Урсула Ле Гуин - Слово для «леса» и «мира» одно

Его окружали серые камни, освещенные негреющими солнечными лучами. Скала загораживала от него высившиеся в отдалении горные вершины, а уходившие на юг земли прятались под толстым слоем облаков. На этой голой и серой крыше мира не было никого и ничего: только он сам и еще чернеющее отверстие между каменными глыбами.

Наконец Роканнон встал и, перешагнув через звенящий ручей, обратился к тому, чье присутствие там, в глубине темной пещеры, он ощущал:

— Я пришел, — сказал он.

Тьма зашевелилась, и обитатель пещеры появился у ее входа.

Подобно Земляным, он был коренаст и бледен, подобно фииа — хрупок и ясноглаз: похож и одновременно не похож на тех и на других. Волосы у него были белые. Его голос был не голосом, а чем-то другим, потому что он звучал только в сознании пришельца, в то время как уши Роканнона не слышали ничего, кроме слабого свиста ветра. В этом голосе не было слов. Этот голос без слов спросил у Роканнона, чего он хочет.

— Я не знаю, — сказал вслух испуганный человек, и тогда безмолвно заговорила его непоколебимая воля, заговорила вместо него:

— Мне нужно идти на юг, найти там моего врага и уничтожить его.

Свистел ветер, а среди камней весело журчал ручей. Легко и плавно обитатель пещеры отступил вбок, и Роканнон, пригнув голову, шагнул в темноту.

«Что отдашь ты взамен того, чем одарил тебя я?»

«Что я должен отдать, о Древний?»

«То, чем ты дорожишь больше всего и что меньше всего хотел бы отдать».

«В этом мире у меня нет ничего своего. Что же я могу отдать?»

«Какую-то вещь, какую-то жизнь, какую-то удачу; или какой-то взгляд, какую-то надежду, какое-то возвращение — имя знать не обязательно. Но это имя ты выкрикнешь вслух, когда от тебя уйдет то, что ты отдал. Ты отдаешь это по доброй воле?»

«По доброй воле, о Древний».

Снаружи по-прежнему дул ветер. Наклонившись, Роканнон вышел из пещеры. Когда он выпрямился, в глаза ему ударил красный свет, холодный красный свет восходящего солнца над серым и алым морем облаков.

Прижавшись друг к другу, Яхан и Могиен спали под кучей шкур и плащей на нижней площадке и ни разу не шевельнулись, пока Роканнон к ним спускался.

— Просыпайтесь, — тихо сказал он.

Яхан сел. В резком красном свете зари его изможденное лицо выглядело совсем детским.

— Ольхор! Мы думали… ты ушел… мы думали, что ты упал…

Отгоняя сон, Могиен тряхнул своей желтогривой головой, а потом долго всматривался в Роканнона. Наконец заговорил и он, негромко и чуть хрипло:

— С возвращением тебя, Повелитель Звезд, наш товарищ! Мы ждали тебя здесь…

— Я встретился… я говорил с…

Могиен поднял руку.

— Ты вернулся к нам, и я радуюсь твоему возвращению. Мы идем на юг?

— Да.

— Хорошо.

И Роканнон совсем не удивился тому, что Могиен, который столько времени руководил их отрядом, говорит сейчас с ним как младший повелитель со старшим.

Могиен дунул в свой свисток, но крылатые кони так и не появились, хотя они ждали их довольно долго. Тогда, собрав со дна мешка крошки, оставшиеся от питательных сухарей фииа, путешественники снова зашагали вниз. Тепло гермокостюма пошло Яхану на пользу, и Роканнон настоял на том, чтобы он так и шел пока в этом костюме. И хотя юному Среднему для восстановления сил нужны были настоящий отдых и пища, продолжать путь теперь он мог. Задерживаться наверху не следовало, поскольку красный восход солнца предвещал ухудшение погоды. Спуск был не опасным, но медленным и утомительным. Солнце еще не успело подняться достаточно высоко, когда появился один из крылатых — серый конь Могиена, который устремился к ним из лежащего далеко внизу леса. Они нагрузили на него все седла, упряжь и шкуры — то, что им приходилось нести самим, — и тот полетел за ними следом: он поднимался и опускался, а иногда летел совсем рядом — как ему нравилось. Время от времени он издавал звенящий крик, словно звал своего полосатого товарища, который все еще охотился или пировал в лесах.

Ближе к полудню они оказались перед трудным участком, где большой выступ скалы нависал над обрывом. Чтобы преодолеть его, им нужно было связываться веревкой.

— Могиен, может быть, тебе с воздуха удастся отыскать для нас дорогу полегче? — предложил Роканнон. — Вдруг тем временем и второй конь вернется?..

Что-то заставляло его спешить: ему хотелось как можно быстрее преодолеть этот голый и серый горный склон и спрятаться внизу среди деревьев.

— Когда мы его отпускали, он был здорово измотан: вполне возможно, что ему все еще не удалось ничего добыть. Ведь мой конь нес через перевал гораздо меньший груз, — задумчиво сказал Могиен. — Я посмотрю, велик ли здесь обрыв. На расстояние в несколько полетов стрелы нас троих сможет перенести и один мой конь.

Он свистнул, и круживший в воздухе серый крылатый, сделав еще один виток, грациозно и послушно опустился у края обрыва, где его поджидали люди; эта покорность огромных плотоядных животных до сих пор удивляла Роканнона. Могиен одним махом вскочил на коня и улетел, крикнув что-то напоследок; пробившийся сквозь густевшую на глазах толщу облаков последний солнечный луч заставил на мгновение вспыхнуть шапку золотых волос.

По-прежнему дул холодный ветер. Яхан забился в уголок возле скалы и лежал там с закрытыми глазами. Роканнон сидел и смотрел вдаль; очень далеко, почти у горизонта, что-то тускло поблескивало — по-видимому, море. Но сейчас он не обращал внимания на необъятный пейзаж, смутно проступавший внизу, в просветах между плывущими облаками: его взгляд был устремлен в одну точку, — туда, на юго-юго-восток… Он закрыл глаза. Прислушался. И услышал.

Это и был тот странный дар, полученный им от обитателя пещеры, хранителя теплого родника в безымянных горах; дар, просить о котором он и не помышлял. Там, во мраке, возле глубокого теплого источника, его разум обрел ту странную способность, которую хейниты и земляне изредка встречали у других рас и пытались исследовать, сами будучи почти полностью ее лишены: у них она проявлялась очень редко, да и то в виде кратких озарений. Цепляясь за свою человеческую сущность, Роканнон испуганно отшатнулся от этого дара во всей его полноте — той силы, которой обладал хранитель родника и которую — всю целиком — предложил ему. Он научился слышать мысли только одной расы, одного вида разумных существ: среди множества голосов всех миров он слышал только один голос — голос своего врага.

Общаясь с Кьо, Роканнон получил первые уроки мысленной речи; но он не хотел узнавать мысли своих ничего не подозревающих спутников. Без преданности и любви взаимопонимание невозможно.

Но сейчас он подслушивал тех, кто убил его друзей, кто нарушил мир; следить за ними он имел полное право. Вокруг высились неприступные горные вершины, а он сидел на гранитном карнизе и вслушивался в мысли людей, находившихся в сотнях километров от него и на тысячи метров ниже — в каких-то зданиях, стоящих среди холмов. Оттуда доносилось неясное бормотание и гул голосов; в этой неразберихе перемешались слова, мысли и чувства. Он еще не умел выделять один голос среди других, идущих с сотен направлений, из различных мест, и у него кружилась голова: он словно опять стал младенцем и разучился слушать — различать членораздельную речь и звуковой фон.