Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

С горами заканчиваешь… и вот тут начинается. Точнее, тут даже тоже вроде ничего. Создаешь что-то вроде нанокрошечных песчинок, только посложнее. Программисты называют это «триггер»: простейшая программка, делающая какое-нибудь одно дело, направленная на одну функцию.

Никогда не увлекался программированием, но, говорят, что если бы триггеры не могли создавать сами себя, сложных программ никогда бы не было. Ну и у меня все примерно так же. Эти триггерчики движутся, движутся, пока что-то из них не замкнет. Бывает по разному — или они между собой столкнутся, или на горку налетят — но тут же они выдают, если уж сравнивать до конца с компьютерами, случайные наборы сигналов. Ясное дело, ничего эти наборы сделать не могут, так и плавают мертвым грузом. Но в один прекрасный миг, не без моей помощи, появляется такие цифры, которые отличаются от создавших их триггеров и могут создавать новых. Это… как его… Плохая у меня память на латинские слова. Назовем это «совершенствование».

Как только появляются первые такие штучки, дело идет гораздо быстрее. Им уже неважно, помогаю я или нет, они вроде как «сами разберутся». Я однажды провел опыт — действительно оставил их в покое. Они до того разобрались…

Ну, появляются триггеры, питающиеся светом из комнаты, потом те, кто едят тех, кто питается светом, и те, кто едят тех, и так далее. А потом — самое ужасное. В какой-то момент программы начинают думать! Вернее, сначала они думают, что думают, но это уже что-то. И одной из первых своих мыслей они обнаруживают меня! Не знаю, как у них выходит, уж сколько голову ломал. Главное, по ихнему получается, что они меня выдумали. Было бы смешно, если бы не было странно и неприятно. Меня — и выдумать. Дичь…

Потом все начинается по сценарию — полный содом. Первое деяние этих страшно усложнившихся деталек можно считать самым гениальным. Отныне усложнение только измельчает — почему-то они решили, что чем мельче кластеры в программе, тем лучше. В этом они недалеко ушли от безмозглого шарика. Они так до конца не понимают, что частей всегда одинаковое количество, и своим делением они делят не вместилища для информации, а саму информации, которая от такого обращения разлетается в клочья, превращаясь в цифровую бессмыслицу первых триггериных «детей».

Не так много времени проходит, и какому-то придурку приходит на ум, что меня нет. Раньше я от таких заявлений бесился — брал здоровый, относительно шарика, молоток и вгонял им метеорит между глаз, или сносил парочку городов, чтоб неповадно было. Но сейчас я понял две вещи: во-первых, на тупые сочетания цифр не обижаются, а во-вторых, конец света в миниатюре их ничему не учит. По их собственным словам, их может научить только нормальный, настоящий конец света… Бред наподобие «смерть рассудит». И убеждать я их пробовал — через «засланных казачков», с трудом составленных мной триггеров, которые все делают правильно, как надо… Я и сам не замечаю, как их кто-нибудь съедает, и следа не остается. Такое ощущение, что дотронешься до шарика пальцем — палец тоже съедят.

И вот, начинаются между ними дрязги. Они уничтожают друг друга сначала тысячами, потом миллионами и миллиардами — я забыл сказать, что они бесподобно быстро размножаются, — и все это время — усложняются и дробятся, усложняются и дробятся. В конце концов в разрезе такой программульчик выглядит как тригонометрическая каша, ночной кошмар математика. И в такую же кашу они превращают шарик, недавно так ярко и весело сверкавший, а теперь серый и угрюмый, как погасшее солнце. Через пару триллиардиков их жизней мне это надоедает, я возвожу очи кверху и картинно восклицаю: «Может, хватит?» Молчание. Не хватит. Рабочий день продолжается по расписанию.

Тут возникает какой-то теоретик, который, воспитанный поколениями и поколениями дурней, твердивших, что я — не более чем бабушкина сказка, высказывает желание отправиться за пределы комнаты. Насчет того, что там находится, у него, понятное дело, никаких идей нет, да и правда, какие у безмозглых триггеров идеи. Чаще всего для осуществления такого грандиозного проекта предлагают выплавить весь металл из шарика, чтобы было, где лететь, и переработать всю воду, чтобы было, на чем лететь. Бывали вариации, но это неважно. Важно то, что с третьей четвертой попытки такой план принимается — и осуществляется. Здоровенная махина с циферками на борту поднимается над шариком и отправляется в небытие. Что с ней дальше бывает, я проследить не могу. Самые удачливые, наверно, разбились об стену.

А на опустошенном полигоне остаются грустные теоретики. Взорвав парочку бомб, убив еще несколько миллиардов себе подобных и поняв, что ничего из этого хорошего не выйдет, они садятся и думают. И тут один умник поднимает виртуальный палец вверх и говорит, что теперь он сам будет делать триггеры, какие захочет. В первый раз, когда я такое услышал, меня это страшно разозлило, и жизнь мира на этом прервалась. Но нарушать генплан нельзя, и в другой раз я стерпел и досмотрел, чем все кончилось.

Триггеры действительно научились с легкостью исполнять то, что я делал с трудом, — моделировать самих себя. Отныне все цифры в них стали правильными и непогрешимыми, их не могла уничтожить окружающая среда и они сами, и ум теперь стал острей, и силы прибавилось. Тут и получилось, что на высшей ступени развития цивилизация программ вернулась в самое начало — они функционально стали такими, какими их сделал я — хаотично движущимися и конфликтующими. Только теперь они были в тысячи раз сильнее, а вмешиваться и помогать им выгрести я не собирался — всегда нутром чую, когда скоро домой идти, хоть и часы с собой не ношу. И один из подобных конфликтов — случайное столкновение нескольких частиц — поставил точку. Буквально за мгновение шарик чернеет, потом краснеет, покрывается трещинами и взрывается, обжигая не убранные вовремя пальцы и ослепляя меня, пялившегося на апокалипсис в микроскоп. Оглядываешься вокруг — мириады лампочек почти все погасли — столкнулись со стенами и исчезли. Центр тесной комнатки еле мерцает. Пора возвращаться.

Идешь обратно — уже не так темно. Не знаю, как объяснить, но от меня самого на обратном пути идет мягкий свет. Может, я что-то вроде фосфора, впитываю энергию, а потом выпускаю?.. Двери вокруг такие же закрытые и неприветливые. Однажды мне почудился из-за одной из них душераздирающий крик… нет, точно почудился. Если за работу он берется, то тут и триггер не проскочит.

Приходишь домой — светло, хорошо. Дом — как дворец. Повсюду светильники… Одним словом, обустроился, как худшие из программ — с помпой и без смысла. Ну, хотя бы удовольствие получить. Пару часов барахтаюсь в джакузи, поглощаю омаров под трюфельным соусом, редкие вина, диковинные коктейли, смотрю старые фильмы. Уставший, падаю на здоровую кровать под балдахином… И налетают думы. Вдруг все становится таким бестолковым, бессмысленным… Зачем я работаю? Где я вообще нахожусь? И кто я? Откуда я? Самое удивительное, что я на тот момент уже слишком умотанный, чтобы посмеяться над собой, сравнив с теми лилипутами: они рассуждают так же. Называют это «вечными вопросами», а их вечность пройдет, пока я моргну перед микроскопом.