуливались, западая в зеркала, курящие и некурящие женщины в вечерних платьях в сопровожденьи очень внимательных мужчин.

Девочки подошли к мраморной лестнице. Навстречу им поднялась широкая ладонь.

– Чем могу помочь? (Облагороженное для смокинга-бабочки «Чего надо?»).

– Нам нужно увидеть господина Никанора Друковского, – сказала Эля.

– По какому делу?

– По личному.

– Он назначил вам встречу?

– Нет, – рубанула Юля, – Он нас не знает. Ещё. Пока.

– Весьма сожалею (в переводе с «бабочко-смокинговского» – «Пошла вон!»). У Никанора Степановича слишком много дел.

– Кроме нас, у него не будет сегодня никаких дел, – авторитетно объяснила Эля.

Второй охранник, заинтересованный разговором, подошёл ближе.

– Позвони, доложи, – посоветовал он напарнику.

– Как вас представить? – спросил первый, доставая мобильник.

– Обойдёмся без представлений, – холодно сказала Юля, – Много чести. Где найти его?

Первый охранник округлил глаза в лёгком изумленьи.

– Вон там, на улице ищите. Там можно, – ухмыльнулся второй, – Вас проводить к выходу?

Эля подошла к нему вблизь, подняла голову. Она была ростом ему по плечо. Её щёки слегка порозовели.

– Ты. Проводишь. Нас. К своему. Хозяину. Всё понял? Повторить?

Два черно-мраморных пролёта, широкий коридор с выходами в банкетные залы, в зальцы для малолюдных пиршеств, в комнаты любителей уединений. В торце коридора тёмная дверь в разводах красного дерева, без таблички и номера. Охранник остановился, повернулся к ним. Квадратное лицо его было покривлено не столько внезапной головной болью, сколько тяжким вопросом самому себе: «За-чем?!.».

Тёмная дверь открылась перед ними, из неё вышел какой-то озабоченный человек в белоснежной поварской куртке с золотистой прострочкой рукавов и воротника. Девочки дружно нырнули под его руку, не дав двери захлопнуться, и оказались в большой комнате.

Две противоположные стены комнаты являли собой сплошные картины тропических джунглей с причудливыми листьями, корявыми стволами, свисающими лианами, с какими-то круглыми лохматыми оранжевыми цветами. Картины были с великолепной передачей объёма и пространства, потому размеры комнаты терялись в зелёной стихии. Тему дополняли две живые роскошные пальмы перед окнами, такие же как, в фойе.

Чёрный стол и кресла были пусты. Синички не сразу увидели травянистого цвета диван, сливающийся с настенными джунглями, а на диване небольшого человека, разговаривающего по телефону. Он повернулся, с прижатой к уху трубкой, продолжая кого-то слушать, кому-то односложно отвечать, стал разглядывать их.

Человек был ни стар, ни молод, худощав, лыс, узколиц с резкими складками от ноздрей – росчерками жёсткой воли, с просевшими под лоб маленькими ртутистыми глазами. Одет человек был в простую на вид, чёрную рубашку, но с массивными, изумрудово мерцающими запонками. Огромный, плоский, с красноватым разводом изумруд царствовал на перстне его поднятой с телефоном руки.

– Хватит «ля-ля», – глухо, отрывисто сказал человек в трубку, – Остаются наши условия. Ничего не менять. Давай действуй.

Положил телефон на рядом стоящий крошечный столик, и лишь после этого на костяном лице его отобразилось слабое удивленье.

Дверь приоткрылась, в неё просунулась голова охранника.

– Никанор Степанович!..

– Это ты их привёл? Объясни.

– Мы сами всё объясним, – звонко сказала Юля. Обернулась к охраннику, – Хорошо, что остался. Стой у двери, в коридоре. Никого не пускать. Дверь не трогать.

Охранник зачарованно замер в дверном проёме. Не только лицо, а весь запечатанный в смокинг организм его опять напрягся в безнадёжной попытке понять, зачем он подчиняется этим двоим странным близняшкам с синими глазами… Что за невидимый обруч стиснул голову? Отчего сердце так тарабанит?..

– Вон!

Когда дверь захлопнулась, девочки подошли к дивану, где продолжал сидеть человек, хотя уже не в прежней развальной позе.

– То, что ты один, тоже хорошо, – рассудила Эля, – Невинные люди не пострадают.

На лице человека уже не удивление было, а мутное недоуменье-разлад.

– Дети, вы что, охренели реально? Что за балаган? Чего надо?

– Дяденька, у нас дело к тебе, – язвительно сощурилась Юля, – Хотим продаться с сестрой за границу. Невтерпёж нам. Нужны же там, за границей, старым, богатым ублюдкам молоденькие девочки. Помоги, а, дяденька! Денежки за нас получишь, хорошие денежки.

– Тебе ж не впервой, правда? – добавила Эля.

Человек очень медленно поднялся с дивана, распрямился. Рост у него вышел почти такой же, как у синичек. Складки над губами погнулись, сдвинулись вниз.

– Дети, вы головками очень сильно ударились, это плохо. Вам надо в семнадцатую больницу, в детское отделение. А вы ко мне пришли, я же не врач, дети…

Голос его был плавен, почти ласков. Он ещё не решил, как правильно реагировать.

– Ты не врач, – с неумелой ненавистью сказала Эля, – Ты – гнусная сволочь! Сколько ты вывез, продал, таких, как мы! Обманом, силой… Сколько ты жизней изувечил!

– В-вы… вообще, соображаете, хоть каким-то местом?

– Мы?! Ах ты, гад! Нас самих… Такие же подлые гады… Вы – хуже убийц!

Худощавый человек прошёл через комнату к своему чёрному столу, заворожённо разглядывая девочек, но недоподнимая отчего-то свой взгляд до их взглядов. В человеке проснулись и действовали два не очень дружных меж собой начала: честный инстинкт и властная логика. Почуявший что-то инстинкт пытался заполнить его едкой пеной тревоги и страха перед неведомой опасностью. Логика сбивала, гнала прочь эту пену, выплёскивала своё: «Что за дичь, какая, на хрен, опасность?.. от двух случайных сопливых дур?»

– Ладно, дети, – подумав сказал человек, – Будь на вашем месте кто повзрослей, такой бред, такой огульный поклёп ему бы дорого встал. С малолетними психами я счетов не свожу. Если вы уйдёте отсюда быстро и насовсем, то, может быть, с вами ничего не случится. Я говорю. Моё слово – закон. Но если замешкаетесь…

– А ты не понял ещё, с кем имеешь дело. Сейчас поймёшь, – голос у Юли снизился и потерял звон, – Не нам, тебе условия. Куда вы отвозите девушек? Где их переправляют через границу? Кто ещё этим занимается? Если скажешь правду, может быть, останешься жив.

Человек, не торопясь, открыл ящик стола. Медленно поднял пистолет.

– Ну вот, – вздохнул он, – Замешкались. Жаль.

Логика в союзе с пистолетом всегда прибавляет в убедительности и доходчивости, в первую очередь, для хозяина пистолета. «Что всё значит? Кто-то придёт следом за ними? Они для кого-то – живец, затравка? Если б… Они бы не так тупо действовали. Не так лепятся эти дела. Две одиночные истерички? Под «дурью» или просто свихнутые…».