Виорэль Ломов - Мурлов, или Преодоление отсутствия

– Один!

– Превосходно! Именно один и никакой другой! Иначе контракт будет нарушен. Я понимаю, иногда женщина бывает почище цунами, но, увы, вы читали контракт – форс-мажор не пройдет. Но пасаран! Этот пункт, господин Мурлов, по соображениям морали, а также чтобы лишний раз не попадать под длань налогов и закона, – в столь серьезный документ не внесен, но я полагаю, что наше джентльменское соглашение будет иметь силу закона. Не так ли?

– О, нет-нет. Разумеется, нет. Надо быть идиотом…

«Почему я говорю «нет», ведь надо говорить «да», – подумал Мурлов.

– Я был уверен в вашем благоразумии. И потом – между нами – это будет в некотором роде искуплением ваших грехов. Так что вам же на руку. Искупление грехов, насколько я знаю, в условия контракта не вносится?

Зам. по приметам подтвердил это.

– Чтобы вам было понятно, откуда такое требование, принесите устав Союза.

– Скажите, граф, а члены моей бригады – что, тоже?..

– Вопрос понял. Нет, господин Мурлов. У членов вашей бригады будут другие ограничения.

– А что, уже?..

– Не торопитесь. Все узнаете в свой срок. Каждому дан свой срок.

Шофер принес устав. Горенштейн издали показал его Мурлову и потыкал пальцем:

– Вот тут написано. Женщина – только бизнес-партнер. Из всех видов близости с ней допускается только близость мысли, близость глаза и близость руки. Расшифровки не требуется? Зрелища, вроде только что продемонстрированных вам, не возбраняются, а скорее даже приветствуются, так как служат воспитанию чувств и закалке духа и тела. Наш Союз спасет мир.

Мурлов согласно кивнул головой.

– Он его осчастливит, – сказал он, откашлявшись.

– А вот этого не надо. Ирония здесь неуместна. Мне говорили, что вы ироничный человек. Иронию забудьте. Оставьте ее юмористам и сатирикам, не отбирайте их хлеб. Запомните: ирония и успех – две вещи несовместные.

– У вас далеко идущие параллели, – заметил Мурлов.

– Благодарю за комплимент. Итак, господин Мурлов, – Горенштейн встал, а за ним следом и весь президиум, – надеюсь увидеть вас в полном здравии и поправившим свое материальное положение в самое ближайшее время, после чего буду счастлив посвятить вас в звание Черного рыцаря Союза. А сейчас – прощайте. Маэстро, – обратился он к появившемуся шоферу, – подготовьте господину Мурлову один экземпляр контракта, с печатью, и приказ о назначении.

– Слшс-с…

– Господин Горенштейн, еще пара вопросов.

– Слушаю вас, – граф сел, а за ним и вся его братия.

– А… что мне, собственно, делать?

– Ничего.

– ?

– Абсолютно ничего. Более того. Любое ваше действие или противодействие удлиняет ваш путь и отодвигает дату возвращения. Созерцайте – и вам дано будет узреть истину.

– Хорошо, я буду созерцать. Но жить-то я должен? Жить – по заповедям мирским или…

– Жить-то вы, конечно, должны, но не это главное. Насколько я знаю вас, людей, людей вашего круга, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Вот так и живите, по уставу. Вопросы исчерпаны?

– Пока один. Про жизнь – это так, в общем. Что там за «примечание»? Вы изволили упомянуть о нем вскользь.

– Экий наблюдательный! С ним надо ухо держать востро! Есть, есть в тексте примечание. Так себе, примечаньице. Но оно так, на всякий случай. И этот случай к нашему случаю, уж поверьте мне, не имеет никакого значения!

– Ну, а все-таки?

– Хорошо. Покажите ему еще раз, хоть это и не по правилам.

Шофер во второй раз с поклоном подал Мурлову бордовую папку, и опять вверх ногами. Прокуренным пальцем ткнул в нужное место.

– Ага. Примечание. Господин Мурлов вправе отказаться от получения вознаграждения и заменить его любым другим, эквивалентным сумме, выраженной в долларах США. Процедура замены может оговариваться как письменно, так и устно, либо по телефону. При этом должно быть неукоснительно достигнуто взаимное согласие и понимание. Все! Хорошо, граф. Благодарю вас. С вашего позволения разрешите откланяться. Я запомнил: жить, созерцая, а устав, жить продолжать, как требует устав!

– Прелестно! Прощайте, сударь!

– Куда теперь?

– Минутку, а приказ? – граф поманил коротким пальцем шофера. – Я просил приказ. Приказ где?

– Картридж изволил кончиться. Не печатает принтер.

– Что? Ну все не слава богу! – Горенштейн вскочил, побежал куда-то за портьеру, оттуда послышался треск, радостный вопль. Появился граф весь в черном порошке.

– А это что? – схватил он шофера за грудки. – Не картридж?

– Картридж, – каркнул шофер.

– Проехали. Ладно. Придется вам, сударь, немного пройтись. Через парк есть телеграф, знаете? Так вот, не парадный подъезд, а со двора, полуподвал. На двери «Отдел кадров» написано. Поняли? Туда-обратно – вам полчаса.

– А домой позвонить можно?

Горенштейн поднял вверх палец.

– Я же говорил: звонок! – граф посмотрел налево.

Слева почесали затылок.

– Тц… А пусть, – разрешил граф. – Но не оттуда. Позвоните из этого здания, когда вернетесь. Телефон внизу, где другой служебный вход, в соседнем подъезде. Восемь ступенек, кажется. Там вахтер, пенсионер, спросите. Только не задерживайтесь возле него. Он вас до второго пришествия может продержать своими баснями, – граф довольно рассмеялся, а за ним и вся его родня.

Под этот смех Мурлов и покинул концертный зал. Великолепная семерка привстала и отдала Мурлову честь одним пальцем.

«Наверное, ритуал такой», – подумал он и прихлопнул себе макушку левой рукой, правой тоже отдал им честь, но всей пятерней, по Уставу ВС СССР.

– Если что забудете, заглянете во вторую главу…

– В третью, – поправил левофланговый.

– Да-да, в третью, в третью, великодушно прошу простить меня. Я всегда путаю эти числа, названия… А главы – их столько, этих глав!.. и все силятся открыть глаза и осмотреться.

В длинном коридоре, освещенном зеленовато-коричневым светом, как бы наполненном водой из брянских речушек, были сдвинуты столы, на которых стояли рядами коньяки, вина, ликеры, а в огромных вазах лежал виноград: черный, красный, зеленый, фиолетовый, белый, желтый, круглый, продолговатый, пальчиками, с косточками и без косточек, с огромными, как слива, виноградинами и жемчужным бисером мелких, кистями и россыпью. В беспорядке тут и там были разбросаны гроздья бананов. Те же самые две девицы, не обращая на Мурлова внимания, сервировали столы, передвигая вазы и гроздья с места на место.

– Благодарю за службу! – бодро рявкнул Мурлов.

– О, мсье! – радостно подпрыгнули, как в балете, на мгновение зависнув в воздухе и несколько раз ударив на лету ножка о ножку, девицы.

Мурлов ответно подпрыгнул и скатился по лестнице вниз, успев прихватить бутылку «КВК» и отменную гроздь бананов.

Как только Мурлов вышел из музея, с ветки сорвалась Ворона и села к нему на плечо.