Жан Коломбье - Досье «72»

Иностранные корреспонденты сделали обзор реакции на голосование из других столиц мира: никто не осуждал, никто не предостерегал и ни единой угрозы гуманитарного вмешательства. Нет, представители правительств сообщали, что руководство их стран с большим интересом следило за ходом эксперимента и что, как всегда, принимало во внимание особенность психологии французов. Потом красивая представительница метеослужбы рассказала, что в ближайшее время нас ожидает хорошая погода, а я не мог отделаться от мысли, что, несмотря на прогнозы специалистов и призывы политиков, жизнь начинает входить в обычное русло. Операция «Семьдесят два» еще не стала частью обычая, но, анализируемая, приветствуемая, отвергаемая, она уже стала частью жизни. Через несколько недель она будет пугать людей все меньше и меньше. Люди дадут приручить себя. И тогда придет время внедрять эту операцию в жизнь.

А кто будет этим заниматься? Я? Давай говорить начистоту: применение меры входит в сферу компетенции Министерства внутренних дел. Бофор будет постоянно за этим присматривать. Но он попросил меня подумать над проблемами, которые могут при этом возникнуть, и предложить их решение. У него под рукой будет специальная команда, почти все те же люди. Но он очень рассчитывает на меня. Он хочет, чтобы я стал в некотором роде руководителем проекта. Представляешь? Вместе с Бертоно, Бужоном и иже с ними… — Ты доволен?

Кузен Макс озабоченно наморщил лоб — лоб карьериста, который сделал карьеру. Доволен? Он не будет плевать в колодец, Бофор всегда проявлял к нему уважение и симпатию. Но теперь он возлагает на него огромную ответственность. Огромную! Он не жалуется. Понятно, он всю ночь не сомкнул глаз. Потому что понимал, что стояло за этой столь ответственной задачей. Смерть миллионов людей. Одно дело разработать проект, быть уверенным в его непогрешимости и необходимости, знать, что настанет день, и сам станешь жертвой своего проекта, а другое — взбрыкнуть перед препятствием. Особенно когда это препятствие называется смертью. Смерть, смерть, только это в жизни и является настоящим.

— Я — технократ, и, как таковой, я считаю, что индивидуум должен подчиняться общим интересам. Но это не мешает мне иметь совесть. О, она не сможет меня парализовать, я буду вести себя, как дисциплинированный солдат, но… Знаешь, о чем я думал этой ночью? О том молодом солдате СС, который охранял одну из дорог в Орадур-сюр-Глан во время бойни. Он не дал пройти по дороге одной семье, он этим спас им жизнь. И он плакал. А ведь он был солдатом дивизии «Райх». А буду ли я, организовав подобный помноженный на десять тысяч Орадур, похож на этого солдата? Я могу возглавить какой-нибудь комитет, рабочую группу. Смогу ли я назвать это «Райхом»? Ладно, хватит глупостей. Я устал. Не спал, без конца пил весь день в ходе собраний… Давай я лучше расскажу тебе, как провел вечер, это будет намного веселее.

Как только была открыта первая бутылка шампанского, Бофор с волнением в голосе, возможно, наигранным, поднял свой бокал:

— Господа, извините, дамы и господа, начинается новая эра. Мы можем быть горды выполненной нами работой. За ваше здоровье, за наше здоровье и, главное, за здоровье нашей любимой страны.

Бокалы в руках гостей помешали им устроить бурные аплодисменты, но серьезность на их лицах не вызывала сомнений, что все они были охвачены волнением. Каждый сказал краткую, но верноподданную речь. Бертоно настоял на том, чтобы все подняли тост за Гарсена, который так умело противостоял Вассеро, не так ли?.. Этот герой удостоился тройного приветствия и многочисленных похлопываний по спине. Он облил шампанским брюки и смущенно и молчаливо пустил слезу. Никто не посмел поинтересоваться причиной этих слез: неужели по поводу мокрых брюк? Спавшая с плеч ноша? Семейные неурядицы? Его коллеги прекрасно все поняли: он оплакивал свою судьбу приговоренного к смерти. На первой повозке! Но зачем он сказал это перед телекамерами? Вот к чему приводит комедиантство. Да, он заткнул рот Вассеро, но какой ценой! Он упустил два года, целых два самых прекрасных года жизни! Шампанское ободрило его, друзья расточали ему похвалы, которые он не уставал выслушивать, да, действительно, стоит вспомнить лицо Вассеро, когда он спрашивал, кто будет первым. Ах, он никак не ожидал таких слов от Гарсена, нет, честно, Гарсен, вы были просто великолепны от начала до конца! Наполнившись алкоголем и комплиментами, премьер-министр, пошатываясь, отправился домой выслушивать ругань своей супруги, которая, как все знали, была очень сварлива.

Бертоно тоже не стал задерживаться. Он тоже не любил такого рода празднества. Теневым персонам не нравилось слишком яркое освещение попоек.

— К черту трусов, гвардия, ко мне!

Бофор уже освободился от пиджака и своих напыщенных оборотов. Естество начало брать верх. Его рубаха вылезла на свободу и тоже праздновала победу. С бутылкой в руках, он раздавал похвальные листы:

— Бро, Буассу, Бужон, Лаверно, Моро, Брид, благодаря вам группа «Семьдесят два» работала быстро и хорошо. Говорю вам браво и спасибо. За ваше здоровье! Тексье, Майоль, благодаря вам — и другим членам — комитет работал быстро и хорошо. За ваше здоровье! Я пригласил вас к сотрудничеству, Франсуаза, потому что не сомневался в успехе. И этим успехом мы обязаны вам. Не стану в вашу честь давать салют признательной Отчизны, позвольте отдать честь высочайшему профессионализму и замечательной женщине. Позвольте, я вас поцелую… Спасибо за все. И спасибо за то, что вы были с нами во время проведения операции. А вы, мой маленький Макс, знаете что? Благодаря вам Группа по применению плана «Семьдесят два», или Комиссия, или как вы захотите это назвать, будет работать быстро и хорошо. Говорю вам браво и спасибо. За ваше здоровье! Будет вам, не делайте такое растерянное лицо. Вы знаете это дело лучше, чем кто-либо другой. Лучше других вы представляете себе все трудности его практического применения. Мы будем оказывать вам помощь. За работу. Начиная с завтрашнего дня. Я сгораю от нетерпения увидеть, как отправится первая тележка. Гарсен будет вести себя очень хорошо. Очень достойно и мужественно.

Поскольку Бужон еще не достиг и пятидесятилетнего возраста, он знал, что ему не угрожал никакой сюрприз, и поэтому он не удержался от того, чтобы прикинуться простачком:

— А после Гарсена чей черед?

Каждый из присутствующих тут же назвал свой возраст. Не сразу ответил только Брид.

— Семьдесят…

— Семьдесят лет? Ну, тогда следующий — вы! Тост за здоровье Брида!

Министр иностранных дел выпил свой бокал без особого порыва, застенчиво улыбнулся и, немного подумав, сказал, что поскольку его об этом так мило расспрашивают, то он решил воспользоваться этими двумя оставшимися годами и возглавить какое-нибудь посольство. В Улан-Баторе или Порт-Морсби. Да, Порт-Морсби, в Папуа — Новой Гвинее. Потому что это очень далеко и добраться туда непросто.