Наталья Баранова - Легенда об Иных Мирах

– А кто его знает? – вопросом ответил связист, – все цело, все в порядке, а все равно – чепуха.

Гресс кивнула и прислонилась спиной к стене. Почувствовав взгляд Шабара, улыбнулась ему. Попыталась улыбнуться. Он понял, подошел к ней, поймал ее руку взяв в свою ладонь.

– Еще недолго, – пообещал он, – еще немного и все кончится.

Гресс посмотрела вниз, пряча взгляд. «Все кончится, – подумала она, – Но кончиться-то может по-разному». Вздохнув, перевела взгляд на Кальтанна, на его собранные четкие действия. Рэанин похудел, осунулся, но держался, пока держался.

Она прикрыла глаза, пытаясь расслабиться. Но не вышло. Тихий шелест, похожий на сдержанный вздох, сказал, что дверь взломана. Открыв глаза, ирдалийка посмотрела на медленно раскрывающиеся лепестки створок.

Кальтанн ужом скользнул в проем, не дожидаясь, когда дверь откроется полностью, за ним остальные и только Шабар не двигался, словно ожидая ее. Гресс, так и не высвободив руки, прошла рядом с ним.

Там, за проемом было холодно, каждый выдох рождал струйки тумана, но это было ей безразлично. Кальтанн, как ищейка прочесывал оружейную палубу, словно надеясь что-то найти.

– Сумасшествие, – проговорила она тихо.

Шабар согласно кивнул.

– Безумие, – прошептала она, смущенно, – что можно здесь найти?

А через мгновение услышала вскрик Кальтанна, полный горечи, злости, торжества. Глядя на него, только покачала головой. Программист стоял в углу, на коленях, почти в полной темноте, там, куда почти не доставал поток света из коридора, а тот фонарь, что был у него в руках давал слишком мало света.

– Золотце мое, – шептал программист, – куколка, иди-ка сюда, чудо мое ненаглядное, иди сюда, к папочке...

И со стороны казалось, будто рэанин сошел с ума.

Она подошла ближе, встала в стороне, разглядывая, как рэанин ловко и быстро освобождает, спаянный с разводкой кабелей, небольшой, размером с ладонь, предмет, тускло поблескивающий в свете фонаря. Следом за ней подтянулся Шабар, подошел Нараян.

– Что это? – спросил Унари.

– Похоже на жучок, – ответил рэанин, не прекращая работы, – маленькое программируемое устройство, что, вклиниваясь в работу центрального компьютера, создавало все эти помехи. Я так думаю. И, наверное, не ошибаюсь. Впрочем, увидим.

Он, отсоединив предмет, передал его в руки Шабару и поднялся на ноги. Несмотря на холод, по его лицу лил пот, а глаза лихорадочно блестели. Гресси тихонечко вздохнула. Отчего-то казалось, что неприятности еще не кончились.

Побарабанив пальцами по пульту, Гресси посмотрела в, по-прежнему, невозмутимое лицо Шабара Кантхэ. Пилот, следя за потоком данных мелькающих на мониторе, тихонечко улыбался.

– Все закончилось, – произнесла Гресс фразу, что давно вертелась на языке.

Он оторвался от экрана, развернулся к ней и только покачал головой, словно олицетворение всех ее затаенных страхов.

– Думаете, нет? – спросила женщина дерзко.

– Ничего я не думаю, – отозвался он ворчливо.

И Гресс, тихо вздохнув, отвернулась. А он положил свою теплую ладонь на ее руку, словно стараясь смягчить тон сказанных слов.

– Вы не обижайтесь, – промолвил он куда более миролюбиво. – Но, по-моему, все закончится лишь тогда, когда мы благополучно вернемся в порт. Пока причала на горизонте я не вижу.

Гресс слегка кивнула, соглашаясь. С логикой Кантхэ трудно было не согласиться. И во многом он был прав. Но душа требовала утешения и успокоения. И хотелось избавиться от тревог, что, все еще, присутствуя на втором плане, как след пережитого, не позволяли успокоиться до конца.

Она не хотела признаться самой себе, но тревога все еще не ушла. Тревога все еще пережигала ниточки нервов, тревога все еще заставляла замирать, словно ожидая следующую неприятность. Тревога, что, въевшись в кровь, стала почти привычкой.

С той минуты, как Кальтанн отсоединил от кабелей жучок там, на оружейной палубе, на крейсере стало куда спокойней жить и дышать. Моментально прекратились вибрации корпуса, создававшие волны инфразвука, что бил по нервам, словно оголяя их, срывая все защитные слои. И прекратились галлюцинации, звук шагов в пустых коридорах. Не стало жуткого давящего чувства, что словно пригибало к земле, гнуло к полу.

Но осталась жуткая путаница в данных, которые предстояло восстановить, неисправность передатчика, осталась свинцовая усталость и неприятный осадок в мироощущении и в чувствах.

Глядя на экран, помимо данных, видя странный танец двух звезд около сияющей бездны черной дыры, Гресс невольно, вновь и вновь возвращалось памятью в пережитое, в дни, когда страх вытеснил иные чувства из души, едва не вытеснив саму способность рассуждать и мыслить здраво.

Тяготение черной дыры начинало потихонечку действовать и на корабль, сбивая траекторию движения. До нее, конечно же, было еще слишком далеко, что б она представляла какую-либо опасность. И все же, Гресс желала быстрее уйти из этого района, оказавшись где-нибудь в знакомой обстановке – на любом из полигонов или в окрестностях любой из планет Лиги. Только там она б могла забыть этот кошмар, и только там ушла б тревога.

Внезапно, закусив губу, она подумала, что за последние несколько суток стала излишне чувствительной – на глаза без причин наворачивались слезы, стоило только вспомнить Ирдал. Стоило вспомнить пики Аммэ Гербети и золото пляжей Кор-на-Ри. Прикрыв глаза, что б скрыть эти слезы, она тихонечко, затаенно вздохнула и почувствовала пожатие руки Шабара.

– Не надо, – проговорила, собирая волю в кулак, – давайте обойдемся без сочувствий.

– Почему?

На его лице было искреннее непонимание, или нежелание понять, да еще почти отеческая нежность. Ее удивляла эта нежность, мягкое отношение к ней, желание защитить и сберечь.

– Не надо меня жалеть, – повторила она жестко, – или я расплачусь. А я не желаю плакать.

– Зря, – проговорил он, – иногда бывает полезно, – и не понять в шутку он это сказал или всерьез, лицо его осталось непроницаемым, как бывало часто, – идите, наплачьтесь вволю, это снимает стресс.

И, как всегда в обычной обстановке, его слова ее только разозлили. Гресс поднялась из кресла, намереваясь уйти, но какой-то сполох на экране привлек ее внимание. Впившись в него глазами, женщина почувствовала, как подгибаются колени, и как медленно, словно сквозь слой ваты до нее доходит смысл надписи, проступившей на экране.

«Вы все умрете», – прошелестела она одними губами, читая надпись, что, заслонив собой все данные, множилась и множилась, заполоняя весь экран, съедая небо, съедая пылающие шлейфы, звезды, сияющий ореол черной дыры.

Она почувствовала, как напрягся Шабар, тихо выругался, словно не веря собственным глазам. Экран вспыхнул алым и, глядя на него, Гресс почувствовала, как ее начинает бить крупная, нервная дрожь, которую никак нельзя скрыть. А потом начался отсчет.