Владимир Зенкин - Миф о другой Эвридике (СИ)

Юля: – Много сама ты знаешь. А скажи, может, ты в курсе… вот человек помирает, здесь, у нас, на Земле, тело в землю закапывают, а душа его куда девается? Душа… дух, в смысле, то, что осталось от тела. Понял? Куда улетает? К вам? В ваш мир?

Смотрит.

Юля: – О-чу-меть! Вот, Элька, а ты говоришь. Рай или Ад, оно всё там, оказывается.

Эля: – А оттуда души могут сюда вернуться?

Не смотрит.

Эля: – Как, же ты сам?.. Не ответишь. Жаль, Это в той пещере какой-то проход получился? Дыра оттуда – сюда. И она закрылась, а ты не успел, да?

Смотрит.

Эля: – Она откроется ещё?

Смотрит.

Эля: – Ну вот. Ты только не прозевай.

Смотрит.

Юля: – А почему ты к нам с Элькой пришёл. Мы тебе понравились, да?

Смотрит.

Юля: – Класс! Мы ему понравились! А кто больше, я или Элька? Я?

Эля: – Ты, конечно. Ты же у нас самая «ач-чумительная».

Юля: – Шутка. Мы обе «ач-чумительные». Да? Не знаешь слова? Ну это… красивые, умные, великолепные…

Эля: – Скромные.

Смотрит.

Эля: – Ты нам тоже нравишься. Побудь с нами. Пока ты здесь. Пока дыра не откроется. Она, наверное, не скоро откроется?

Смотрит.

Юля: – Побудь. Мы тебе чем-нибудь поможем. А ты нам. Нам нужна будет твоя помощь. Ладняк? Да, в смысле?

Смотрит. Не просто смотрит. Вдруг он стал издавать какие-то звуки. Какие-то даже певучие, красивые звуки. Какая-то мелодия, громкая, слегка писклявая, разлилась по комнате… очень-очень знакомая мелодия, сто лет знакомая, до отвращения знакомая…

Эля открыла глаза, подняла голову с подушки. На тумбочке надрывалась электронная сволочь – будильник. Полвосьмого.

– Спас-сибо! – сказала Эля, отвешивая ему щелбан по красной кнопке, – Если б ты был живой, я бы тебя придушила.

*

Рамин звонил им за утро дважды. Первый раз – следом за будильником: расспрашивал, как спалось, как самочувствие, каковы дневные планы и что у них на завтрак. Второй раз, когда они пили чай, напомнил, что в три часа они должны быть в клинике, у него в кабинете для продолжения курса их психотерапии, который непременно нужно довести до конца.

– Будем-будем, – пообещала Эля и, выключив телефон, вернулась на кухню.

– Забодал уже своим участием, – буркнула Юля, намазывая ножом масло на хлеб.

– Юльк, ты что?! – удивлённо-осудительно воззрилась на неё сестра, – Вожжа под хвост?.. Это же Рамин.

– А чего он с нами, как с первоклашками, – смутилась Юля, – Чего есть, чего пить, когда в туалет идти… Мы взрослые, между прочим.

– Потому что ему не всё равно. И Свете не всё равно. Они переживали, что мы ушли. Но не удерживали. Потому что понимают, что взрослые.

– Ой, ну ладно… Докопалась.

– А ты глупости не пори. Кроме них, у нас – никого. И они хотят, чтобы мы… были близкими с ними. Вот. И я – хочу. А ты не хочешь, да?

– Ой, какая ты зануда, Элька! Кончай дурацкие вопросы. Но всё равно… Мы должны жить своим умом. Сами принимаем свои решения. И делаем то, что решили.

– Я что, против?

Юля, жуя бутерброд с маслом и сыром, подошла к газовой плите, подняла правой рукой горячий чайник, охнула от неожиданной боли в плече, перебросила чайник в другую руку.

– Сильно болит? – посочувствовала Эля.

– Только когда тяжёлое что… или резко рукой махнёшь. Какой-нибудь там нервный узел. А так – нормально.

– Да уж, нормально, – покачала головой Эля.

– Нормально, те говорю. Вот, полюбуйся – боевой шрам.

Юля охотно, торжественно сдвинула вправо-вниз вырез футболки, предъявив сестре на гладкой незагорелой коже под ключицей розовое, чуть выпуклое пятнышко с маленьким рубчиком в форме запятой – затянувшийся след пули.

– Не трогай ничего тяжёлого. И не переутомляйся. Нервные узлы заживают медленно.

– Нервные – да. А вообще, быстро прошло. Почти не болело. Рамин сказал – редкий случай. А знаешь, почему редкий?

– Почему? – невинно спросила Эля, отхлёбывая из чашки.

– Потому. Знаешь, не притворяйся. Потому что я – не просто я. Ты – не просто ты. Я. Ты. И ОН. От него рана быстро зажила. Если б мы сами чуть раньше позвали его тогда, я бы и не была ранена. Если б догадались. Никто бы из них не посмел выстрелить. И Симон бы тогда… – Юля замерла и слегка побледнела от такой простой, такой внезапной мысли, – Но нам было… Мы словно разбились вдребезги…

– Разбились… – глухим, тёмным эхом отозвалась Эля.

– Он – наш друг. Он защитит нас от любых врагов. Если его позвать.

– Жалко, что мы можем видеть его только во сне.

– Потому что без тела он, а значит – без формы. Во сне мы ему сами придаём тело и форму. А наяву… он что? Дух. Энергия. Но какая энергия! Ты знаешь… помнишь – какая энергия.

– Помню, – тихо сказала Эля.

– Он – здесь, везде, вокруг нас. Внутри нас. Можно и поговорить с ним.

– Мы не увидим, как он отвечает.

Не увидим. Ну ничего. Главное, что он понимает нас. А мы – его понимаем.

– Конечно, – Эля задумчиво шуршала фантиком, разворачивая карамельку, – С ним нам некого бояться.

– Не-ет… По-другому ставим вопрос, – Юлины губы, со следами масла и прилипшей в углу сырной крошкой, недобро изогнулись, – Кое-кому придётся бояться нас. Очень сильно бояться. Тому, кто заслужил это.

– Надо ещё найти его.

– Найдём.

– Ты его хорошо запомнила?

– Ещё бы. «Господин Сиртак». Шакалья образина. Он нас выведет на это кубло. А не он, так другие объявятся.

– Эти люди… Они – не люди вообще. Они хуже убийц. Скольким девчонкам, таким как мы, они жизни переломали! Ради своих поганых денег. Сколько несчастий принесли! И живут себе, процветают, никто их не трогает. Всё у них схвачено, всё – шито-крыто.

– Ничего, – угрожающе сузился взгляд Юли, – недолго осталось. Главное, всё сделать по-быстрому. Чтоб не заподозрил никто. Особенно, Рамин. Чтоб ни в коем разе не догадался. Рамин прекрасный человек… но в наши планы он не вписывается пока.

– Пока он не знает нашего могущества, – согласилась Эля, – Мы его ещё сами толком не знаем.

– То, что решили, то и делаем. Надо управиться до конца августа. С сентября – школа. Конец свободе.

– Само собой, – заключила Эля, убирая со стола посуду, – давай пока уборкой займёмся. В три – идём в клинику, к Рамину. Играем прежних пай-девочек, достоверно играем. Потом возвращаемся. Приводим себя в товарный вид. И вечером – на охоту.

*

Парсинский сквер (в обыденьи – Парс) – не самое обширное, не самое затейливое, не самое благолепное место отдыха в городе. Но самое фривольное – точно. Не вся, разумеется, вечерняя публика сквера, но вполне заметная и даже колоритная женская (в основном) её часть возникает здесь с целью предложить себя. Противополый контингент (опять же, далеко не весь) занят задачами просмотра-обтолка предложений.

У сквера удобное соседство: с одной стороны – гостиница «Мир», с другой – казино «Фатум»; напротив, через улицу Парсинскую – боулинг-клуб и ресторанный комплекс «Квадрига».