Ольга Голосова - Преобразователь

Я взвесил ущерб и нашел его весьма легким. Я попробовал слово «ущерб» на вкус, и оно не отозвалось во мне ничем. Не было морального ущерба, Сережа, потому что не было никакой морали. Взявший меч от меча и погибнет, но горе тому, через кого приходит соблазн [69] Евангелие от Матфея, 18, 6. .

Где-то далеко, а может, и близко в черной бездне Анубис поднял умную собачью морду, прислушался, и весы в его руке дрогнули [70] Анубис — древнеегипетское божество, обычно изображался с головой шакала (собаки) и телом человека. Проводник умерших в загробный мир, покровитель некрополей и кладбищ, один из судей царства мертвых (поэтому часто изображался с весами), хранитель ядов и т. п. . Что-то не то происходит, Сережа, потому что тебе понравилось убивать . Нет, мой мальчик, не забыл ты и запаха человеческой крови, и упоения от силы, и стонов умирающих. Ты словно вернулся домой, Сережа, и это впервые в жизни пугает тебя. Это очень пугает тебя , Сережа, потому что заставляет задуматься о том, для чего ты создан на самом деле. И кем ты создан.

В икрах мучительно закололо, и я переменил позу, ободрав зад о сухую и жесткую, как напильник, траву. Звезды над моей головой давно потухли, небо сделалось бесцветно-серым, как бывает в южных широтах перед восходом солнца. Разом включились и запели птицы, зашелестели персиковые и миндальные деревья, пара зеленых грецких орехов с глухим стуком упала на землю. Легкий утренний ветерок принес с собой кислые запахи овчины и свежесть влажной земли под виноградниками. Я обхватил колени руками, чтобы прекратить неприятный озноб, и углубился в размышления.

Думай, Сережа, потому что теперь от этого зависит твоя жизнь. Я так же мало верю в возникновение разумной жизни на Земле в силу стечения благоприятных обстоятельств, как в то, что самолет может возникнуть из буйства четырех стихий в силу благоприятных климатических условий. Стало быть, ни хрена я не верю, что я жертва некоего вируса. Я совершенная машина, могущая менять форму, что недоступно, насколько я знаю, ни одному живому существу на планете, к тому же обладающая разумом, волей и чувством юмора, — получился в результате инфекции? Абсурд, господа. Дайте мне эту инфекцию сюда, она достойна поклонения… Стоп.

А что, если…

Поклонения…

А что, если ей и вправду поклоняются? Что, если я это вовсе не я, а живущий во мне некто , управляющий мной? И разум это не мой, а я всего лишь крыса обыкновенная? Нет, невозможно. Как бы я сознавал себя, если бы это был не я? Значит, это все-таки я или нас двое. Но о втором я знаю очень мало. Он себя прячет. Или он это все-таки та самая инфекция, которая вызывает в моем организме столь странные реакции?.. А что это за инфекция и почему ей не болеют все подряд? Должны быть некие предпосылки в организме. Или это выведенная кем-то инфекция? Или, возвращаясь обратно, кто и зачем ее вывел?

Тьфу.

Сзади меня послышался скрип, и, обернувшись, я в ужасе замер. Кретин, как я мог не оглядеться раньше? Только человек может быть так беспечен!

В метрах тридцати от меня между миндальными деревцами виднелся небольшой домик, смахивающий на сарай, на пороге которого стоял старик и целился в меня из ружья.

Я медленно поднял руки и крикнул:

— Не стреляй, меня ограбили!

Осталось только уповать на то, что аксакал знает русский.

— Ты что, совсем голый, да? — крикнул старик в ответ, и качнул ружьем. — Тогда сиди, как сидишь, я брошу тебе штаны. Для того, чтобы ты мог ходить с поднятыми руками, — добавил он, не отводя ружья. Потом старик что-то пробормотал, и я увидел, как откуда-то сбоку ко мне скользнула огромная мохнатая собака.

— Сиди, как сидишь, — повторил старик и скрылся в сарае.

Я повернулся к собаке, которая уселась поблизости, не сводя с меня глаз. При этом ее морда оказалась немного выше моей головы. Псина высунула розовый язык и задышала, изредка сглатывая слюну. Готов поклясться, что она сделала это исключительно для того, чтобы я оценил размер ее клыков. Я оценил и сказал ей об этом. Собака шумно втянула в себя воздух, принюхиваясь ко мне, и недовольно фыркнула. В ее глазках сверкнуло недоверие, и она, раздув щеки, негромко и возмущенно гавкнула.

— Ну-ну, тебе признаюсь, что я не человек, — сказал я не шевелясь. — Ты-то уж никому не расскажешь.

Пес снова ухнул и тихо зарычал. Не то чтобы сильно враждебно, а так, предупреждающе, мол, отставить разговорчики, арестованный.

Я отставил и устремил свой взгляд навстречу солнцу, выскочившему из-за невысоких фруктовых деревьев. Как по команде, яростно заорали птицы. Их крик подхватил петух, нагло проспавший рассвет. Закудахтали куры, неподалеку радостно заревел ишак.

— Эй, держи!

Я обернулся, и к моим ногам упали старые потрепанные брюки мэйд ин семидесятые. Они были несколько широки и чуток коротковаты, но это были штаны. Я вздохнул, вспоминая любимые итальянские джинсы, и полез ногами в эту гадость.

Старик снова сказал что-то по-узбекски собаке, а затем по-русски — мне:

— Давай, иди сюда, — он помахал рукой, и я под настороженным взглядом овчарки последовал к сараю.

— Будем чай пить, — лаконично уведомил меня добрый человек и принялся раздувать огонь в тандыре, расположенном прямо под навесом. На столе уже лежало присыпанное мукой тесто и стоял высокий медный кувшин с запотевшими боками. На треноге болтался закопченый чайник, его бока радостно лизало пламя костра.

— Спасибо, — ответствовал я и замолчал. По этикету мне следовало немедленно пускаться в цветистый рассказ о моих придуманных бедствиях, и я собирался с мыслями, чтобы мое вранье выглядело правдоподобным.

— Два дня назад неподалеку отсюда людей убили. Это не наши люди, не мусульмане. Видать, из Москвы приехали. Потом приезжали мужчины на джипах, расспрашивали, может, кто чужака видел. Вчера у меня были. Тебя ищут?

— Меня, — ответил я после секундного замешательства. Врать не имело смысла, потому что, судя по всему, старик уже все решил.

Внимательно посмотрев на меня, старик встал и, покопавшись в облезлой тумбочке, извлек карандаш и мятую тетрадку в клеточку.

На листке он что-то нарисовал и протянул мне:

— Знаешь, что это?

Уверенной рукой на бумажке был нарисован некий предмет, сильно напомнивший мне тот, что болтался на шее у папеньки на фотографиях.

— Да, видел эту вещь, — сдержанно ответил я, так как не знал, что это такое.

— Правду говоришь? — переспросил старик и заглянул мне в глаза. Что там он постигал во мне, я не знаю, но я, кроме черных, по-узбекски раскосых глаз, не увидел ничего.

Я кивнул в ответ.

— Где видел?

— На шее одного человека.

— Где этот человек?

— Умер.