Сергей Сизарев - Претенденты [litres]

Удар об землю был ужасающим. Это было так называемое «торможение двигателем», потому что двигатель смяло первым, потом инерция жадно скомкала двести метров сварных конструкций, соединявших двигатель с жилым отсеком, и вот уже в посадочный кратер врезалось яйцо жилого отсека, ослабленное шрапнелью. Оно смялось и разошлось по швам. Раскрылось исковерканным лотосом, явив пылающему миру пестик цветка – изогнутый обломок осевой балки, к которой было прикреплено кресло пилота.

Фигура в скафандре, распятая на ремнях безопасности, пошевелилась. Щёлкнули пряжки – кнопки в подлокотниках ещё работали. Илья, весивший в семь раз больше привычного, рухнул к основанию «цветка». Тяжесть была необоримая. Полная гравитация – он не был к ней готов. Там, на дне, провалившись под мешки, в изломанной позе лежала Ламия, всё ещё держась за рюкзак. Отобрав его, Илья надел его на себя, потом вытащил из кармана шнур и накинул на грудь дракона петлю. Он не сможет её нести, но тащить попробует. Оглядевшись, Илья заметил, что в стенке отсека прошла трещина, через которую можно протиснуться. Обливаясь потом, он подтащил Ламию к пролому и нечеловеческим напряжением сил вытолкнул в кратер. Затем вылез сам. Она лежала на раскалённых обломках, огнестойкий шнур успел оплавиться. Вытягивая Ламию за собой, Илья начал восхождение из кратера. Полчаса спустя он был метрах в ста от места падения, но продолжал двигаться, стараясь убраться подальше. Через пять минут Илью сбило с ног ударной волной – с неба в посадочный кратер ударил луч лазера, испарив всё в радиусе пятидесяти метров.

Когда он очнулся, была ночь. Шнур был всё ещё в его руках. По нему он нашёл тело Ламии. Поставив фонарь на минимум света, покопался в рюкзаке. Там был медицинский пеногель. Им он запенил ей обрубок правой руки и левую глазницу, а также дырку на затылке. У неё были и мелкие раны – их он запенил через дырки в броне, всовывая в них гибкий носик баллона. Потом стал вводить стимуляторы. Через несколько минут дракон задышала. Он промыл ей правый глаз антисептиком – тот не пострадал, просто забился грязью. Сияли бриллианты на золотой радужке. Рептильный зрачок сфокусировался на Илье.

– Снимай скафандр, дурак, – прошептала Ламия. Мальчик повалился на неё и заплакал. Слёзы скапливались изнутри забрала, слизь в носоглотке мешала дышать.

– Ишь, навалился. Задушишь, – простонала дракон.

– Хоть забрало открой, – сказала она чуть погодя.

Мальчик включил громкую связь и сквозь всхлипы проговорил:

– Мне и так нормально!

– Ты там плачешь? – спросила дракон с тревогой. – Ты ранен?

– Цело ваше капиталовложение. Я просто… рад тебя видеть.

– Я тоже рада… – ответила Ламия, промаргиваясь единственным глазом. – Видеть.

Потом они поднялись. Поддерживая Ламию, Илья повёл её в лес, если он правильно опознал скопление биомассы в полукилометре от них. Стоило дойти туда затемно, чтобы не попасть на глаза орбитальным спутникам. В лесу Илья, по настоянию Ламии, всё-таки снял шлем. Они подкрепились тем, что нашлось в рюкзаке, и провалились в сон, в итоге проспав весь день. На закате Ламия выстругала дорожные посохи им обоим. Так началось их многодневное путешествие тропами ада.

– Где мы? – спросил Илья, пока они ковыляли по ночному лесу, ориентируясь лишь на систему спутникового позиционирования в голове дракона.

– Это место называется Херсонщина.

– Тут людям снятся плохие сны?

– Скорее всего. Сейчас это территория Хеленмара, – предупредила Ламия. – И нам тут не рады.

– Куда мы пойдём?

– В Крым. Неделя пути, если идти ночами. Днём нас легко заметить с воздуха.

– Как думаешь, тут ещё остались люди?

– Базовые? – уточнила Ламия. – Мало. Когда обломки Украины вошли в состав Хеленмара, драконы постепенно превратили местных в зверолюдей-прислужников – свиноморфов, волкоидов и прочих.

– Проклятые драконы, – с ненавистью проговорил Илья, но тут же добавил: – Я не имею в виду тебя. Ты не настоящий дракон.

– С чего ты взял? – вперила в него свой единственный глаз Ламия: – Самый настоящий. От создателя драконов – Хаяо Кодзимы.

– Не верю, – помотал головой Илья. – Ты отличаешься от всего, что я знаю о драконах.

– Я особенная, тут ты прав, – сказала Ламия, но не стала развивать тему.

Земной пейзаж удручал. Природа была изнасилована индустрией – они проходили мимо озёр химических отходов, свалок, заброшенных предприятий и остовов техники, в том числе военной.

Купольные агрокомплексы, огороженные и охраняемые, они обходили стороной, предпочитая добывать пищу вдали от поселений. Ламия сохранила свой кварк-глюонник. Стреляя в реку, они глушили рыб-мутантов – еда сомнительная, но сытная.

– Ты должна рассказать мне всё, – сказал Илья на привале. – Не хочу погибнуть, даже не понимая за что. Больше никаких секретов, ладно? Я вытащил тебя из корабля не для того, чтобы…

– А для чего? – спокойно спросила Ламия.

Мальчик запнулся:

– Прости, я не то говорю. Я вытащил тебя, потому что хотел спасти. Ты спасала меня всё это время. Это я в долгу, не ты. Имеешь право не рассказывать.

Дракон молча ела, но Илья заметил – после его слов что-то изменилось. Словно ему удалось преодолеть барьер.

– Кто устранил претендентов? – попытал он удачу.

– С трёх раз угадаешь? – недовольно отозвалась дракон.

– Постлюди?

– Надо же, угадал.

– Но вас много. Кто именно? Хеленмарская верхушка?

Ламия кивнула.

– Почему?

– Дурацкий вопрос, – Ламия закончила с едой и запила из фляжки.

– Я не понимаю, зачем им это.

– Скажи, кто такие постлюди? – спросила Ламия.

– Ты сама постчеловек.

– Дай определение.

– Хорошо, – согласился Илья. – Постлюди, это такие… люди, которые решили воспользоваться достижениями прогресса, чтобы улучшить свою человеческую природу через вмешательство в геном и вживление электроники. Как результат – бессмертие, вечная молодость, сверхинтеллект, острые чувства, быстрые рефлексы…

– Отлично, – похвалила дракон. – А теперь скажи, в чём различие между постчеловеком и постгуманистом?

– Одно и тоже.

– Вот и нет. Постчеловек – это телесная форма. Я постчеловек. А постгуманист – это система взглядов. Не обязательно быть постчеловеком, чтобы её придерживаться. Многие полагают, что постгуманизм – это улучшение себя. Индивидуальная эволюция. Так вот – ничего подобного. Постгуманизм появился задолго до того, как люди смогли изменять себя телесно. Тогда он назывался трансгуманизмом и означал процесс перехода от человека к постчеловеку… Какой главный постулат постгуманизма?

– Себя надо улучшать?

– Почти. Главный постулат: человек изначально плохой, – поправила Ламия. – Никудышный. Быть человеком – плохо. Надо это исправить. Улучшить себя как-то. Но главное – любыми средствами перестать быть человеком. Главный двигатель постгуманизма – это неприятие своей человеческой природы, а вовсе не стремление стать лучше. Ещё не было вживляемой электроники и генной инженерии, а трансгуманисты успешно расчеловечивались сами и старались расчеловечить других. И я говорю не о тоннелях в ушах, раздвоенном языке и шипах на коже.…