Сергей Казменко - Фантастические повести и рассказы

Он снова замолчал и вызывающе поглядывал на Бьера. Но Бьер ничего не ответил. Он только теперь вдруг понял, что это означает — быть редактором «Хроноса». Что с того, что материалы, которые публикует журнал, касаются всегда событий более чем полувековой давности? Что с того, что авторов этих материалов, как правило, уже давно нет в живых? Что с того, что журнал почти никогда не затрагивает чести и доброго имени никого из живущих? Этот человек прав — на «Хроносе» держится вся новейшая история, на «Хроносе» держится весь существующий порядок вещей. Кто может предсказать, что случится, если люди перестанут доверять своей истории? Только теперь вдруг ощутил Бьер, какая немыслимая ответственность легла на его плечи. И он ясно понял, что ему не устоять против давления человека, сидящего в кресле напротив.

— Вы хотите, чтобы я позволил вам сделать то же самое, что позволил сделать редактор Канденег? — спросил он, зло глядя прямо в глаза Оконо.

— Надо, господин Акардо, надо, — мягко, как врач больному, ответил тот. — Вы должны понимать, что это просто необходимо. Ведь теперь, зная то, о чем я вам рассказал, вы не можете оставаться спокойным. Ведь не можете, правда? Мы проверим сейф, и вы вновь обретете спокойствие.

— Это противоречит традициям нашего журнала, мне очень жаль, что редактор Канденег нарушил эти традиции.

— Тем более у вас нет оснований упрямиться. Не вы первый будете их нарушителем.

— А откуда я знаю, что то, что вы мне сказали — правда?

— Я никогда не лгу, господин Акардо, — по-прежнему мягко сказал Оконо. — Подойдем к вопросу с другой стороны. Вы привыкли всегда полностью доверять материалам, что поступают к вам из сейфов редакции. Как же вы будете относиться к ним теперь, когда у вас уже не останется полной уверенности в том, что они заслуживают доверия? Если сейф будет вскрыт послезавтра, никто уже никогда не сможет определить, вскрывался ли он за прошедшие пятьдесят лет или нет. Сегодня мы еще можем дать вам ответ на этот вопрос. Если вы не решитесь сегодня, вы навсегда потеряете веру в свое дело. Решайтесь, — он посмотрел на Бьера, который молча сидел, глядя прямо перед собой, и добавил. — Мои люди ждут внизу, господин Акардо. Это очень надежные люди, смею вас уверить. Ничто из того, что сейчас происходит, не станет достоянием гласности.

— Даже никогда не попадет в наши же сейфы?

— Только если вы пожелаете об этом написать.

— А я сделаю это обязательно, — Бьер не думал о том, что он говорит, слова эти вырвались машинально.

— Напрасно вы это говорите. Это было бы непростительной ошибкой. Если вы это сделаете, вся ваша работа потеряет смысл. Я вам от души не советую никогда не совершать подобных ошибок. Итак, вы нам поможете?

— Нет!

— Нет?

— Нет.

— Тогда мне придется сказать вам еще кое-что, господин Акардо. Видите ли, я — сотрудник Комитета Охраны Отечества. А это означает, что ради защиты интересов нашей родины я готов пойти на все. Мы, господин Акардо, располагаем огромными возможностями. Практически неограниченными возможностями во всем, что касается внутренних дел нашей страны. Я уже сказал вам, какое огромное значение для сохранения мира, спокойствия, веры, наконец, имеет доверие к материалам вашего журнала. И мы, как истинные патриоты своей родины, не остановимся ради сохранения этого доверия ни перед чем. История должна оставаться правдивой, и народ должен верить своей истории. С вашим согласием или без него, но мы должны убедиться в сохранности материалов. И мы это сделаем. Если же вы встанете на нашей дороге, то последствия этого шага будут для вас крайне неблагоприятными. Я не угрожаю вам, вы не подумайте. Я просто призываю вас к благоразумию. Один из нас должен сдаться. Я не уступлю. Думайте, — и он, откинувшись в кресле, взял стакан с элаком, наполнил свой бокал и стал потихоньку потягивать напиток.

Бьер смотрел перед собой, на дверь кабинета, на вешалку у двери, на дверную ручку. Глаза искали, за что бы зацепиться, но не находили ничего и бессмысленно рыскали по комнате. Он понимал, что приперт к стенке, что отступать уже некуда, что сдаться все равно придется, но все оттягивал это мгновение, все надеялся, что удастся найти выход. И вдруг понял, что уже ни на что не надеется, что с самого начала, с того момента, как узнал о цели визита Оконо, ни на что не надеялся. И, глубоко вздохнув, встал и сказал Оконо:

— Идемте.

«В конце концов, это же только проверка», — промелькнула в голове спасительная мысль, но он и сам не поверил ей.

— Все правильно, — Оконо поставил свой бокал, не спеша поднялся и сказал: — Мои люди, наверное, уже ждут в приемной. Пригласите их сюда, пожалуйста.

Бьер вызвал секретаршу и попросил впустить сотрудников Оконо. Они вошли через полминуты. Он тут же узнал их — эти люди регулярно наведывались в редакцию для осуществления контроля против прослушивания. Их появление в кабинете главного редактора ни у кого, конечно, не вызывает лишних вопросов. Каждый из них внес в кабинет по внушительному чемодану с аппаратурой.

— Господин Акардо, попросите, пожалуйста, никого к вам не впускать, пока мы осуществляем проверку, — сказал Оконо, — и заприте дверь на ключ.

Бьер повиновался, затем молча подошел к задней стенке кабинета. Здесь находился вход в святилище «Хроноса», в подвал, в котором хранились документы. Пятьдесят один сейф, доверху набитый бумагами. Каждый год один из них вскрывали, и документы начинали говорить после пятидесяти лет молчания. Каждый год в другой сейф закладывались новые документы, никем не прочитанные, никем не отредактированные, опечатанные в присутствии юриста рукописи, собранные сотрудниками отдела информации. Авторами их были самые влиятельные люди в стране, крупные ученые и деятели культуры, все те, кто оказывал влияние на ход истории. «В этих сейфах хранится совесть нации» — неоднократно вспоминал Бьер слова из последней речи редактора Канденега.

Бьер открыл дверь и по узкой винтовой лестнице спустился на три этажа вниз. Оконо и его люди шли следом.

— Вот он, храм истории, — высокопарно, но с какой-то затаенной иронией сказал Оконо, когда они спустились в подвал. Круглое помещение с колонной посредине, вокруг которой вилась лестница, было заполнено сумрачным светом. Яркий свет зажигали здесь только дважды в году — во время закладки материалов в очередной сейф, что было в сто сорок третий раз проделано вчера. И во время вскрытия очередного сейфа, которое должно было произойти послезавтра. Сейфы стояли по кругу вдоль стен подвала. Они были закреплены на основаниях из сварного железного угольника так, чтобы от пола и от стен их отделяло пустое пространство шириной около полуметра. Пятьдесят один сейф. Блестели пять десятков одинаковых хромированных рукояток, светилось пять десятков окошек с циферблатами электрических часов. Помещение было заполнено ровным, чуть слышным гулом трансформаторов — этажом выше находилась подстанция и аккумуляторная, призванные питать часовые механизмы даже в случае длительного отключения электроэнергии.