Скотт Вестерфельд - Корабль для уничтожения миров

Зай развел руками.

— В сложившемся положении им, как я понимаю, надо было выбирать из двух зол наименьшее. Они знали, что мы готовы умереть за нашу веру — настолько же, насколько они готовы умереть за свою. Мы не блефовали, Хоббс. — Он устало рассмеялся. — Но похоже, мы живы. Наверное, их вера крепче нашей.

Эти слова укололи Хоббс. Перед лицом смерти она металась, колебалась, мучилась сомнениями, ей хотелось сохранить «Рысь» и совсем не хотелось разделить ее судьбу. Она даже начала думать о мятеже.

Она была недостойна носить форму.

— Сэр, — проговорила она.

— Да, Хоббс?

— Я должна что-то сказать вам. Я не заслуживаю... — начала она и сглотнула сдавивший глотку ком. — Когда мы должны были...

— Сэр! — вмешалась Тайер.

— Докладывайте.

— Они прячутся среди обломков корабля, сэр. Вижу шарообразные предметы на фоне радиации!

Капитан выругался.

— Черные дроны.

У риксов, оказывается, все же имелся запасной план.

Хоббс приступила к исполнению своих обязанностей.

— Пилот! Шесть g, с быстрым нарастанием, в сторону по отношению к последней траектории крейсера. Вперед!

Как только включился главный двигатель, лица у всех в командном отсеке позеленели. Стрелка выбросило из кресла, он упал в углубление под воздушным экраном и покатился вниз посреди синестезических символов, как по склону холма.

«Погано», — подумала Хоббс.

Генератор искусственной гравитации с каждой минутой вел себя все отвратительнее.

А командный отсек был на данный момент почти что самым безопасным местом на борту «Рыси». Что же творилось в дальних отсеках, по которым эта вспышка гравитации, без сомнения, хлестнула словно плеть? Хоббс пробежала взглядом по синестезическому пространству и увидела членов экипажа, которых прижало к стенам и потолкам. Снова, снова травмы... Но хотя бы декомпрессии не было. Система искусственной гравитации ставила во главу угла структурную целостность корабля.

Но тут двигатель заработал на полную мощность, и Хоббс со страшной силой придавило к спинке кресла.

Ее собственный вес все нарастал и нарастал. Она начала задыхаться. Синестезия не показывала данных о гравитационной диагностике, поле первичного зрения Хоббс окольцевали белые точки. Она гадала, не вышли ли из строя и гравитационные генераторы. Будь все в порядке, бортовые компьютеры «Рыси» вмешались бы в ситуацию и отключили двигатель, но сейчас, в условиях вражеского обстрела, компьютерные программы слепо мирились с опасным ускорением.

Диагностические системы на запросы Хоббс не отвечали. Мощность процессоров снижалась: кремниево-фосфорные «башни» фрегата еле держались под напором тяжелых перегрузок. На грудь Хоббс словно бы давили ручищи великана. Еще двадцать секунд — и без компенсации перегрузок все в командном отсеке могли потерять сознание. Шесть g без коррекции могли травмировать и убить сотни человек.

А к «Рыси» приближались новые и новые черные дроны, готовые обрушить свою невероятную огневую мощь на корабль, почти начисто лишенный броневой обшивки.

Хоббс отчаянно пыталась пошевелить пальцами, изобразить кодовый жест, но давление на ее тело неумолимо росло. Наконец ей удалось прочесть показания механического акселерометра, закопанные глубоко в недрах личного интерфейса старшего помощника. Три g без компенсации. Ускорение продолжало нарастать.

Что-то случилось. Случилось что-то страшное.

— Убавьте ускорение до двух g! — прокричала она.

Один из пилотов поднял отяжелевшую руку, чтобы выполнить приказ.

Вдруг командный отсек заполнился ослепительно сверкающими вспышками. Ярчайшие полосы света промчались мимо Хоббс, обожгли ее глаза. По барабанным перепонкам ударили оглушительные взрывы, ноздри наполнились отвратительным запахом каленого металла. На фоне воплей сирен, возвещавших о декомпрессии, и треска гиперуглеродных конструкций Хоббс слышала крики людей.

А потом вой реактивных снарядов утих.

Хоббс почувствовала, что ее собственный вес продолжает увеличиваться. Двоих пилотов и всех троих стрелков буквально разорвало на части снарядами, выпущенными черными дронами.

— Капитан! — крикнула Хоббс.

Зай сидел в кресле с запрокинутой головой и выпученными глазами. Крови у него на лице не было. «Конечно, — догадалась Хоббс, — его протезы очень прочные, но, видимо, из-за перегрузок пострадали хрупкие компьютерные связи между протезами и живыми тканями».

Весь корпус «Рыси» содрогался. Если система искусственной гравитации откажет полностью, шесть g сомнут фрегат как бумагу. Акселерометр Хоббс показывал четыре целых и четыре десятых g. Мощность процессоров падала, как камень в бездну. Кремниево-фосфорные «башни» шатались под собственным чудовищным весом. С каждой секундой все сильнее размывалось синестезическое поле зрения. Еще несколько секунд, и от приказов, отдаваемых жестами, не будет никакого толка.

Хоббс попробовала встать с кресла. По всему кораблю были расставлены пульты ручного отключения главного двигателя. Один из них находился всего в нескольких метрах от Хоббс, посреди разодранных в клочья трупов, около кресла первого пилота.

Почему ничего не предпринимали инженеры, непосредственно отвечавшие за работу главного двигателя? Они уже должны были понять, что происходит, должны были отключить двигатель. Но остались ли они живы, а если живы — в сознании ли? Они находились в одном из самых дальних кормовых отсеков — именно там, где перегрузки могли произвести особенно сильные разрушения.

Хоббс должна была добраться до пульта пилотов.

Она еще раз оттолкнулась от кресла и сумела встать. Сделала один неуверенный шаг и сгорбилась, будто женщина, несущая на спине мешок с камнями весом в сто килограммов. Протянула руку и ухватилась за поручень, окружавший углубление под воздушным экраном.

Но она была слишком тяжелой. Она пошатнулась. У нее подкосились ноги.

Ее колено опустилось на металлическую палубу с тяжестью кувалды, и Хоббс ощутила жуткую боль.

Вдруг стало тихо. Очень тихо и темно. Слух Хоббс улавливал только вой какой-то сирены где-то вдалеке. В воздухе беспорядочно сновали значки интерфейса вторичного зрения. Казалось, все плывет вокруг. А потом Хоббс поняла, что плывет она.

Кто-то отключил двигатель.

Кэтри почувствовала, как к голове приливает кровь, переставшая быть заложницей гравитации, и открыла глаза. Просветление в сознании боролось с болью в колене. Командный отсек медленно поворачивался вокруг нее, полный незнакомых силуэтов и запахов.

Пилоты были мертвы, все стрелки — тяжело ранены. В воздухе парила красноватая пелена — мелкие капельки крови. Из раны на груди стрелка кровь вытекала струей и повисала крупными каплями.