Лили Брукс-Далтон - Полночное небо [litres]

Харпер и Тэл вернулись к обсуждению видеозаписи, по нескольку раз пересматривая каждый фрагмент, прежде чем перейти к следующему.

Салли застыла под куполом, словно беседуя с леденящей пустотой, в которую опять собиралась погрузиться, – такой пугающей, прекрасной и неведомой. Все было готово; Иванов дал добро как доктор, план действий надежно отпечатался на подкорке. Но какое-то новое, чуждое чувство не давало Салли покоя. Этот сон… Наверное, проснулся страх. Страх, прочно укоренившийся в той части ее «я», где не было места разумным доводам. Кто-то другой назвал бы это дурным предчувствием, но только не Салли. Списав все на обычное волнение, она отвернулась от космоса за стеклом и вновь погрузилась в предстоящие задачи.

Августин и Айрис добрались до небольшого лагеря у озера под вечер и зашли в первую же палатку, попавшуюся на пути, – скромное, но уютное убежище, которое спасло их от промозглой погоды. Несмотря на некоторую обветшалость, сильный запах плесени и скудное убранство, именно здесь Августин впервые за многие годы почувствовал себя как дома.

Внутри нашлись четыре раскладушки с холщовыми матрасами, керосиновая печка, газовая плитка и кое-какая мебель. Алюминиевые стержни, которые поддерживали виниловый полог, дугами изгибались над головой, будто ребра кита. Посреди помещения стоял маленький столик в окружении нескольких складных стульев, за ним – рабочий стол, заваленный синоптическими картами и тетрадями с метеоданными, небольшой генератор и несколько деревянных ящиков с книгами. В центре стола сгрудилось с десяток закопченных керосиновых ламп, а на фанерном полу пестрел калейдоскоп потертых ковров и ковриков. Небольшое помещение дышало уютом и человеческим теплом, чего так сильно не хватало в обсерватории Барбо. Место, несомненно, было обжитое. Люди готовили здесь обеды, читали книги, отдыхали.

Путники сбросили свою поклажу и внимательно осмотрели вещи, оставшиеся от предыдущих жильцов. Ящики были полны книг в мягких обложках; кроме множества любовных романов имелись детективы и два простеньких справочника по кулинарии. Матрасы на раскладушках лежали в защитных полиэтиленовых чехлах. Расстегнув один, Августин обнаружил там еще и несколько шерстяных одеял, смятую простыню и бесформенную подушку. Он вытащил простыню и расстелил на тонком матрасе, зафиксировав углы с помощью резинки. Взбил подушку. Развернул и аккуратно сложил одеяла, зажег на столе пару ламп. Потом распахнул входную дверь и подпер ее деревяшкой, чтобы впустить в помещение остатки вечернего света. Плесневелый дух запустения, царивший внутри, начал потихоньку выветриваться.

Айрис вышла прогуляться и села недалеко от кромки озера, рисуя на снегу восьмерки острым камнем. Августин нашел рядом удобный валун и тоже немного посидел на берегу, любуясь видом. На душе было хорошо. Путешествие себя оправдало. Они добрались. Да, назад им не вернуться – тем не менее, Августин чувствовал себя в безопасности. Он не видел вокруг следов поспешного бегства – ни зловеще пустого ангара, ни покинутой взлетной полосы, поэтому здешний лагерь представлялся скорее оазисом, нежели местом изгнания.

Солнце пропало из виду, захваченное в плен горами, что кольцом окружали озеро; краски неба постепенно сгущались до темной синевы. Путники молча слушали, как поскрипывает лед. Они никуда не спешили: впереди было много дней, чтобы исследовать окрестности. Где-то в горах завыл волк, еще один ответил ему с другого берега. Уже совсем стемнело; над головами пролетела полярная сова и спланировала на штырь антенны, откуда принялась с любопытством глядеть на незваных гостей. На небе проклюнулись первые звезды.

– Есть хочешь? – спросил Августин.

Айрис кивнула.

– Пойду что-нибудь состряпаю. – Он медленно, неуклюже встал с насиженного валуна.

Клонило в сон: наверняка на местной раскладушке не менее уютно, чем в гнездышке из спальных мешков в обсерватории, – и, уж конечно, намного удобнее, чем на мерзлой каменистой земле. Свет керосиновых ламп озарял помещение; отблески пламени плясали на стенах. Хорошо, что мы сюда добрались, подумал Августин. Он затопил керосиновую печку, оставив дверь открытой, чтобы Айрис могла прошмыгнуть внутрь, как только налюбуется первым в своей жизни водоемом, – оставалось только гадать, быстро ли ей надоест. Сам он не видел озер около года – с тех пор, как пролетал над фьордами, возвращаясь из последнего отпуска.

Близость озера вселяла надежду, что скоро в этих краях потеплеет. Закрыв глаза, Августин представил, как изменится пейзаж через месяц, когда разгорится полярный день, и журчащая весна наконец-то найдет сюда дорогу. Почва станет мягкой, и травы, полные жизненных соков, воспрянут из казавшихся бесплодными глубин. Лед начнет таять, превращая поверхность озера в жидкое зеркало. Эти мысли успокаивали. Возможно, пора перестать противопоставлять себя природе, подумал Августин. Хотя бы сейчас, хотя бы здесь.

С тех пор, как он остался один, с тех пор, как повстречал Айрис, он чувствовал такую привязанность к миру вокруг, какой не знал прежде. Когда-то движение небесных тел интересовало его больше, чем земля под ногами, – но те времена прошли. Вверх он уже нагляделся; теперь почва была ему милее, – как и мысли о том, что скоро она наполнится жизнью.

Когда печка начала прогревать помещение, Августин снял с себя верхнюю одежду. Он решил изучить содержимое тюков и ящиков возле газовой плитки и обнаружил огромные запасы съестного. В соседних палатках могло быть и того больше: зимы в этих краях были долгими, а поставки провизии – слишком редкими, чтобы полностью на них полагаться. Найдя сковородку с длинной ручкой – всю в пыли и липкую от жира, – Августин сполоснул ее в жестяном тазу. Воду он налил из большого изотермического бака, стоявшего в углу.

Августин поставил на горячую плитку влажную сковороду, которая тут же начала потрескивать и плеваться, и разогрел до золотистой корочки консервированный хаш из солонины. Разложил мясо по двум жестяным мискам и поджарил болтунью из яичного порошка. Среди запасов обнаружились большая банка растворимого кофе, сухое молоко и сгущенка. Настоящий клад, подумал Августин. Когда Айрис приступила к еде, он поставил нагреваться котелок с водой для кофе, а затем тоже сел за стол.

– Ну как, съедобно?

Девочка кивнула, за обе щеки уплетая жаркое.

Когда вода вскипела, Августин намешал себе кофе, подсластив его щедрой порцией сгущенки, и решил, что это самый чудесный напиток, который ему доводилось пробовать.

Поужинав, Августин и Айрис сложили миски одна в другую и немного посидели молча, наслаждаясь полутонами тишины под мерное гудение керосиновой печки. Помещение оставалось удивительно теплым, даже когда снаружи начало холодать. Августин сложил посуду в таз, где она осталась до утра. Сперва он подготовил постель для Айрис. Спать поодаль друг от друга было непривычно: в обсерватории они спали рядом, чтобы не замерзнуть. Айрис наблюдала, как Августин снимает полиэтиленовый чехол, вытряхивает оттуда простыню и стелет ее на матрас. Морозоустойчивые спальные мешки из обсерватории пригодились в качестве одеял.