Сергей Галихин - Эра Водолея, или Каждый имеет право знать [СИ]

— За-а-ня-а-то, — выдавил из себя человек.

Комнатка наполнялась темой из концерта для унитаза с пищеводом. В животе у дяди Юры что-то снова забурчало, и он втянул его в себя. Сравнение пропорций музыканта и дяди Юры явно было не в пользу последнего, а добром скрипач, судя по всему, уходить пока не собирался.

— Извините, — сказал дядя Юра и принялся судорожно трясти вороток замка. Точно так же, как не хотел закрываться, он не хотел и открываться.

— Закрываться надо! — сквозь зубы выдавил из себя Чуев.

— Не ус-пе-е-ел, — прокряхтел человек и прикрыл от удовольствия глаза.

Выбежав из кабины скрипача, Чуев бросился к соседней, но ее дверь была заперта, на следующей двери висела табличка «не работает». Страшное предчувствие появилось в голове Чуева. Не хватало ему, легендарному Моисею, обосраться на шестом десятке. И где! В Большом театре! Но катастрофы не случилось. Последняя кабинка оказалась свободной, и, вбежав в нее, дядя Юра с силой захлопнул дверь. Вышел он через десять минут счастливый и просветленный.

Когда Чуев пробирался к своему креслу, в зале выключили свет. Дирижер взмахнул палочкой, и первые аккорды разлились по залу.

— С облегчением, — прошептал Костя, когда дядя Юра сел рядом с ним.

— И ты не чихай, — ответил дядя Юра.

Балет был великолепным. Большой театр он и в Африке Большой. После окончания спектакля зрители аплодировали стоя, в течение получаса не давая артистам уйти, непрерывно вызывая их на бис. Хрустальная люстра под потолком, состоявшая из тринадцати тысяч подвесок, отзывалась нотами «ля» и «соль» и «пела».

— Ну что, сходим на вечерние посиделки? — спросил дядя Юра, когда Костя вез их с Наташей из театра домой.

— Нет уж, без меня, — как показалось Косте, недовольно сказала Наташа.

Костя бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и увидел в нем прелестное личико и недовольные глазки. Дядя Юра развернулся на переднем сиденье вполоборота и с легкой улыбкой посмотрел на Наташу.

— Вот это новости! — сказал он. — И с чем это связано?

— Надоели, — сказала Наташа и добавила: — Болтуны. Дядя Юра хмыкнул и сел прямо.

— Кто болтуны-то? — спросил Костя. Он не понимал, чем вызвана такая резкая перемена в настроении Наташи.

— У нас очередная переоценка ценностей… — ответил Чуев и добавил, обращаясь уже к Наташе: — А два дня назад ты мне доказывала, что в этом истина. В свободе выражения мыслей и идей.

— Вот пусть и выражают, — спокойно ответила Наташа. — А я слушать не хочу.

— Вы о чем? — еще раз спросил Зубков.

— Потерпи немного и все узнаешь, — сказал Чуев, взглянул на часы и включил радио. — Новости послушаем.

После последних новостей передали прогноз погоды на завтра и, как обычно, в завершение дали кулинарную минутку.

«А сейчас еще один простой рецепт вкусного блюда, — проворковал радиоведущий. — Шницель из сыра. Возьмите восемь ломтиков сыра, полстакана молотых сухарей, яйцо, три столовые ложки растопленного сливочного масла, две столовые ложки измельченного зеленого лука.

Ломтики сыра обваляйте в яйце, запанируйте в сухарях, обжарьте с обеих сторон в сильно разогретом масле до золотистого цвета. После чего посыпьте мелко нарезанным зеленым луком. Блюдо готово к употреблению. Приятного аппетита».

— Хм, — усмехнулся Зубков, — попробовать, что ли…

— Фондю лучше, — сказала Наташа.

— Фондю это прекрасно, — вздохнул дядя Юра.

Костя ничего не ответил. Он давно заметил, что здесь самая любимая тема светского разговора — кулинарная. Порой ему казалось, что даже ребенок, как только научится говорить, сможет рассказать что-нибудь эдакое на тему приготовления пищи.

Доставив домой Наташу и дядю Юру, Костя поехал переодеваться. Через полчаса они встретились с Чуевым возле булочной.

— Так куда мы идем? — спросил Костя, когда они шли с дядей Юрой по ночному городу.

— Мы идем на вечерние посиделки.

— Вас ист дас?

— Как ты уже понял, — Чуев взял тон учителя, — в нашем обществе, кроме многих других свобод, одной из самых главных является свобода слова. И в этом мы достигли совершенства.

У нас нет закрытых тем. И государство к тому же создает все условия для того, чтобы граждане могли обсудить все, что их волнует.

— А… если попроще, — сказал Костя, не понимая смысла последней фразы.

— Если хочешь выпить в шумной компании — ты идешь в бар или ночной клуб. Если хочешь посидеть в компании интересных тебе людей, поговорить на волнующие тебя темы и при этом немного закусить, ты идешь в столовую. Там не гремит музыка и тебе создадут все условия для комфортной беседы. После восьми столовые переходят на коллективное обслужи-вание.

— Мда. Это действительно оригинально, — оценил идею Костя. — Государство не просто разрешает пилить сук, на котором сидит, но еще и следит за тем, чтобы пила была острой.

Через десять минут они вошли в двери комбината общественного питания. Большинство лампочек в столовой было потушено, свет горел непосредственно над столами, добавляя штришок интимности в доверительные разговоры. Ночные посетители сидели за большими столами, собранными из четырех обычных обеденных столов, сдвинутых вместе. Таких больших столов Костя насчитал шесть. Они были беспорядочно расставлены по залу, и компании, сидевшие за ними, увлеченно беседовали каждая о своем. Между столами ходили две официантки. Они разносили еду и напитки.

По пути к одной из таких шумных компаний дядя Юра остановил идущую ему навстречу официантку и заказал две порции пельменей. Когда они с Костей подошли к столу, Чуева заметили и начали узнавать. Кто-то кивал головой, кто-то поднимал в приветствии вверх руку.

— Привет честной компании, — поздоровался дядя Юра, и все присутствующие ответили ему неровным хором. — Это Константин, мой приятель. Мы с ним вместе процедуры принимали.

Зубкову показалось, что эта рекомендация не произвела на компанию ровным счетом никакого впечатления и она продолжила начатый спор.

— Нас даже пьянствовать загнали в специально отведенные места.

— А разве это плохо?

— Почему я не могу пригласить друзей домой и там выпить с ними? В конце концов это похоже на отстойник, — сказал длинный и тощий малый, раскинув руки в стороны. Очевидно, он имел в виду столовую. Почему-то Костя решил, что он аспирант.

— Отчего же, ты можешь пригласить друзей и выпить дома, — отвечал ему крепыш средних лет с висками, уже тронутыми сединой.

К столу подошла официантка, поставила перед Костей и дядей Юрой по тарелке дымящихся пельменей и прошла к дальнему, стоящему возле окон, столу. Услышав слово «пьянка», Костя окинул стол взглядом, но не заметил ничего, даже отдаленно напоминающего бутылку.