Марко Клоос - Сроки службы [litres]

– Вообще-то, – говорит сержант Фэллон, – босс приказал мне никому не рассказывать эту историю, особенно младшему составу. Скажем так, он принял несколько очень плохих решений и должен быть счастлив, что до сих пор дышит.

Сержант Фэллон натягивает штанину пижамы обратно на металл своей новой ноги. Ни одного лишнего движения. Она всегда действует расторопно и эффективно. Я наблюдаю, как она складывает низ штанины ровно три раза и один раз одергивает получившийся сгиб, чтобы убрать морщинки.

«Как долго может человек искушать судьбу?» – думаю я. Она пережила тонну опасных миссий, получив по ходу дела Медаль Почета, и даже не подумала уходить из армии, хоть ей и предложили полную пенсию на блюдечке с голубой каемочкой. Ей отрезают половину ноги, а она пожимает плечами и через несколько недель возвращается в строй. Это ее работа, и она будет ее выполнять, пока ей не отстрелят что-нибудь такое, что медики не смогут заменить. Я знаю, что мы с майором Унвертом сделаны из разного теста, но и сержанта Фэллон делали из чего-то совсем другого.

– Мне не хочется бросать отряд, – говорю я.

Сержант Фэллон поднимает глаза и улыбается. Ее улыбки так редки, что на мгновение она кажется совсем другим человеком.

– Да ты не беспокойся, Грейсон, – говорит она. – Нам пришлют новых ребят из учебки. Если можешь взять армию за яйца и заставить дать то, что ты хочешь, не упускай возможность, потому что такое случается раз в сто лет. Обычно за яйца берут как раз тебя.

– Я просто не хочу, чтобы в отряде думали, будто я удрал, поджав хвост.

– Они так не подумают, – говорит сержант. – Я им расскажу, как все было.

Мы смотрим друг на друга через стол. Что-то странное случилось после пятницы. Она все еще мой сержант, а я – ее подчиненный, но наши отношения изменились. По званию и положению мы так же далеки, как это было до высадки в Детройте, но на каком-то уровне мы стали равными. В чем-то она кажется мне ближе, чем все остальные, даже Халли.

– Я буду скучать по ним, – говорю я. – И по Стрэттону. С ним было весело.

– Это верно, – сержант Фэллон снова улыбается. – Вечно трепал своим языком, потешался над всем и над всеми. Мне будет не хватать этого маленького засранца. Хороший был парень.

Какое-то время мы сидим в тишине. Сержант Фэллон изучает нетронутую чашку кофе, а я пялюсь на ровную пластиковую поверхность стола, где стоял бы мой кофе, если бы я его заказал.

Кконцу недели я вою от скуки. Мой мозг готов терпеть сетешоу лишь ограниченное время, прежде чем мне захочется воткнуть себе в ухо вилку. От безумия меня спасают только ежедневные разговоры с сержантом Фэллон да сообщения, которыми я обмениваюсь с Халли и друзьями по отряду. Я узнаю, что Халли блестяще справилась со своим первым полетом в правом кресле. Это место, где сидит командир экипажа, хотя на кораблях других классов расположение зеркальное. Видимо, она прирожденный пилот «Осы».

Еще я узнаю, что Стрэттона и Патерсона в эти выходные хоронят в их родных городах. Стрэттон был из СиТакВана, Сиэтла-Такомы-Ванкувера, а Патерсон вырос в каком-то городишке на Верхнем полуострове Мичигана. По традиции ТА почетный караул составляют сослуживцы погибшего солдата, а руководит похоронной группой командир отряда, но сержант Фэллон все еще на реабилитации, так что батальон пришлет взводного, лейтенанта Уивинга, чьи ранения были достаточно легки, чтобы с ними справился лазарет в Шугхарте. Бо́льшая часть отряда все еще на больничном, но все равно они решили лететь. Стрэттон был среди них моим лучшим другом, и я с радостью рассказал бы его родителям, как быстро мы сошлись с самого начала и как он помог мне не чувствовать себя чужим в отряде. Мне кажется, что-то такое я хотел бы узнать, если бы мой сын ушел служить в армию и два года спустя вернулся домой в гробу.

В пятницу, как раз перед обедом, дверь в мою палату снова распахивается и входит майор Унверт, одетый в безукоризненно выглаженную форму класса А.

– Вольно, – говорит он, войдя в комнату. Я достаточно поправился, чтобы отжиматься, но вытягивать перед ним руки по швам все равно не стал бы. Впрочем, он сказал это на автопилоте, и потому мы оба были избавлены от неловких мгновений.

Он подходит к моей кровати, держа фуражку под мышкой. Я смотрю на него и демонстративно выключаю ПП. Я как раз сочинял письмо Халли, и вторжение меня слегка раздражает, но моя судьба все еще в руках майора, так что к раздражению примешивается еще и беспокойство. Тем не менее я не собираюсь снова показывать этому козлу свою слабость, поэтому просто встречаю его неодобрительный взгляд с нейтральным (я надеюсь) выражением лица.

– Значит, так, – говорит он. – Я выбил для тебя перевод во флот.

У меня внутри все замирает от восторга, и очевидно, что я не могу спрятать внезапное облегчение, потому что майор Унверт мрачно усмехается:

– Однако есть условия, которые тебе не понравятся. Во-первых, обнулится счетчик времени твоей службы. Это значит, что ты придешь на флот как будто бы из учебки. Время твоей службы в Триста шестьдесят пятом не будет частью пятидесяти семи месяцев твоего контракта и не повлияет на продвижение в званиях.

Майор прав – это условие мне совсем не нравится, – но правила устанавливает он, и есть у меня ощущение, что здесь торговаться бессмысленно, если я хочу убраться из ТА в космос.

– К тому же ты будешь работать с нейронными сетями. Эта должность обозначена как срочная вакансия, так что, отучившись на техника, ты останешься на ней на весь первый период службы.

Я отыскиваю в памяти ребят, занимавшихся нейросетями в ТА, но все, что я помню, – это то, что работать придется в кресле перед административной консолью НС. Работа не самая увлекательная и сложная, но я уже знаю, что это мой единственный путь во флот, так что просто киваю.

– И наконец, – говорит майор Унверт, – ты отбываешь, как только тебя выпишут, прямо отсюда. Отправишься за назначением на флотскую подготовку в Великие озера, как рекрут, закончивший учебку. Пять недель подготовки, потом техшкола. Как только подпишешь бумаги, возврата в Шугхарт не будет.

Это условие проглотить куда сложнее, чем предыдущие два. Плевать, что я потеряю несколько месяцев службы, проведенных в батальоне, и я не против научиться сидеть в кресле перед компьютером до конца службы, но такое спешное и окончательное изгнание из отряда походит на еще один выстрел в живот. Видимо, скрыть огорчение мне тоже не удается, потому что майор Унверт хмурит брови:

– Уже поздно менять решение. Мне ради тебя пришлось дернуть за кучу ниточек. Не надейся, что я теперь пойду и переделаю все бумаги.

– Я подпишу все, что надо.

Майор Унверт кладет фуражку и кейс на мою постель, к дальней спинке, и извлекает из кейса опрятную пачку документов.