Урсула Ле Гуин - Слово для «леса» и «мира» одно

Только один обитатель Брейгны говорил с Роканноном как с обычным человеком.

Повелительница Ганье, невестка и наследница старого Повелителя замка, овдовела всего несколько месяцев назад, и ее золотоволосый сынишка почти никогда не отходил от нее. Мальчуган, обычно робкий, Роканнона не только не боялся, но, напротив, тянулся к нему, любил спрашивать его о горах, о северных землях и о море, а Роканнон старался отвечать на все его вопросы. Безмятежная и ласковая, как солнечный луч, мать иногда слушала их разговоры, время от времени улыбаясь Роканнону — и каждый раз в нем оживали воспоминания: ведь это лицо и эту улыбку он запомнил задолго до встречи с Ганье…

Наконец он спросил ее, кем его считают в Брейгне, и она искренне ответила:

— Они думают, что ты бог.

Она воспользовалась тем словом, которое Роканнон услышал далеко отсюда, в Толене: педан.

— Я не бог, — сурово сказал он.

Ганье усмехнулась.

— Но почему они так думают? — настойчиво спросил он. — Разве у богов Лиуа седые волосы и искалеченные руки?

Лазерный луч с вертолета попал ему в правое запястье, и теперь правая рука его почти не слушалась.

— А если и так, что в этом такого? — Ганье улыбнулась гордо и открыто. — Но истинная причина заключается в том, что ты спустился с горы.

Сказанное дошло до него не сразу.

— Повелительница Ганье, скажи мне, знаешь ли ты о… хранителе родника?

Ее лицо помрачнело.

— Мы знаем только сказания об этом народе. Девять поколений Повелителей Брейгны сменилось с тех пор, как Йолт Высокий отправился туда, где высоко, и спустился вниз совсем другим. Мы догадались, что ты встретился с ними, с Самыми Древними.

— А как вы догадались?

— У тебя был жар, и в бреду ты постоянно говорил о цене, о плате, о полученном даре и о его цене. Йолт тоже заплатил… Платой была твоя правая рука, Повелитель Ольхор? — с неожиданной робостью спросила она, подняв на него взгляд.

— Нет. Я и обе свои руки отдал бы, чтобы спасти то, что потерял.

Он пересек комнату и остановился у окна, выходившего на юг: там, за стенами башни, раскинулся необозримый край, протянувшийся от гор и до берегов далекого моря. Мимо вершины, на которой стоял Замок Брейгна, бежала вниз горная река: попетляв среди холмов, она затем разливалась по равнине, сверкая на солнце, и пропадала в подернутых дымкой далях, где под синими грозовыми тучами, из-за которых падали косые столбы солнечного света, смутно виднелись селения, поля, башни замков, да время от времени поблескивала все та же река.

— За свою жизнь я не встречал края прекраснее, — сказал Роканнон и сразу подумал о Могиене, так и не увидевшем этой красоты.

— Сейчас он не так прекрасен, как раньше.

— Почему, Повелительница Ганье?

— Из-за Пришельцев!

— Расскажи мне о них, Повелительница.

— Они пришли сюда в конце прошлой зимы; многие из них летают в больших крылатых лодках, а их оружие сжигает. Никто не знает, из каких краев они пришли: ни в одном сказании про них ничего нет. Они захватили земли между рекой Виарн и морем, убивая всех подряд. Уцелевшим жителям восьми тамошних владений пришлось бежать из родных мест. А мы здесь, среди своих холмов, стали пленниками: нам нельзя даже спускаться со своими стадами на старые пастбища. Поначалу мы сражались с Пришельцами… Мой муж, Ганхинг, погиб от их сжигающего оружия.

Замолчав на мгновение, она задержала свой взгляд на искалеченной руке Роканнона.

— Он… он был убит еще во время первой оттепели, а мы до сих пор не отомстили. Мы склонили свои головы и обходим стороной их владения, мы, Повелители Земель! И некому расплатиться с этими Пришельцами за смерть Ганхинга!

Этот прекрасный гнев был ему знаком; в голосе Ганье Роканнон услышал отзвуки речей ангья Халлана.

— Они заплатят за нее, Повелительница Ганье, и заплатят дорого. Хоть я и не бог, но и обыкновенным человеком ты меня тоже не назовешь, ведь так?

— Да, Повелитель, — ответила она. — Обыкновенным — не назову.

Один за другим проходили дни, долгие дни лета, длящегося целый год. Склоны вершин над Брейгной из белых стали синими, на полях созрел и был убран первый урожай местных злаков и уже созревал второй, когда в один из вечеров во дворе, где объезжали пару молодых крылатых коней, Роканнон отыскал Яхана и сел рядом с ним.

— Я ухожу на юг, Яхан. А ты останешься здесь.

— Нет, Ольхор! Позволь мне пойти с…

Яхан осекся; похоже, ему вспомнился тот туманный берег, на котором он, мечтая о приключениях, ослушался Могиена. Роканнон понимающе улыбнулся:

— Мне лучше идти одному. Так или иначе, это не займет много времени.

— Но я же поклялся верно служить тебе, Ольхор. Пожалуйста, позволь мне пойти с тобой…

— Клятва теряет силу, если утрачено имя. Там, за горами, ты клялся служить Роханану. В этом краю нет рабов и нет человека с таким именем. Яхан, прошу тебя как друга: не спорь со мной и больше никому об этом не рассказывай, а завтра на заре выведи и оседлай для меня халланского крылатого.

Яхан смирился, и на следующий день он стоял в предрассветных сумерках во Дворе Полетов и, сжимая поводья полосатого крылатого коня — единственного уцелевшего из халланских крылатых, ждал Роканнона. Этот конь приполз в Брейгну через несколько дней после них, еле живой от холода и голода. Сейчас он отъелся и опять рвался в полет, хлеща себя по бокам полосатым хвостом и рыча.

— Ты надел свою Вторую Кожу, Ольхор? — шепотом спросил Яхан, завязывая ножные ремни. — Тут говорят, что Пришельцы стреляют огнем во всякого, кто летает на крылатом коне возле их владений.

— Надел.

— А меч ты берешь?

— Нет. Я лечу без меча. Послушай, Яхан, в моей комнате я оставил свой мешок. Если я не вернусь, загляни в него. Там лежит кусок ткани, на котором… ну, нарисованы разные значки, а еще — картинка этих мест; если мои соплеменники когда-нибудь придут сюда, отдай им все, ладно? Да, там еще ожерелье…

Лицо Роканнона помрачнело, и он отвернулся.

— Отдай его Повелительнице Ганье. Если, конечно, я не вернусь, чтобы сделать это сам. Прощай, Яхан. Пожелай мне удачи.

— Пусть сгинет твой враг, не дав жизни сыновьям, — гневно сказал Яхан сквозь слезы и отпустил крылатого.

Конь стрелой взлетел в теплое бесцветное небо летнего утра, махнув крыльями, словно гигантскими веслами, развернулся и, поймав северный ветер, исчез за холмами. Яхан стоял на месте, глядя ему вслед. А из окна под крышей Главной башни Брейгны вслед Роканнону смотрело прекрасное темное лицо; он давно уже скрылся из виду, взошло солнце, а Ганье по-прежнему стояла у окна.

Так Роканнон отправился в странное путешествие к месту, которого никогда еще не видел, но уже знал; знал, как оно воспринимается изнутри и снаружи сознаниями сотен людей. И хотя при обычном мысленном контакте зрительные ощущения не передавались, в его распоряжении были данные осязания и моторики: он воспринимал взаимное расположение предметов, расстояния между ними, интервалы времени и пройденный путь. На протяжении сотни дней он часами просиживал в своей комнате в Замке Брейгна, вбирая в себя эти ощущения, и сейчас имел довольно точное представление о каждом сооружении на территории вражеской базы, хотя и не мог выразить то, что чувствовал, в словах или зрительных образах. Домыслив то, чего не было в непосредственных ощущениях, он теперь знал, что представляет из себя база, каково ее назначение, как в нее проникнуть и где отыскать то, что ему там нужно.