Сергей Попов - Небо цвета крови

— У меня его не будет, — недовольно пробурчала в ответ Клер.

— И почему же, милая? — искренне удивилась Джин.

— Я не хочу все время ждать его возвращения. Вдруг он больше не придет обратно…

Мать, утерев влажные глаза, улыбнулась, подошла и, опустившись на колени, осторожно, чтобы ничем не задеть дочурку, произнесла:

— Клер, замужество не состоит из одних только ожиданий, оно гораздо насыщеннее и ярче, чем тебе кажется. Просто для этого надо чуточку повзрослеть, немного поменять взгляды на мир.

— Ты так думаешь? — с сомнением спросила дочка и подняла глаза, недоверчиво смотря на мать — Джин, не смывая с лица улыбки, глядела на нее любящими глазами.

— Я это знаю, — ответила она и, поцеловав ручки Клер, прибавила задумчиво: — Все-таки не один день на свете живу, кое-какой опыт успела нажить, — и, полмгновения помолчав, предложила: — Давай с тобой лучше чайку попьем? Хочешь?

— Давай! — вмиг повеселела Клер и, положив куклу на табуретку, подвинула ближе к столу.

Включив маленькую электрическую плиту, Джин подождала, пока закипит оставшаяся вода в чайнике, навела чай и подвинула Клер высокую курящуюся кружку. Себе же налила в самую маленькую, долго размешивала заварку.

— Только подуй, — велела мать, — а то ошпаришься.

За окном к тому времени совсем стемнело. Луна, окруженная неповоротливыми угольными тучами, как штормовыми волнами, утонула в них, навечно исчезла с неба. Некогда пестрящие хрусталем льды на ветвях и камнях мгновенно погасли, перестал сиять снег. И только не умолкающий ни на секунду ветер грозно ныл и гудел где-то во мраке, даже и не думая утихать.

Гу-у-у… у-у… гу-у-у…

Пока дочка пила чай, громко причмокивая губами, Джин не отводила от нее глаз, все никак не могла наглядеться. Так, наблюдая за Клер, сама того не замечала, как отвлекалась от мучительной тоски по Курту, а тревога, не дающая за все это время никакого успокоения, — наконец-то ослабевала, притуплялась. Без внимания осталась лишь медленно остывающая кружка, к какой так ни разу и не притронулась.

«На кого же она больше похожа? — размышляла Джин. — На меня или на Курта? Личико, подбородок, носик и губки — точно мои, волосики и ушки — Курта, а вот с глазками никак не пойму: вроде и не серые, и не голубые, что-то вот среднее, наверно…»

— Спасибо, мамуль, — поблагодарила за чай Клер, отодвинула недопитую кружку.

— Ты чего не допила-то?

— Больше не хочется, — и добавила, зевая: — Глазки закрываются…

— Устала, моя ягодка, — по-матерински пожалела Джин, забирая кружку, — сейчас пойдем отдыхать с тобой. Не забудь свою подружку!

Клер послушно взяла свою куклу на ручки и вышла из-за стола, ожидая мать. Та затушила прокопченную лампу, погружая кухню в полнейшую темень, подошла к дочке.

— Все-таки решила сегодня обойтись без моих сказок? — шутливым тоном обратилась к Клер. — Или же передумаешь?

Глазки дочки просияли от негодования даже в темноте.

— Нет, нет! Хочу сказку, мам! Я же пошутила! — тотчас прощебетала Клер. — Почитай, пожалуйста! Ладно?..

Джин лишь поцеловала ей ладошку и проводила в комнату.

Уложив дочь в кроватку — накрыла пуховым, слегка обгоревшим одеялом, взбила подшитую подушку, включила ночник и, забрав с маленькой полочки ветхую книжку с оторванной обложкой, присела на низенький стульчик и начала читать:

В большом Алом Замке, славящемся на все королевство своими трубачами, жила одна маленькая принцесса. Она была влюблена в самого юного и красивого из них, но ее отец — злой и жестокий король — запрещал им общаться и часто наказывал дочь, запирая в темной сырой башне на долгие месяцы. Но даже это не мешало их светлой любви. Молодой трубач каждый день забирался на стены замка и оттуда играл своей принцессе сладкие, как трель соловья, песни, не прекращая очаровывать ее сердце. И вот однажды, потерявший всякое терпение, король приказал страже прилюдно казнить надоедливого певца…»

На этом сказка резко обрывалась — буквы внизу размылись, перепачкались жирными, похожими на кровь, коричневыми пятнами. Тогда Джин перевернула страницу-другую, но и там ждало такое же разочарование.

Несколько секунд Клер молчала, дожидаясь продолжения, но когда его не последовало, нетерпеливо спросила:

— А дальше? Что было дальше?.. Его убили?..

— Боюсь, этого мы с тобой никогда не узнаем — текст сильно запачкан, — пояснила Джин и сразу успокоила дочь: — Но ты не волнуйся: ничего с трубачом не случится. Такие герои умирают только от старости, а не от топора палача.

— А вдруг его казнили? — не унималась та. — Откуда ты знаешь?

Джин вернула испорченную книгу на полку и, присев на краешек кровати, ответила:

— Это же сказка, солнышко, у нее редко бывают плохие концовки, — и, любя подергав за носик, продолжила: — Давай-ка засыпать потихоньку.

Тут личико Клер неожиданно посерьезнело, глазки потемнели.

— Мамуль, а это не выдумка, что раньше небо совсем другим было? — поинтересовалась она, не отнимая пытливого взгляда от матери.

— Нет, — подтвердила Джин и рассказала: — Оно было вовсе не красным, как сейчас, а голубым, лазурным и чистым. По нему скользили пышные, как безе, белоснежные облака, купаясь в лучах золотого солнышка…

И поникла, выдергивая из покрытых пылью воспоминаний дивные образы далекого красочного прошлого, какого больше никто и никогда не увидит вновь.

— Вот бы мне его увидеть!.. — замечталась дочь, воображая эти картинки, кажущиеся фантастикой. — Это же так красиво!..

— Увидишь, обязательно увидишь, — грустно улыбнувшись, подыграла Джин, — а теперь закрывай глазки и — спать!

— Хорошо, мам, спокойной ночи! — согласилась Клер. — Я люблю тебя!

— И я люблю тебя, моя хорошая! — ответила взаимностью мать. — Приятных тебе сновидений!

Поцеловав на ночь дочку — выключила ночник и вышла из детской.

К пригороду Ридаса вышли к позднему вечеру. На просторы вокруг легло зловещее безмолвие, кошмарное небо, целый день стоящее перед глазами, наконец-то омрачилось, оделось в свой черный как смоль бархатистый наряд. И лишь раскаленное до предела светило совсем не торопилось остывать и продолжало настойчиво обливать снега огненно-бронзово-малиновыми красками, клонясь все ниже к горизонту. Но вскоре и эта дивная гамма цветов погасла, постепенно сменилась на темный, безвкусный оттенок. Надвигающиеся сумерки быстро скрывали под собой силуэты далеких зданий, старательно прятали замурованные подо льдом развалины, кулисами занавешивали любые дороги, ведущие в город. И даже тропа, по какой мы с Дином несменяемо следовали с самого утра, теперь буквально размывалась перед глазами, делалась опасней с каждым новым шагом.