Пол Андерсон - Зовите меня Джо [сборник litres]

– Какая гордость у них останется, когда они узнают правду? – оборвал его Харасти. Он перегнулся через стол, сгреб Воэна за рубашку и поднял его в воздух. Испещренное шрамами лицо Харасти пылало в трех сантиметрах от физиономии Федерала.

– Я скажу тебе, что мы сделаем, – прошипел он. – Мы будем торговать и учиться друг у друга, родниться и брататься, так же, как мы делаем со всеми народами, чью соль мы ели. И мы примем свой жребий, как и положено людям!

– Отпусти его, – приказал Болдингер.

Харасти сжал свободную руку в кулак.

– Если ты ударишь его, я засажу тебя в клетку, а дома пусть меня судят. Отпусти его, я сказал!

Харасти разжал кисть. Воэн, упав, покатился по полу. Харасти сел, спрятав голову в ладонях и стараясь не разрыдаться.

Болдингер снова наполнил стаканы.

– Что ж, джентльмены, – сказал он, – похоже, мы зашли в тупик. Куда ни кинь, а всё клин. Готов поспорить, что ни один джорилец не говорил бы такими затертыми клише.

– Они так много могли бы нам дать, – умоляющим голосом произнес Лежен.

– Дать ! – Воэн, встав, выпрямился, но дрожал всем телом. – Им-м-менно в этом и проблема. Они бы дали ! Если бы захотели. Но это будет не наше . Мы, скорее всего, даже не поняли бы их дара, в чем он и как им пользоваться, или… Это будет не наше , говорю вам!

Харасти застыл. Целую минуту он сидел неподвижно, как камень. А потом поднял голову и завопил во всю глотку:

– Но почему не наше ???

Да будет благословенно виски! Мне даже удалось поспать пару часов до рассвета. Но слабый свет, проникавший через иллюминаторы, разбудил меня, и снова заснуть мне не удалось. В конце концов я встал, съехал на лифте вниз и вышел наружу.

Вокруг царила тишина. Звезды уже бледнели, но заря на востоке только занималась. В прохладном воздухе звенело пенье птиц, доносившееся из темного леса, окружавшего меня. Я сбросил башмаки и пошел по сырой траве босиком.

Я почему-то не удивился, когда вдруг появилась Миерна, тащившая за собой своего дроматерия. Она бросила поводок и побежала ко мне.

– Мистер Кэткарт, привет! Я так надеялась, что хоть кто-нибудь уже встал. Я еще не завтракала.

– Ну, это мы сообразим. – Я принялся подбрасывать ее в воздух, пока она не запищала. – А потом будет небольшая прогулка на нашей ракете. Что скажешь? Не против?

– У-ух!… – Ее глаза округлились. Я опустил девчушку на землю. Она долго собиралась с духом и, наконец, осмелилась спросить:

– До самой Земли?

– Нет, боюсь, поближе. Земля далековато.

– А когда-нибудь, в другой раз? Ну пожалуйста…

– В другой раз наверняка. И ждать придется не слишком долго.

– Я лечу на Землю, я лечу на Землю, я лечу на Землю! – она обняла дроматерия за шею. – Я буду страшно по тебе скучать, Большеногий-Пучеглазый-Самый-Самый-Сильный. Ну что ты так грустно пускаешь слюни? Может, ты тоже полетишь. Можно ему, мистер Кэткарт? Он очень хороший дроматерий, честное слово, и страшно любит крекеры.

– Может, да, может, нет, – сказал я. – Но ты полетишь, если захочешь. Это я обещаю. Любой житель вашей планеты, если захочет, полетит на Землю.

А большинство захочет. Уверен, что Совет одобрит нашу идею. Единственно возможный план. Не можешь победить – присоединись.

Я взъерошил волосы Миерны. Если разобраться, милая, мы собираемся сыграть с тобой весьма нехорошую шутку. Вырвать тебя из всей этой первобытности и притащить в огромную бурную цивилизацию. Ошеломить тебя всеми нашими фокусами, техническими штучками, безумными идеями – не потому, что мы лучше, а потому, что занимаемся этим чуточку дольше, чем вы. Рассеять десять миллионов среди наших пятнадцати миллиардов. Конечно, вы на это клюнете. Уж больно велик соблазн. А когда вы поймете, что случилось, остановиться вам не удастся. Вы окажетесь на крючке. Не думаю, что вы сможете хотя бы обидеться на нас.

Ты будешь ассимилирована, Миерна. Станешь земной девочкой. Конечно, повзрослев, ты обретешь свое место среди тех, кто правит нашим миром. Ты сделаешь невероятно много для нашей цивилизации и получишь заслуженное признание. Но главное в том, что это будет наша цивилизация. Моя… и твоя.

Интересно, станешь ли ты скучать по лесу, по маленьким домикам у залива, по лодкам и песням, по древним-древним историям – и… да, по своему любимому дроматерию. Я знаю, что осиротевшая планета будет тосковать по тебе, Миерна. И я тоже.

– Пошли, – сказал я. – Пора готовить завтрак.

Бесстрашный и безжалостный, он был знаменит на всю Солнечную систему как охотник на крупную дичь. От огнедышащих драконов Меркурия до ледяных ящеров Плутона – все эти твари становились добычей Риордана. Но в его коллекции трофеев недоставало одного. И теперь охотник поклялся, что добудет запретную «дичь», бродившую по красным пустыням, – марсианина!

Ночной шепот нес мрачное послание. Оно летело через многие мили одиночества, в порывах ветра, в шелесте полуразумных мхов и карликовых деревьев, тихим бормотанием его передавали друг другу крошечные существа, сжавшиеся в расщелинах скал, прятавшиеся в пещерах и в призрачных дюнах. Не в словах, но в смутном пульсе страха, эхом отдавшемся в мозгу Криги, предупреждение гласило:

Они охотятся снова.

Внезапный порыв ветра заставил Кригу вздрогнуть. Ночь была бескрайней, она простерлась вокруг него и над ним, – от горько пахнувших железом холмов до кружащихся сверкающих созвездий в тысячах световых лет над его головой. Он прикоснулся к ночи дрожащими нервами, настраиваясь на голоса кустарников, ветра и маленьких существ, терпеливо рывших свои ходы под землей. Ночь говорила, и он слушал ее голос.

Один, совсем один… На сотни миль пустого пространства вокруг не было больше ни одного марсианина. Лишь крошечные обитатели пустыни, дрожащие кусты да протяжный печальный голос ветра.

Беззвучный предсмертный крик пронесся от куста к кусту, от растения к растению, эхом отдаваясь в пульсе дрожавших от страха животных и отражаясь от плоских стен отвесных скал. Все живое сворачивалось, съеживалось и обугливалось в низвергавшемся с ракеты сияющем потоке смерти, а сгоравшие вены и нервы беззвучно взывали к звездам в ночном небе.

Крига привалился к высокой обтесанной ветрами скале. Его глаза будто две желтые луны светились в темноте, холодные от ужаса и ненависти и нараставшей в нем решимости. Мрачнея, он прикинул, что смерть была рассеяна по окружности с диаметром около десятка миль. Он был пленником этого круга, а вскоре за ним явится и охотник.

Подняв голову, он посмотрел на равнодушно мерцавшие звезды, и по его телу прокатилась волна дрожи. Потом он сел и принялся думать.